Виды международных договоров в контексте ст. 7 Гражданского кодекса РФ
По своему содержанию, как и многие законы, международные договоры РФ содержат различные нормы. Подобно внутреннему законодателю, государства при разработке международного договора не задумываются над тем, к какой отрасли внутреннего права могут быть отнесены по своему характеру нормы договора, поскольку их интересует лишь содержательная сторона отношений.
Поэтому одни международные договоры РФ специально направлены на регулирование гражданских отношений (чаще принято говорить об отношениях гражданско-правового характера или коммерческих отношениях), в то время как другие имеют комплексный характер, в том смысле, что часть норм договора можно определенно отнести к нормам, направленным на регулирование гражданских отношений (или иначе способных их регулировать), а часть норм - на регулирование иных отношений. Очевидно, что ст. 7 ГК РФ имеет в виду и те и другие.К договорам, которые преимущественно направлены на регулирование гражданских отношений (в том числе и главным образом на регулирование внешнеэкономических сделок), относятся прежде всего те, которые регулируют отношения, осложненные иностранным элементом. Данные отношения являются предметом международного частного права. В литературе указывается на возрастающее значение международного договора как источника международного частного права <1>. По мнению М.М. Богуславского, "нормы, сформулированные первоначально в международном договоре, применяются в этих отношениях чаще, чем нормы внутреннего законодательства" <2>. Прежде всего речь идет о международных договорах, содержащих единообразные материально-правовые нормы. К таковым, например, относятся Венская конвенция 1980 г., Варшавская конвенция 1929 г., другие транспортные договоры и конвенции, соглашения и договоры в области охраны интеллектуальной собственности и др. Во всех указанных случаях государства "создают нормы, призванные регулировать отношения между субъектами права этих государств" <3>, что "позволяет в большей степени, чем при использовании коллизионного метода, избегать односторонности при создании правового регулирования" <4>.
<1> См.: Минаков А.И.
Международный договор как источник международного частного права (вопросы теории) // СЕМП. 1986. С. 229; МЧП. Современные проблемы / Отв. ред. М.М. Богуславский. М., 1994. С. 212 (автор главы - М.М. Богуславский).<2> Богуславский М.М. Международное частное право: Учебник. С. 48.
<3> Там же. С. 81; Лунц Л.А. Курс международного частного права. Общая часть. С. 81.
<4> Богуславский М.М. Международное частное право: Учебник. С. 81.
Наличие международных конвенций, как правило, исключает необходимость применения национального законодательства, снимает с повестки дня коллизионный вопрос. Поэтому другую группу международных договоров составляют те, которые содержат комплекс единообразных коллизионных норм, указывающих на право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям, например Минская конвенция 1993 г. или Конвенция, направленная на разрешение коллизий законов о переводных и простых векселях, 1930 г. <1>, которая унифицировала коллизионные нормы государств-участников в отношении векселей.
<1> Вестник ВАС РФ. 1995. N 1.
Многие конвенции, однако, содержат как материально-правовые, так и коллизионные нормы. Так, Общие условия поставок СЭВ 1968/1988 г. содержат комплекс материально-правовых норм, а также унифицированную коллизионную норму о применении к отношениям сторон материального права продавца по тем вопросам, которые не урегулированы или не полностью урегулированы контрактом поставки или Общими условиями (§ 122).
Важное значение для применения международных договоров РФ имеет вопрос об их юридической силе в сравнении с нормативными актами РФ. Поводом для таких суждений являются положения законодательства РФ, которые позволяют вести речь о таком соотношении в зависимости от вида договора (межгосударственный, межправительственный, межведомственный), а также от способа выражения согласия со стороны Российской Федерации на обязательность для нее международного договора.
Так, использование систематического способа толкования формулировок ч.
4 ст. 15 Конституции РФ и пп. "а" п. 1 ст. 15 ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" позволяет прийти к выводу, что правило о приоритете норм международных договоров над нормами законов РФ имеет в виду только ратифицированные и официально опубликованные международные договоры РФ.Иной, как нам представляется, вполне разумной позиции придерживается Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 31 октября 1995 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" <1>: "суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, РЕШЕНИЕ О СОГЛАСИИ НА ОБЯЗАТЕЛЬНОСТЬ КОТОРОГО ДЛЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ВЫРАЖЕНО В ФОРМЕ ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА (выделено мной. - В.К.), установлены иные правила, чем предусмотрены законом. В этих случаях применяются правила международного договора Российской Федерации" (п. 5). В дальнейшем в Постановлении от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" <2> Пленум Верховного Суда РФ установил (п. 8): "Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор (часть 4 статьи 15, статьи 90, 113 Конституции Российской Федерации)".
<1> Бюллетень ВС РФ. 1996. N 1.
<2> Бюллетень ВС РФ. 2003. N 12.
Таким образом, нет оснований не распространять правило о приоритетном применении норм международных договоров РФ к гражданским и иным внутригосударственным отношениям лишь на том основании, что согласие выражено в иной, чем ратификация, форме.
Ключевое значение имеет то, что это согласие дано именно в форме федерального закона: в соответствии с пп.
"а" п. 1 ст. 20, пп. "а" п. 1 ст. 21 ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" согласие на обязательность для Российской Федерации международных договоров, подлежащих в соответствии с п. 1 ст. 15 Закона ратификации, может производиться и в форме федерального закона об утверждении, принятии или присоединении.Правило о приоритетном применении норм международных договоров РФ закреплено также в абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ, согласно которому, "если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены гражданским законодательством, применяются правила международного договора". При этом, как отмечает О.Н. Садиков, термин "гражданское законодательство" необходимо понимать расширительно: не только ГК РФ и иные федеральные законы (п. 2 ст. 3 ГК РФ), но и все другие правовые акты, содержащие нормы гражданского права (п. п. 3 - 7 ст. 3 ГК РФ) <1>.
<1> См.: Комментарий к части первой ГК РФ / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 24.
Более сложным является вопрос о соотношении юридической силы международных договоров РФ, не обладающих приоритетом над федеральным законом (т.е. согласие на обязательность которых со стороны России принято не в форме федерального закона), и "иных правовых актов" (указов Президента РФ, постановлений Правительства РФ), а также актов федеральных органов исполнительной власти (п. п. 3 - 7 ст. 3 ГК РФ). Воспользовавшись некоторыми выводами С.Ю. Марочкина <1>, можно обозначить следующую картину соотношения юридической силы вышеуказанных актов:
<1> См.: Марочкин С.Ю. Соотношение юридической силы норм международного и внутригосударственного права в правовой системе Российской Федерации // Российский юридический журнал. 1997. N 4. С. 51 - 52.
международные договоры РФ, решение о согласии на обязательность которых выражено Правительством РФ (пп. "б", "в" п. 1 ст. 20, пп. "б", "в" п. 1 ст. 21 ФЗ "О международных договорах Российской Федерации") обладают преимуществом перед иными правовыми актами, а также актами федеральных органов исполнительной власти (п.
п. 3 - 7 ст. 3 ГК РФ). Соответственно, такие договоры могут применяться к регулируемым гражданским законодательством отношениям в той части, в которой они не противоречат федеральному закону;межведомственные международные договоры РФ, регламентирующие гражданские отношения, обладают приоритетом лишь в отношении актов соответствующего ведомства <1>.
Практика зачастую свидетельствует об обратном. Так, И.И. Лукашук приводит пример, когда постановление Правительства РФ имело приоритет над соглашением межведомственного характера <2>. Межведомственные соглашения распространены в транспортном праве, в области интеллектуальной собственности, стандартизации продукции и услуг. Как отмечается в литературе, "любой международный договор, независимо от того, каким органом государства он подписан, обязывает государство в целом, а не его отдельный орган" <3>.
<1> См.: Комментарий к Федеральному закону "О международных договорах Российской Федерации". М., 1996. С. 18 (автор комментария - И.И. Лукашук).
<2> Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. С. 45.
<3> Шатров В.П. Международное экономическое право: Учеб. пособие. М., 1990. С. 38.
Определяющим моментом для квалификации межведомственных соглашений в качестве международных договоров является официальный статус соответствующих ведомств как органов управления государства. Такие соглашения необходимо отличать от тех, которые заключаются между организациями, не обладающими статусом ведомственных, т.е. не наделенных определенными ведомственными (властными) полномочиями и не выступающих как органы государственного управления.
И.И. Лукашук отмечает, что многие "вопросы международного значения регулируются соглашениями с участием неправительственных организаций, и иногда такие соглашения по своей роли и характеру стоят весьма близко к международным договорам". По мнению автора, такие "полуофициальные межгосударственные соглашения", если они утверждены Правительством, фактически и юридически носят характер международного соглашения <1>.
<1> Лукашук И.И.
Международное экономическое право договорам // Сов. гос. и право. 1960. N 12. С. 91 - 92.О.Н. Садиков, присоединяясь к указанной точке зрения И.И. Лукашука, утверждает, что "в качестве своеобразных международных соглашений должны... рассматриваться и некоторые соглашения авиакомпаний". В качестве обоснования автор приводит пример подписанного авиакомпаниями Монреальского протокола 1966 г. <1>, повышающего установленные Варшавской конвенцией 1929 г. пределы ответственности перевозчика. Данный Протокол был выработан в рамках ИКАО - международной организации гражданской авиации и получил санкцию со стороны компетентных государственных органов <2>.
<1> См.: Agreement Relating to Liability Limitations of the Warsaw Convention and the Hague Protocol, CAB Order No. 18900 of 13 May 1966 (Montreal Agreement 1966) // http://www.aviation.go.th/airtrans/airlaw/LiabilityLimitation.html.
<2> См.: Садиков О.Н. Правовое регулирование международных перевозок. С. 42.
Однако, несмотря на то, что "Монреальское соглашение получило признание" <1> и широко применяется отечественными воздушными перевозчиками, формально оно не является международным договором, так как участниками протокола являются авиакомпании, которые субъектами международного договора быть не могут. Данный протокол следует рассматривать как соглашение, носящее частноправовой характер (внешнеэкономический контракт), содержанием которого является обязанность соответствующей авиакомпании внести в свои правила перевозки определенные положения (в частности, увеличить предельный размер ответственности перевозчика до 75 тыс. долл.).
<1> Там же. С. 180.
В оценке соглашений межведомственного характера встречается также более радикальный подход. Так, по мнению И.И. Лукашука, "соглашения межведомственного характера вообще не подпадают под действие ст. 15 Конституции РФ и ст. 5 Закона "О международных договорах РФ". Они пользуются приоритетом лишь в отношении актов соответствующего ведомства". Автор особо подчеркивает "издавна признанное в международном праве правило, согласно которому, будучи международным договором, соглашение между ведомствами разных государств не может непосредственно создавать прав и обязательств для частных лиц". Это правило, по мнению автора, было подтверждено Постоянной палатой международного правосудия еще в 1928 г. <1>.
<1> Консультативное заключение о юрисдикции судов г. Данцига // Permanent Court of International Justice. Ser. B. T. 15 (1928). P. 3 (см. прим. в: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. С. 45).
Неясным остается вопрос о возможности межведомственных соглашений регулировать отношения, выходящие за пределы, обозначенные в п. 7 ст. 3 ГК РФ: министерства и иные федеральные органы исполнительной власти могут издавать акты, содержащие нормы гражданского права, в случаях и в пределах, предусмотренных ГК РФ, другими законами и иными правовыми актами. Например, возможна ситуация, когда ведомство заключает международное соглашение по вопросам, которые не входят в его компетенцию согласно п. 7 ст. 3 ГК РФ.
Вопрос об оценке межведомственных соглашений, их соотношении с нормами других международных договоров неоднократно возникал в отечественной судебной практике применительно к международным железнодорожным перевозкам.
Наиболее часто в судах ставился вопрос о возможности приоритетного (перед положениями российского права) применения к исчислению размера оплаты за перевозку Тарифной политики железных дорог государств - участников СНГ на перевозки грузов в международном сообщении на 2001-й фрахтовый год от 15 ноября 2000 г., действующей в рамках Тарифного соглашения железнодорожных администраций (железных дорог) государств - участников СНГ от 17 февраля 1993 г. (в ред. от 1 января 2001 г.). По данному вопросу практика арбитражных судов непоследовательна: одни арбитражные суды признавали за указанным актом приоритетный характер, другие нет. На это обстоятельство справедливо обращается внимание в литературе <1>.
<1> См.: Голубева Т.Б. О расчетах за перевозки грузов в международном сообщении // Транспортное право. 2001. N 1.
Так, в деле, рассмотренном арбитражным судом в 1998 г. <1>, суд отметил: "Поскольку Республика Узбекистан и Российская Федерация являются участниками СМГС, подлежат применению нормы международного соглашения, имеющие приоритет над внутренним законодательством (ст. 7 ГК РФ). Ссылку истца на документы Совета по железнодорожному транспорту государств - участников Содружества Независимых Государств, как на подлежащие применению к данным отношениям, нельзя признать правомерной, поскольку все эти документы носят рекомендательный характер и не могут иметь приоритета над международным договором".
<1> См.: Постановление ФАС МО от 6 июля 1998 г. по делу N КГ-А40/1338-98. См. также: Постановление ФАС УО от 17 февраля 2003 г. по делу N Ф09-208/03-ГК, в котором суд пришел к аналогичному выводу.
В другом деле <1> суд постановил, что ставки тарифа, предусмотренные тарифной политикой, применяться не могут, "поскольку указанный акт носит межведомственный характер" и "для придания ему силы международного договора, в соответствии с п. 1 "а" ст. 15 ФЗ "О международных договорах РФ", он подлежит ратификации. Так как этого сделано не было, провозная плата должна исчисляться в силу ст. 7 ТУЖД, ст. 790 ГК РФ по внутреннему тарифу, установленному Прейскурантом N 10-01".
<1> См.: Постановление ФАС УО от 6 февраля 2001 г. по делу N Ф09-40/01-ГК. Схожая аргументация содержится также в Постановлении ФАС СКО от 14 ноября 2001 г. по делу N Ф08- 3720/2001.
Однако в других решениях арбитражных судов содержится совсем иная характеристика тарифной политики стран СНГ 1993 г.
Так, в деле, рассмотренном арбитражным судом в 1999 г. <1>, российское АО предъявило иск к железной дороге о взыскании излишне перечисленной провозной платы и процентов за пользование чужими денежными средствами по ст. 395 ГК РФ в связи с тем, что истец за оказанные ответчиком услуги по перевозке грузов из России на Украину произвел оплату по ставкам тарифной политики Российских железных дорог на перевозки грузов в международном сообщении на 1999 фрахтовый год, тогда как перемещение груза имело место на территории РФ и следовало применять Прейскурант, утвержденный Постановлением Государственного комитета СССР в 1989 г. Суд отметил, что в настоящее время грузовые перевозки в страны СНГ регулируются СМГС, на основании которого принята тарифная политика железных дорог - участников СНГ. "Протокол о тарифной политике государств - участников СНГ является международным договором; в соответствии со ст. 15 ФЗ "О международных договорах РФ" не подлежит ратификации и действует в РФ непосредственно после подписания и официального опубликования".
<1> См.: Постановление ФАС ПО от 27 сентября 1999 г. по делу N А12-3779/99-с19. Схожие аргументы содержатся в Постановлении ФАС ЦО от 9 февраля 2001 г. по делу N А14-7013- 99/244/18.
Не вмешиваясь в содержательную часть дискуссии о правовой природе Тарифного соглашения и тарифной политики СНГ, следует согласиться с выводом Т.Б. Голубевой о том, что неприменение данных актов в приоритетном порядке является заблуждением российских судов <1>. Однако с учетом имеющихся в настоящее время расхождений в оценке судами межведомственных соглашений есть настоятельная необходимость в разъяснении высшими судебными инстанциями вопроса о квалификации наиболее часто применяемых межведомственных соглашений, их соотношении как с актами внутреннего российского законодательства, так и с положениями других международных договоров. Такое разъяснение может быть дано либо в форме постановления Пленума ВАС РФ, либо в виде информационного письма ВАС РФ.
<1> См.: Голубева Т.Б. Указ. соч. В своей статье автор приводит убедительную аргументацию своей позиции.
В заключение следует отметить, что правила о соотношении международных договоров и российских нормативных актов не всегда выдерживаются на практике. Например, присоединение России к Бернской, Всемирной и Римской конвенциям, регулирующим отношения интеллектуальной собственности, было оформлено постановлениями Правительства <1>, однако не возникает сомнений, что указанные конвенции обладают приоритетом не только над актами Правительства и нижестоящих органов, но также над федеральными законами.
<1> См.: Постановление Правительства РФ от 3 ноября 1994 г. N 1224 "О присоединении Российской Федерации к Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений в редакции 1971 года, Всемирной конвенции об авторском праве в редакции 1971 года и дополнительным Протоколам 1 и 2, Конвенции 1971 года об охране интересов производителей фонограмм от незаконного воспроизводства их фонограмм" // СЗ РФ. 1994. N 29. Ст. 3046; Постановление Правительства РФ от 20 декабря 2002 г. N 908 "О присоединении Российской Федерации к Международной конвенции об охране прав исполнителей, изготовителей фонограмм и вещательных организаций" // СЗ РФ. 2002. N 52 (ч. 2). Ст. 5217.
Похожая ситуация существует в отношении СМГС - соглашения, заключенного государствами на уровне транспортных ведомств и, следовательно, не имеющего приоритета над российскими законами. Вместе с тем практика признает за СМГС приоритетный характер, в том числе перед положениями ГК РФ и УЖТ РФ. В данном случае следует учитывать то обстоятельство, что СМГС заключено в 1950 г., т.е. задолго до принятия новейшего российского законодательства, определившего место международных договоров в правовой системе страны. В противном случае логически и юридически не удается найти основания для их приоритетного применения, а попытки российских судов в этом направлении выглядят неубедительными.
Так, в одном из дел <1> государственный арбитражный суд РФ рассматривал спор по иску российского ООО к российской железной дороге о взыскании стоимости утраченного при перевозке груза. Решением суда первой инстанции в иске истцу было отказано в связи с пропуском истцом 9-месячного срока исковой давности, установленного ст. 31 СМГС. В кассационной жалобе истец просил решение отменить, поскольку, по мнению заявителя, суд неправомерно применил СМГС к спорным правоотношениям. При рассмотрении иска подлежали применению нормы национального права, в соответствии с которыми исковые требования заявлены в пределах срока исковой давности и подлежали рассмотрению по существу. Ответчик просил оставить решение суда без изменения, ссылаясь на то, что перевозка осуществлялась в международном грузовом сообщении из Молдавии в Россию на условиях СМГС, о чем свидетельствуют накладные международного образца.
<1> См.: Постановление ФАС СКО от 16 мая 2005 г. по делу N Ф08-1529/2005.
Кассационная инстанция подтвердила решение суда первой инстанции, признав вывод нижестоящего суда о пропуске истцом срока исковой давности обоснованным. При этом в постановлении содержались следующие аргументы. В соответствии с п. 2 ст. 3 ФЗ "О международных договорах Российской Федерации" СМГС является международным договором межведомственного характера, поскольку заключено между министерствами стран, указанных в СМГС. В соответствии с п. 2 ст. 7 ГК РФ и п. 2 ст. 5 указанного Закона, если международным договором установлены правила, отличающиеся от установленных норм национального законодательства, то применяются правила международного договора. СМГС устанавливается прямое международное железнодорожное сообщение для перевозок грузов между железными дорогами, перечисленными в ст. 1 Соглашения. Данный нормативный акт применяется ко всем перевозкам грузов в прямом международном железнодорожном сообщении между станциями, которые открыты для грузовых операций во внутренних сообщениях стран - участниц СМГС, по накладным СМГС и только по сети железных дорог - участниц Соглашения. Названный документ имеет обязательную силу для железных дорог, отправителей и получателей грузов. Согласно § 1 ст. 31 СМГС претензии и иски отправителя или получателя к железным дорогам по договору перевозки, а также требования и иски железных дорог к отправителям или получателям об уплате провозных платежей, штрафов и о возмещении ущерба могут быть заявлены в течение 9 месяцев. Поскольку истцом пропущен 9-месячный срок исковой давности, установленный ст. 31 СМГС, суд первой инстанции обоснованно отказал в иске.
В изложенном решении суд не учел то обстоятельство, что согласно российскому законодательству приоритет в отношении законов России имеют лишь правила тех международных договоров РФ, согласие на обязательность которых было принято в форме федерального закона. Согласие же на обязательность СМГС было дано на уровне министерства.
Международные соглашения субъектов РФ ("соглашения об осуществлении международных и внешнеэкономических связей субъектов РФ") в соответствии со ст. 7 ФЗ от 4 января 1999 г. N 4- ФЗ "О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации" <1> не являются международными договорами. Позиция законодателя непоследовательна: не признавая соглашения субъектов Федерации международными договорами, он не определяет их правовую природу.
<1> СЗ РФ. 1999. N 2. Ст. 231.
Как отмечает В.Я. Суворова, "категоричность отказа признать соглашения субъектов РФ об осуществлении международных и внешнеэкономических связей международными договорами вызывает сомнения. Если связи международные, то почему нельзя относить к таковым соглашения (т.е. договоры) об их осуществлении?" <1>. С точки зрения автора, в соглашениях субъектов РФ с иностранными партнерами "иностранный (международный) элемент... не "просматривается". "Международные договоры субъектов РФ, как правило, представляют собой международные договоры публичного характера" <2>.
<1> Суворова В.Я. Федеральный закон о координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации // Российский юридический журнал.1999.N 3.
<2> Там же. С. 36.
Имеется также иная точка зрения. Так, по мнению Х.Р. Шамсиева, "субъекты федерации... не могут идентифицироваться как суверены, и поэтому их соглашения нельзя считать априори международными договорами", из чего следует, что "их соглашения могут быть рассмотрены как внешнеэкономические сделки, стороны которых могут выбрать применимое к этим сделкам право" <1>. Такого же мнения, очевидно, придерживается И.О. Хлестова, которая прямо называет такие договоры "внешнеэкономическими договорами" <2>.
<1> Шамсиев Х.Р. Вопросы международного частного права в практике урегулирования внешнего государственного долга в отношениях между странами СНГ // МЧП: современная практика: Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. М., 2000. С. 127.
<2> См.: Хлестова И.О. Российское законодательство об иммунитете иностранного государства: тенденции развития // Журнал российского права. 2004. N 7.
Все вышеперечисленные международные договоры (соглашения) и акты гражданского законодательства "не выстраиваются в один иерархический ряд соподчинения внутригосударственных нормативных актов, вопрос соотношения их юридической силы регулируется... не правилами коллизии для норм и актов одного уровня и одной правовой системы, а принципом соотношения международного и российского права" <1>.
<1> Марочкин С.Ю. Соотношение юридической силы норм международного и внутригосударственного права. С. 50; Он же. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. Тюмень, 1998. С. 46, 67.
Следует оговориться, что построение схем соотношения юридической силы международных договоров РФ и внутренних нормативных актов, основанное на законодательстве РФ, не должно влиять на действие принципа pacta sunt servanda и договор должен выполняться в соответствии с содержащимися в нем положениями. В ситуациях противоречий проблема соотношения договора и внутреннего нормативного акта должна решаться в пользу акта, имеющего более высокую юридическую силу. Однако, если таким актом окажется внутренний российский акт, необходимо принятие мер по приостановлению или денонсации международного соглашения либо отмене (приостановлению) действия российского акта или внесения в него изменений.
Необходимо также отметить, что в России принимаются нормативные акты, которые направлены на регулирование международных частноправовых отношений, т.е. тех же отношений, которые урегулированы международными договорами. По отношению к актам общегражданского законодательства такие акты принято характеризовать как специальные (lex specialis). Однако и такие специальные акты в силу общего принципа (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ст. 7 ГК РФ) уступают перед положениями соответствующих международных договоров. К таковым, в частности, относятся Правила международных воздушных перевозок пассажиров, багажа и грузов 1986 г. <1>. Правила 1986 г. в основном соответствуют положениям Варшавской конвенции 1929 г., измененной Гаагским протоколом 1955 г., однако по ряду моментов вводят дополнительные постановления или содержат более подробное регулирование (например, положения о бронировании тоннажа, приеме груза к перевозке и его выдачи, перевозке трансфертного груза и др.). Правила 1986 г. должны применяться субсидиарно по отношению к Варшавской конвенции.
<1> Утв. Приказом министра гражданской авиации СССР от 3 января 1986 г. N 1/И // Воздушный транспорт. М., 1986.
В области международных автомобильных перевозок продолжают сохранять свое нормативное значение Основные условия осуществления международных перевозок грузов советским автомобильным транспортом 1969 г. <1>. Положения Основных условий юридически сохраняют силу, но поскольку они претендуют на регулирование тех же отношений, что и ЦМР 1956 г., то должны применяться в части, не противоречащей правилам последней. Встречающееся в литературе утверждение о том, что в случае, если перевозчиком является российский субъект, то императивно применяются Основные условия, а ЦМР 1956 г. субсидиарно, - не соответствует ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и п. 2 ст. 7 ГК РФ.
<1> Утв. Приказом Министерства автомобильного транспорта РСФСР от 5 сентября 1969 г. // Закон. 1997. N 7.
Так, в одном из дел, рассмотренных государственным арбитражным судом <1>, во время перевозки груза, которая регулировалась ЦМР 1956 г., груз был утрачен. Ответственный за организацию перевозки экспедитор признал факт утраты контейнера и согласился нести ответственность, предусмотренную договором транспортной экспедиции, а также п. 2 ст. 6 ФЗ "О транспортно-экспедиционной деятельности" от 30 июня 2003 г., нормами гл. 40 ГК РФ, а также положениями ЦМР 1956 г., в размере стоимости утраченного груза, указанной в ГТД. Между тем клиент посчитал названную сумму недостаточной для возмещения ущерба, поскольку в заключенном им с другим российским ООО (ООО "Водолей+") договоре купли-продажи ввезенного товара стоимость товара определена сторонами этого договора в большей сумме. В связи с разногласиями при определении размера причиненного ущерба клиент обратился с иском в арбитражный суд. Удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции применил ст. 7 указанного Закона, согласно которой экспедитор несет ответственность перед клиентом в виде возмещения реального ущерба за утрату груза, принятого к перевозке без объявления ценности, в размере действительной (документально подтвержденной) стоимости груза. Поскольку ценность груза в международной товарно-транспортной накладной (CMR) не указана, суд сделал вывод о том, что в соответствии с п. 28 Основных условий осуществления международных перевозок грузов советским автомобильным транспортом она (ценность груза) определяется на основании контракта с российским ООО "Водолей+". Однако кассационная инстанция принятые по делу судебные акты отменила, поскольку ст. 23 ЦМР 1956 г. предусмотрены иные порядок и размер исчисления и возмещения стоимости утраченного при перевозке груза, чем это установлено ст. 796 ГК РФ.
<1> См.: Постановление ФАС СЗО от 9 февраля 2006 г. по делу N А56-18062/2005.