v. Арианские споры после Никейского Собора(2)
Литература: Каргашев;Chadwlck; MeyendorffJ. The Council of 381 and
the Primacy of Constantmople//Catholicity and the Church. N.V. 19S3;
Meyendorff, The Ortodox Church,-Мейендорф, введение; Шмеман, Исторический путь; Vasiliev; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Previte-Orton; Jones; Болотов; Quasten; Флоровский, Восточные отцы.
1.
Последняя, окончательная стадия арианских споров отмечена появлением новых людей и новых проблем.
Св.
Афанасий скончался в 373 г. Скорее всего, он пережил всех участников Никейского Собора. В последние 15 лет его жизни его роль переменилась — он был уже не прежним непримиримым борцом, но мудрым старцем, пользующимся всемирным уважением и почитанием. Новое поколение богословов обращалось к нему за советом, и хотя его словарь принадлежал уже прошлому, его ответы пользовались непререкаемым авторитетом.Юлиан амнистировал всех сосланных. Он рассчитывал, что христиане окончательно перегрызутся между собой и уничтожат друг друга. Но вышло иначе: освободившись от давления арианствующей императорской власти, Церковь стала стремительно выздоравливать.
Свт. Афанасий вернулся из ссылки в феврале 362 г. и был торжественно встречен как христианами, так и язычниками, за несколько месяцев до этого растерзавшими его преемника — арианина Георгия Каппадокийца. Правда, из-за гонений Юлиана Афанасий вскоре вынужден был опять скрыться, но на сей раз ненадолго.
Аномеи (т. е. неподобники — крайние ариане) также возвратились, и Аэтий — старый друг Юлиана — был даже поставлен в епископы. Юлиан наградил его богатым поместьем.
Вернувшиеся из ссылки старые омиусиане во главе с Василием Анкирским и Георгием Лаодикийским продолжили уточнение своих позиций. В частности, впервые они попытались выразить разницу между усией и ипостасью: «Ипостась — это существенные и реально сущие свойства Лиц».
Чуть позднее этой наработкой воспользуются великие каппадокийцы, использовавшие термин «ипостась» для определения самих Лиц.Св. Афанасий созвал в 362 г. в Александрии собор, на котором был закреплен союз с омиусианами. Никейский символ был подтвержден, но к нему прилагалось антимодалистское толкование.
Император Иовиан, сменивший Юлиана, процарствовал всего несколько месяцев. Его сменил военачальник Валентиниан, вновь разделивший Империю на две части и назначивший августом на Восток своего брата Валента.
Валентиниан был очень терпимым человеком. Он восстановил полную свободу всех культов. Известен его ответ на просьбу епископов созвать собор: «Я мирянин и считаю неприличным вмешиваться в это дело. Пусть иерархи съезжаются и решают как хотят». Запад сразу же вернулся к исконному принятию никейского символа. Все время правления Валентиниана I в западной половине Империи государство соблюдало религиозный нейтралитет. Единственный запрет на деятельность религиозных групп существовал в отношении манихеев (Валентиниан боялся черной магии и подозревал манихеев в связях с ней), но и этот запрет не вводился в жизнь.
На Востоке правил Валент (364-378). Его жена была арианкой, так что он покровительствовал «омиям» (т. е. «подобникам»), придерживаясь, как он считал, «золотой середины». Вначале он проявлял достаточную терпимость, но впоследствии периодически начинал гонения против всех, кто отказывался вступить в общение с Евдоксием, а затем с Демофилом — арианскими епископами Константинопольскими. Однако победа никейского богословия делалась все более очевидной.
Возникло новое движение «пневматомахов» (или «духоборцев»), признававших божество Сына, но отрицавших божество Духа. Они назывались также «Македонианами», по имени Македония, епископа константинопольского, которому приписывалось создание этого учения. Оно опиралось на Никейский Символ, в котором просто говорилось: «...и в Святого Духа» — без дальнейших пояснений. Эта группа вышла из среды «омиусиан» и, таким образом, ускорила осознание ими недостаточности своей формулы и заставила их примкнуть к никейскому богословию.
Историки называют этих бывших «омиусиан» «новоникейцами». Их главной задачей стало выкристаллизовать различие между «усией» и «ипостасью».Всю сложность положения показал антиохийский раскол. К лету 362 г. в Антиохии оказалось три соперничающих епископа. Во-первых, маленькую группу никейцев, верных памяти сосланного Евстафия (председ. на 1 ВС), возглавлял пресвитер Павлин; в начале 362 г. фанатичный антиарианин Люцифер Каларский (Сардиния), сосланный на Восток Констанцием, поставил его в епископы. Во-вторых, там был омиусианин — друг Василия Анкирского Мелетий, поставленный туда в 360 г. и в том же году отправленный в ссылку. На его место был поставлен арианин Эвзоний, но большая часть антиохийцев сохраняла верность Мелетию.
В 362-363 гг. встал вопрос, могут ли два антиарианина (Мелетий и Павлин) объединиться. Но оба были епископами, значит, одному пришлось бы сложить с себя сан. Кроме того, каждый из них не был до конца уверен в православии другого. Павлин был никеец-фундаменталист: он утверждал, что Отец, Сын и Дух — одна Ипостась, — Мелетий, в духе нового богословия, говорил о трех Ипостасях (своего рода модалист, но таковым его считать нельзя).
Вопрос антиохийского раскола был рассмотрен на Александрийском соборе (362 г.), созванном вернувшимся из ссылки Афанасием. Он был решен в духе главного соборного постановления, что в Православии важна вера, а не термины. Св. Афанасий признал мелетианцев православными, но все же с канонической точки зрения поддержал Павлина. Рим поддержал решение Афанасия. Однако, т. к. Павлин подозревался в модализме (он фанатично держался формулы «одна Ипостась»), то будущее лежало за Мелетием, несмотря на более бесспорный статус Павлина.
Еще одна проблема, открывшаяся в 60-е гг., связана с именем одного из самых старых друзей и сторонников Афанасия — Аполлинария Лаодикийского (уже известного нам по переложению библейских текстов на стихи). Этот талантливый богослов и блестящий профессор тоже,.! был антиарианином-фундаменталистом.
Он учил, что человечество Христа отличается от нашего: Божественный Логос заменяет дух (nvsuja) или ум (vou;) человеческий. Как человек является единством духа, души и тела, так и Христос является единством Логоса, души и тела. Итак, по учению Аполлинария, Спаситель был неполным человеком, лишенным ума, воли и характера: Он был Богом в человеческой оболочке. Может и так, признавал Аполлинарий, но иначе получилась бы какая-то шизофрения: два характера в одном теле. Нельзя говорить ни о двух лицах, ни о двух естествах. Христос — |jfa фиаі;TOU ©EODЛ6You аєааркшрєуп —одна природа Бога- Слова воплощенная. Эта фраза еще сыграет воистину роковую роль в истории нашей христологии.Взгляды Аполлинария вызвали острые дебаты, развернувшиеся в основном уже после смерти св. Афанасия (373 г.). Забегая вперед, скажем, что Аполлинарий и его учение были осуждены на Вселенском Соборе в Константинополе (381 г.). Однако его многочисленные ученики предприняли ряд подлогов, чтобы сохранить учение своего учителя: его сочинения размножались и надписывались уважаемыми именами, такими как св. Григорий Чудотворец, св. Афанасий, свв. папы Римские Юлий, Дионисий и Феликс. Жертвами этих подлогов стали многие отцы Церкви, в том числе и такой человек, как св. Кирилл Александрийский.
2.
Но вернемся к ситуации, сложившейся после кончины св. Афанасия. Его место заняли Великие Каппадокийцы: свв. Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский (младший брат св. Василия), Амфилохий Иконийский с их
друзьями и единомышленниками. Никогда в Церкви больше не будет такой блестящей богословской плеяды в одном поколении. Каппадокийцы были едины в своей тринитарной терминологии: «Три Ипостаси в одной Сущности».
Свт. Василий (329-379) родился в аристократической христианской семье. Его бабка св. Макрина была исповедницей веры, его сестра, тоже св. Макрина, была ученой монахиней, два брата стали епископами.
С 18 лет Василий учился в Константинополе у знаменитого софиста Ливания, а потом поехал учиться в престижный Афинский университет (это была Академия, основанная еще Платоном).
Там он подружился со св. Григорием Назианзином (Богословом) и познакомился с будущим императором Юлианом (Отступником), державшимся, по словам св. Григория, нелюдимом. Вернувшись домой, Василий крестился в 354 г. (25 лет). Около года он предавался строгому аскетизму, путешествовал в Сирию и в Египет.Примерно год спустя он, вместе со св. Григорием и несколькими другими друзьями-единомышленниками, основал монастырь, имевший несколько интеллектуально-аристократический характер. Друзья совместно молились, читали Писание и отцов. В частности, они прилежно изучали Оригена и даже опубликовали антологию из его писаний под названием «филокалия» («Добротолюбие»).
В 360 г. Василий был поставлен в чтецы, затем рукоположен в пресвитеры, а в 370 г. избран митрополитом Кесарии Каппадокийской. Василий вырос среди омиусиан (подобосущников). Ему предстояло объяснить единосущие таким образом, чтобы оно стало приемлемым для них. Чтобы сплотить силы Православия, св. Василий вступил в переписку со св. Афанасием и с папой Римским Дамасом. Он пытался убедить Рим признать права Мелетия, а не Павлина в антиохийском расколе, ибо он хорошо понимал всю богословскую правоту Мелетия. Но, увы, в Риме он встретил только весьма узколобое непонимание.
Правитель каппадокийской провинции арианин Модест давил на св. Василия, чтобы тот признал правоту арианства. Когда он убедился, что давление не дает результатов, а запугать Василия не удается, он разделил Каппадокию на две части. Василий стал митрополитом 1-й Каппадокии, а арианин Анфим Тианский — 2-й. Чтобы православие не утратило влияния, св. Василий начал срочно ставить своих людей на епископские кафедры «другой» Каппадокии. В частности, его брат Григорий во вдовстве стал епископом Нисским, а друг Григорий — е пископом Сассимским.
Св. Василий был пастырем par excellence, это было его призвание, в пастырстве заключался весь смысл его жизни. Несмотря на весь свой аскетизм и интеллектуальность, он стал самым образцовым епископом. Он активно участвовал в церковных делах: организовывал широкую благотворительность, помогал бедным, заступался за всех гонимых и несчастных.
И, в сочетании с безупречным образом жизни, все это создало св. Василию громадную популярность. Интересно отметить, что в Греции и сегодня дети получают подарки не от св. Николая (Сайта-Клауса), а от св. Василия в его день —1(14) января.Св. Василий был призван к служению в тяжелейшее для Церкви время: арианство, поддерживаемое государством, занимало господствующую позицию; свары, раздоры и расколы раздирали тело Церкви, и, казалось, она лежала в развалинах. Св. Василию выпала доля организатора и администратора, собирающего рассеянное бурями стадо, и он выполнил эту задачу как никто другой. По словам св. Григория Богослова, Господь возжег Василия для всей вселенной через один град — Кесарию, и, воистину, титул вселенского пастыря, возвращающего мир Церкви Божией, необычайно подходит св. Василию.
Всю его многообразную деятельность, все его богословие должно рассматривать именно с этой позиции. Ибо «Василий сознавал и всю важность для своего дела и всю ответственность своего высокого положения — епископа первенствующей кафедры Понтийского диоцеза. Он был слишком заметен для врагов своего дела и менее всего должен был подавать повод к нападкам» (св. Григорий Назианзин).
Великий пастырь, св. Василий был и великим церковным политиком. Ему приходилось о многом умалчивать, проявлять гибкость и мягкость в вопросах второстепенных, чтобы отстоять главное, и находить новые формы выражения веры Церкви, чтобы объединить и примирить всех. Он боролся не за букву, а за дух, и он, как никто другой, понимал, что Бог «дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа; потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3:6).
Св. Василий много потерпел не только от врагов, но и от друзей, не понимавших того, что им казалось чрезмерной уступчивовстью. В начале своего епископства он воздерживался от писаний на вероучительные темы, чтобы не дать своим врагам, особенно при дворе Валента, возможности использовать его писания против него. Но, конечно, такая сдержанность вызвала недовольство некоторых слишком горячих «ста-роникейцев», считавших, что он должен был громко и отчетливо провозглашать Истину, какие бы последствия это ни повлекло за собой. В Богоявление 372 г. Валент со своим двором молился в его соборе в Кесарии. Св. Василий вновь разочаровал многих, надеявшихся, что он запретит в причастии императора-еретика. Им казалось, что Василий идет на слишком большие уступки, но именно в этом и проявлялась его пастырская мудрость, ибо он считал своей главнейшей обязанностью сохранить свою кафедру, чтобы ею не завладели еретики. И он преуспел в этом, долгое время оставаясь единственным православным епископом на Востоке.
К 375 г. позиции Василия были настолько прочны, что он мог позволить себе откровенное выражение своих взглядов. Самый известный и весьма спорный пример использования св. Василием принципа иконо-мии — это его книга о Св. Духе, где неопровержимо доказывается Божество Третьей Ипостаси, но Сам Дух ни разу Богом не называется. Эта по-л зиция св. Василия отражена в нашем Символе Веры, где Св. Дух также прямо не называется Богом, хотя и Божество Его не вызывает сомнений. Такая чрезмерная осторожность в формулировках вызвала резкую критику лучшего друга св. Василия — св. Григория Богослова.
Богословское наследие св. Василия бесценно. Главное — это разработка учения о никейском единосущии при наличии в Боге трех Ипостасей. Свою задачу св. Василий выполнил в богословском синтезе, создав новую терминологию, благодаря которой никейская вера, наконец, стала приемлемой для большинства «омиусиан».
В дополнение к своему богословскому подвигу св. Василий блестяще провел пастырскую борьбу, примирив все разрозненные группировки: он объединил «восточных» в едином и твердом исповедании и добился к ним снисходительности со стороны как «староникейцев», так и «западных», — и это несмотря на такие канонические трудности, как, например, анти-охийский раскол.
При всей своей богатейшей одаренности кесарийский епископ не был писателем по призванию. Все, что он написал, было вызвано насущной необходимостью, было создано для немедленных практических целей. Это объясняется специфичностью жизни святителя — той непрекращаемой борьбой, которую он вел всю свою жизнь.
В богословии перед св. Василием стояла сложнейшая задача: примирение эллинского ума с Христовым благовествованием, или, иными словами, выражение библейской веры в терминах, адекватных его времени и окружению. Даже самому великому Оригену не удалось решить эту задачу, но начало он положил.
Прот. Георгий Флоровский выделяет следующие источники, использованные и преобразованные св. Василием Великим в его богословско-ме-тафизическом синтезе. Во-первых, оригеновские мотивы, дошедшие к Василию через св. Григория Чудотворца, и, прежде всего, знаменитый антитезис Григория: сотворенное и несотворенное, рабское и владетельное. Во-вторых, в своих идеях св. Василий исходит от омиусианских предпосылок, в которых он вырос, хотя само слово ороюиаю^ он решительно отвергает, заменяя его никейским орооиаюі;. Однако он не уставал подчеркивать различия ипостасей в Святой Троице, отметая таким образом недосмотренную «староникейцами» опасность модализма. В- третьих, святитель принимает некоторые предпосылки неоплатонизма, особенно в своем учении о Святом Духе, но при этом совершенно преображает неоплатонизм изнутри. И, наконец, в-четвертых, основная схема тринитар-ного богословия заимствована св. Василием из Аристотелевой «Метафизики»: отталкивание от конкретного, частного, индивидуального. И всё православное богословие после Василия Великого приходит к единству, а не отталкивается от единства. Таковы основные предпосылки богословия св. Василия Великого.
Ему свойственна богатейшая эрудиция. В своих «Беседах на Шестоднев» он показывает глубокое знание современных ему научных теорий о сотворении мира, которыми он пользуется для толкования библейского повествования. Но, как бы ни изменялись научные теории, основа, провозглашенная св. Василием, остается неизменной: «Бог сотворил мир во времени». Святые отцы всегда относились к Библии как к книге о делах Господних, о том, что Он делает, но не как к священному учебнику физики или астрономии.
Особо следует сказать о полемике св. Василия с Евномием, утверждавшим, что Бог вполне познаваем, как и всякое Его творение. Отвечая ему, св. Василий проводит различие между непознаваемой сущностью Божией и его познаваемыми «действованиями»: «Утверждаем, что знаем Божие величие, Божию силу, премудрость, благость и промысел, с которым печется о нас Бог, и правосудие Его, но не самую сущность», — говорил он. Мы можем познать, что Бог есть, но сама сущность Его непостижима ни для людей, ни для ангелов.
Своим учением Евномий разрушал сущность откровения Господня. В ответ ему св. Василий говорил, что, хотя мы познаем Бога в Его творении и в познании самих себя, тем не менее «естественное» богопознание само по себе недостаточно, ибо только в библейском откровении мы встечаем-ся с Богом как с Личностью — вначале через Ветхий Завет, но наиболее полно и совершенно — в Личности Иисуса Христа. Провозглашая личного Бога, св. Василий не оставляет камня на камне от философских концепций Евномия.
Святитель утверждает, что Бог есть не безличная сущность, но Троица. Утверждение единой сущности Божией без различения Ипостасей было на руку Евномию в его спекулятивно-философских построениях, близких и понятных греческому уму. И поэтому учение св. Василия о трех Ипостасях Божества при единой сущности можно назвать революцией не только в греческом языке, но и в философии. Он превращает число из количественной категории в качественную: истина и тайна Триединства не есть арифметика — три и один.
Задача св. Василия ему полностью удалась: в выдвинутой им формуле «единая сущность при трех Ипостасях» Церковь признала точное определение содержимой еютройческой веры. Таким образом, несмотря на опасности, связанные с ломкой устаревших понятий и представлений, св. Василий примирил Церковь.
Следует сказать несколько слов о наиболее знаменитом труде св. Василия Великого — книге «О Святом Духе», написанной в опровержение учения пневматомахов. Хотя, как отмечено выше, св. Василий ни разу в этой книге прямо не называет Святого Духа Богом, вся она — блистательное доказательство божественности третьего Лица Святой Троицы. По словам В. Соловьева, «в своем богословии о Духе Василий Великий исходит из опыта духовной жизни, из тайны крещения, из мистики богоподобия и обо-жения. Это его интимный религиозный идеал». Таким образом ему удалось доказать несостоятельность фундаментализма македониан, отказывавшихся признавать что-либо, кроме буквы Писания и Никейского Символа.
Св. Василий провел литургическую реформу (известная нам Литургия св. Василия Великого — более позднего происхождения, но евхаристический канон, скорее всего, написан самим св. Василием), разработал многие каноны, ввел антифонное пение и значительно продвинул библейскую экзегетику. Мы не будем вдаваться в подробности литургической деятельности св. Василия: достаточно сказать, что он с огромным вниманием относился к литургическому преданию и к богосужебным порядкам. По словам протопр. Александра Шмемана, «вся книга («О Святом Духе». — А. Д.) есть в сущности единый богословский довод от литургического Предания».
Св. Василий был великим организатором монашеской жизни — он одним из первых теоретически обосновал монашество, определил его место в Церкви, сформулировал многие правила монашеской жизни и нормализовал монашеское движение, разработав для него общий устав. Св. Василий рекомендовал общежительное монашество, как самое полезное для души, хотя не отрицал и отшельнической жизни. В монашестве св. Василий видел стремление к евангельскому идеалу. Но так как все возможные духовные дары без любви — ничто, а Евангелие не отделяет любви к Богу от любви к ближнему, то отшельническая жизнь гораздо менее совершенна, чем жизнь члена общины. Монастырская община должна быть «малой Церковью», телом Христовым, по образцу первохристианской Иерусалимской общины-братства. Основной заповедью для подвижников должна быть любовь, и от напряженной, закаленной в подвиге любви ожидал Василий Великий мира для мира.
Именно эта любовь руководила св. Василием всю его жизнь; она и сделала его одним из тех миротворцев, о которых говорит Господь в Нагорной проповеди, в ней корни его необычайной милости, его активности в добро-делании... Воистину, св. Василий Великий был одним из тех немногих, для которых евангельский идеал стал органической частью жизни, о которых сказано: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс. 118:1).
Своим подвижничеством св. Василий разрушил свое здоровье: он умер 49 лет от роду 1 января 379 г., лишь немного не дожив до торжества своих идей на II Вселенском Соборе. Хоронивший его брат Григорий Нисский, восхваляя трудности подвига ведения замутившегося Востока к Никейскому знамени вселенской истины, сравнивает этот подвиг Василия с подвигом Моисея, приведшего Израиль к земле обетованной после сорокалетнего странствия. Дело Василия — образование православного ядра новоникей-цев и соединение Востока с Западом — сразу же обрисовалось как исторически великое.
Свт. Григорий Назианзин (Богослов) (330-390) был сыном епископа Назианского, также Григория. Его мать Нонна была очень благочестивой христианкой и впоследствии, также как и ее муж, канонизирована. Он получил блестящее воспитание. Учился он сначала в Кесарии Каппадокий-ской, а затем в Кесарии Палестинской, где еще существовала школа, основанная Оригеном. Потом он учился в Александрии, а затем в Афинах, где он познакомился и подружился со св. Василием. Вот как он вспомнал эти годы в надгробном слове на смерть своего друга:
«Когда же по прошествии некоторого времени открыли мы друг другу желания свои и предмет их — любомудрие, тогда уже мы стали друг для друга все — и товарищи и сотрапезники и родные; одну имея цель, мы постоянно возрастали в пламенной любви друг к другу. В таком расположении простирались мы вперед, имея содейственниками Бога и свою любовь. Нами водили равные надежды и в деле самом завидном — учении. Но далека была от нас зависть, усерднейшими делало нас соревнование... Казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела. У обоих нас одно было упражнение
добродетель, и одно усилие — до отшествия отсюда, отрешась от здешнего, жить для будущих надежд... Нам известны были две дороги: одна — это первая и превосходнейшая, вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям; другая — это вторая и неравного достоинства с первой, вела к наставникам наук внешних. У других бывают иные прозвания, или отцовские или свои, по роду собственного звания и занятия, но у нас одно великое дело и имя — быть и именоваться христианами...» («Слово надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской»).
Григорий крестился по окончании учебы. Вскоре после этого он вошел в монашескую общину Василия. Характером св. Григорий сильно отличался от своего друга: он был утонченным эстетом и интеллектуалом с обидчивым, капризным и отчасти непостоянным характером, способным на непоследовательные поступки. Тем не менее он почитается одним из величайших святых Церкви, заслужив почетное наименование Богослова. Для нас это очень важно знать, ибо святые не неприступные гиганты, а люди из плоти и крови со своими слабостями и недостатками, которые они смогли преодолеть ради «единого на потребу». Это и дает нам надежду, что если и их Господь прославил за их истинные таланты и достоинства, то, может быть, Он и нам простит наши слабости.
Еще у св. Григория было великолепное чувство юмора: очень острый сарказм и ироническое отношение к самому себе.
В 361 г. отец призвал Григория, чтобы поставить его пресвитером в помощь себе для управления епархией. Григорий яростно сопротивлялся, потом поддался на уговоры и был рукоположен, но на следующий день сбежал в горы. Уже в бытность свою пресвитером Григорий прославился по всей Малой Азии как прекрасный оратор и богослов.
В 370 г. Василий поставил Григория в епископы Сассимские. Сассимы — важный стратегический пункт, лежащий на перекрестке главных дорог. Григорий, понимая важность борьбы своего друга, согласился и отправился в Сассимы, где он теперь должен был проживать. Вот что увидел там утонченный эстет:
«На большой дороге, пролегающей через Каппадокию, есть место обычной остановки проезжих (т. е. почтовая станция.
А. Д.), с которого одна дорога делится на три, место безводное, не произращающее и былинки, лишенное всех удобств, селение ужасно скучное и тесное. Там всегда пыль, стук от повозок, слезы, рыдания, собиратели налогов, орудия пыток, цепи; а жители — чужеземцы и бродяги. Такова была церковь в моих Сассимах!..
Я брошен здесь, как грязный и негодный горшок. Только враги мои могли бы придумать для меня такую судьбу!.. Я не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться за кур и мулов, как псы дерутся за кинутый кусок!»
В тот же день Григорий бежал к старику-отцу в Назианз, где помогал ему в управлении епархией до его смерти (375 г.). Тогда он удалился для одинокой жизни в Селевкию Исаврийскую.
4.
Тем временем над Империей нависла смертельная опасность: готы, гонимые гуннами, прорвали границу и наводнили Фракию и Македонию. Ва-лент с армией выступил им навстречу. Преподобный Исаакий Далматинский (память 30 мая — день рождения Петра I) предсказал ему поражение и смерть за гонения на правую веру. Так оно и случилось. В 378 г. в битве под Адрианополем римская армия была разгромлена: 2/3 ее было физически уничтожено, Валент погиб. Готы были полудиким воинственным германским народом, организованным, как и все германские племена того времени, по родовому принципу. Они делились на восточное племя — острого™, происходившее из степей между Днестром и Доном, — и западное племя — визиготы, обитавшие между Днестром и Дунаем. Другие германские племена состояли из вандалов, живших между Дунаем и Трансильванией (другое вандальское племя — силинги — жило в нынешней Силезии, откуда и происходит это название); лангобардов, живших в районе нижней Эльбы; бургундов, мигрировавших с нижнего Дона в регион между Одером и Вислой (их следы находятся и на острове Борнхольм (Бургундальхольм) в Балтике) — позже они пробились за Рейн; и, наконец, аллеманов и франков (и те и другие — конфедерации разных племен), живших на границах римской Галлии и постоянно устраивавших туда набеги. Таковы были крупнейшие германские племена.
Другими врагами Империи были пикты и скотты на Британских островах: в Шотландии и в Ирландии, — славяне (или венды), медленно приближающиеся к границам Империи из Полезии и припятских болот, и кочевники из евразийских степей: индоевропейцы аланы и различные урало-алтайские племена кочевников (такие как гунны), о которых мы еще будем говорить.
Но, наверное, самым смертельным врагом Империи была ее соседка с Востока — Сассанидская Персидская империя, со столицей в Селевкии-Кте-сифоне. Это была высоко цивилизованная многонациональная империя с единой государственной религией — зороастризмом и со всемирными амбициями. Поэтому война между двумя империями, двумя цивилизациями, двумя мироощущениями, двумя религиями велась не на жизнь, а на смерть.
Итак, как мы видим, Империя практически со всех сторон была окруже-< на врагами и лишь огромным напряжением сил ей удавалось сдерживать внешнюю угрозу. Это было возможно лишь при наличии внутреннего единства, которого Империи так не хватало.
Готы к этому времени уже были обращены в христианство (арианство) Вульфилой (или Ульфилой) (310-381 или 383). Он был каппадокийцем по происхождению, чьи дед и бабка были угнаны в плен готами. Сам он считал себя готом по языку и «по гражданству». Свое юношество он провел заложником в Константинополе. Около 341 г. он был поставлен Евсевием Никомидийским в епископы готские. Миссия Вульфилы удалась блестяще:
он обратил готов в христианство, создал им алфавит (заменивший руны), перевел на готский язык Евангелие и богослужебные книги.
Обращение готов создало прецедент, и к 400-му году большая часть германских племен уже были арианами.
После Адрианопольской битвы положение Империи было весьма печальным. Граница была прорвана, варвары беспрепятственно кочевали по имперским территориям, жители отсиживались в городах.
Чтобы спасти положение, западный император Грациан (сын Валенти-ниана) призвал на Восток талантливого генерала из Испании Феодосия и даже назначил его своим соправителем-августом.
Два года, 379-80, Феодосии жил в Салониках, копил силы и вел с готами дипломатическую игру методом кнута и пряника. В конце концов готы стали сознавать, что при всей обширности своих завоеваний они не смогут создать свое государство на имперских территориях.
Феодосии уступил им места поселения в пограничных районах Империи, даровал им широкое самоуправление, а их вождям — придворные титулы. Он признал за ними статус «федератов», т. е. союзников, и возложил на них некоторые военные и гражданские обязанности.
Теперь можно было заняться церковными делами. Феодосии, как западный человек, придерживался никейского православия. Но сам он «по традиции» был некрещеным. В 380 г. он опасно заболел и, будучи при смерти, крестился. Таким образом, он стал первым (за исключением Юлиана) крещенным императором. Результаты этого сказались сразу. Например, когда в Салониках вспыхнул бунт и Феодосии утопил его в крови, местный епископ Асхолий не впустил императора в церковь. Феодосии в грубой рубахе кающегося стоял в притворе, пока не исполнил всю епитимью.
В 380 г. сразу после своего крещения Феодосии издал эдикт — манифест о вере. Вот он:
«К жителям города Константинополя. Желаем, чтобы все народы, какими правит власть нашей милости, следовали той религии, которую божественный апостол Петр передал римлянам (т. е. жителям Империи. — А. Д.)... и исповеданием которой прославляются первосвященник Дамас и Петр, епископ Александрии, муж апостольской святости, чтобы мы все, согласно апостольскому установлению и евангельскому учению, верили в одно Божество Отца и Сына и Св. Духа при равном величии их и благочестивой Троичности.
Христианам, повинующимся этому закону, повелеваем прилагать к себе имя кафоликов. Прочих же дерзких и безумствующих присуждаем нести бесчестие еретического учения. Собрания их не должны называться церквами. И они сами будут подвергнуты наказаниям не только по божественному осуждению, но и по нашему повелению, принятому по небесному внушению» (Cod. Theodos. XVI, 1,2).
Итак, все, кроме никейцев, лишались звания кафоликов и соответствующего положения в Империи. Это было решено еще до созыва предполагающегося всеобщего собора.
Интересно, что Феодосии, прибывший в столицу с западной ориентацией, считал, что в Антиохии законным епископом является Павлин. Великие каппадокийцы, со своей стороны, поддерживали группу Мелетия. Однако, как уже отмечалось выше, все послания св. Василия в Рим о признании Мелетия были отвергнуты. Ознакомившись с ситуацией, Феодосии увидел, что фигурой, способной объединить греческих епископов в единую Церковь, является Мелетий, и принял его сторону.
В Константинополе положение было следующим. Архиепископ Демофил был арианином-омийцем. Но была в городе и небольшая православная группа, пригласившая к себе пастыря, у которого не оказалось паствы, — св. Григория Богослова.
Он приехал в столицу в конце 379 г. и остановился в доме своих родственников. В этом же доме, в скромной комнате он начал вести богослужения. Эту домовую церковь он назвал «Анастасия» — воскресение, в знак воскресения Православия. Внешность св. Григорий имел самую невзрачную: он был мал ростом, худ, сутул, почти без волос. Но постепенно он пленил избалованных столичным блеском константинопольцев силой своего красноречия. В своей церкви он прочитал свои знаменитые пять «Слов о богословии», в которых изложены основы учения каппадокийцев о Святой Троице. Народ все более стекался к нему. Официальная церковь реагировала на рост популярности св. Григория погромами. На Пасху толпа пьяных громил напала на храм св. Григория и даже убила одного из его ближайших сотрудников. Но православные крепились и ждали защиты от нового императора.
Константинополь в то время был бурлящим котлом. Вот что пишет св. Григорий: «Одни, вчера или позавчера оторвавшись от черной работы, вдруг стали профессорами богословия. Другие, кажется прислуги, не раз битые, сбежавшие от рабьей службы, с важностью философствуют о непостижимом. Все полно этого рода людьми: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это — торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов. Ты спросишь их об оболах, а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, а они отвечают: "Отец больше Сына". Справишься, готова ли баня? Говорят: "Сын произошел из не-сущих"». Отметим, что всё это формулы евномианские.
Когда Феодосии, наконец, прибыл в столицу, единственным православным епископом там оказался св. Григорий. Ему были переданы все храмы. Император лично ввел скромного застенчивого Григория в храм св. Софии. Вот как св. Григорий с долей самоиронии описывает это событие:
«Храм окружен был воинами, которые в вооружении и в большом числе стояли рядами. Туда же, как морской песок и туча, стремился, непрестанно увеличиваясь, весь народ с гневом и стоном на меня, с мольбами обращаясь к императору. Улицы, ристалища, площади, даже дома с двумя и тремя этажами наполнены были снизу доверху зрителями — мужчинами, детьми и старцами. Везде суета, рыдания, слезы, вопли, — точное подобие города, взятого приступом... А я, доблестный водитель и воевода, едва переводя дыхание, шел посреди войск».
Впереди шел сам император. Было пасмурное осеннее утро, но когда вступили в храм, засияло солнце и православные стали аплодировать и кричать приветствия Григорию. Он от волнения и бессонной ночи потерял голос и не мог попросить толпу успокоться, чтобы начать богослужение. За него это должен был сделать другой епископ.
Конечно, с канонической точки зрения свт. Григорий был лишь «временно исполняющим обязанности архиепископа Константинопольского» до его утверждения собором. Он и становится одним из ведущих организаторов подготовки собора. При этом ему пришлось вступить в борьбу со «старони-кейской» партией, признававшей единосущие без трех Ипостасей. Каппад-окийское богословие для них казалось чересчур компромиссным.
Лидерами «староникейцев» были Петр Александрийский и папа Римский Дамас. Они признавали только Павлина Антиохийского, в то время как Григорий активно сотрудничал с Мелетием, возглавлявшим «новони-кейство».
С другой стороны, Александрия начинала ревновать к возрастающему значению Константинополя. Св. Григорий считался антиохийским кандидатом (из-за поддержки Мелетия). Поэтому Петр прислал в столицу своего кандидата, некоего Максима Циника (или Киника). Он картинно одевался в мантию философа и аскета и носил длинные белокурые волосы, которые, по уверению св. Григория, позднее оказались париком. Доверчивый Григорий вначале встретил Максима как родного, поместил его у себя, поил, кормил.
Но тут в столицу прибыла группа египетских епископов, тайно рукоположивших Максима. Св. Григорий был возмущен и ошеломлен таким коварством. Позднее он сатирически описывал эту авантюру так: прибыли в столицу епископы- соглядатаи: «Аммон, Апаммон, Арпократ, Стип, Родон, Анубис, Ерманубис — египетские боги в виде обезьян». Пострижение Максима, носившего, по словам св. Григория, парик, он называет «состриганием шерсти с собаки». «У нас в городе был человек женоподобный (очевидно, Максим, по египетскому обычаю, брился. — А д.), какое-то египетское привидение, злое до бешенства, пес (т. е. киник. — А. Д.), и пес из мелких, уличный прислужник, безголосое зло, китовидное чудовище, красный, черноволосый, курчавый, косматый, Максим не принадлежал уже к числу мужчин. О том изгнании, которому подвергся Максим за срамные дела, он говорил, что потерпел ради Бога. Он был наказан бичами, а мне казался победоносцем». Не щадит св. Григорий и александрийского епископа Петра, младшего брата великого Афанасия: «У него было двойное перо, которое без труда писало все, хотя бы одно другому противоречило. На старца наседал Максим, требуя себе престола, который надеялся получить в Константинополе, а в противном случае грозя, что и самого Петра не оставит на престоле». В конце концов Максим был низложен II Вселенским Собором и бежал. Он нашел себе прибежище в Риме.
7.
Нужно заметить, что II Вселенский — Константинопольский — Собор вообще проходил без участия представителей римской кафедры. По составу он был чисто восточным. Но проблематика, обсуждаемая на нем, была намного шире, и, следовательно, он был признан Вселенским по праву.
В Соборе участвовало 150 православных епископов. Главные его участники: Мелетий Антиохийский, Григорий Назианзин, Тимофей Александрийский (преемник Петра), Кирилл Иерусалимский, его племянник Геласий Кесарие- Палестинский, Асхолий Фессалоникийский, Григорий Нисский, Амфилохий Иконийский, Диодор Тарсский.
Собор открылся в мае. Император Феодосии с радостью принял Мелетия, расцеловал его и сказал, что сразу его узнал, т. к. видел его незадолго до того в чудесном сновидении.
Собор первым делом низложил Максима и утвердил св. Григория на константинопольской кафедре. Затем были осуждены: аномеи, ариане, полуариане или пневматомахи (македониане), савеллиане, маркеллиа-не и аполлинаристы. Была подтверждена никейская вера и принят расширенный символ веры, используемый нами и поныне.
В этот момент скончался Мелетий Антиохийский. Новым председателем по праву епископа града, где проходил Собор, стал св. Григорий. Ради мира Церкви и успокоения Запада он предложил признать Павлина преемником покойного Мелетия. Но узкий фанатик Павлин был страшно непопулярен в Антиохии. Поднялась буря. На бедного св. Григория нападали со всех сторон. Он пишет: «Трещали как стадо сорок и ожесточились как рой ос, собравшийся в одну кучу. И степенное собрание старцев вместо того, чтобы уцеломудрить юных, за ними пошло. Как? — подчиниться Западу? Разве не с Востока восходит солнце? Разве не здесь началось христианство? Разве Сын Божий воплотился, учил, страдал и воскрес на Западе, а не на Востоке?» «Да, — соглашался св. Григорий, — но на Востоке же и убили Христа».
А тут еще припомнили правило Никейского Собора о недопустимости перемещения епископа с кафедры на кафедру. На практике это правило периодически нарушалось: вспомним того же Евсевия Никомидийского. Когда св. Григорий услышал о возможности возвращения в Сассим, он тут же заявил, что готов быть Ионой и сложить с себя полномочия для достижения всеобщего мира. Сразу же после этого своего заявления и прощальной речи Григорий уехал в свой
Назианз. Позже в письмах он писал, что никогда более он даже близко не подойдет к собранию епископов: «Соборы и синоды я приветствую издали, ибо знаю, как они ужасны. Никогда более нога моя не ступит в это собрание журавлей и гусей».
Преемником Мелетия в Антиохии был избран его пресвитер Флавиан. На Константинопольский престол избрали человека настолько свободного от принадлежности к каким-либо группировкам, что он даже был некрещеным. Это был видный придворный чиновник Нектарий. Его крестили, а на следующий день хиротонисали в епископы. Под его почетным председательством и закончился собор.
Собор также принял ряд канонов о церковном устройстве. Собор запретил вмешательство возглавителей одних диоцезов в дела других. Указание это было дано всем областям поименно: Александрийский епископ управляет только Египтом, Антиохийский — только Востоком и т. д. Знаменитый третий канон звучит так: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». Вообще-то канон этот был принят даже не столько ради соперничества с Римом, сколько для возвышения Константинополя над Александрией, которая столь нехорошо зарекомендовала себя в случае с Максимом Циником. Однако Рим возмутился из-за этого канона, так как причина римского первенства по чести, указанная в нем, была чисто политической: положение Рима, как древней имперской столицы, а не особое апостольское происхождение кафедры.
Император Феодосии утвердил соборные постановления и издал декрет:
«Передать тотчас все церкви епископам, исповедующим одно величие и силу Отца, Сына и Святого Духа, одну славу и одну честь; — и тем, которые состоят в общении с Нектарием в Константинопольской церкви; в Египте с Ти-мофеем Александрийским; на Востоке с Пелагием Лаодикийским и Диодором Тарсским (по тактическим соображениям нет имен ни Флавиана, ни Павлина. — А. Д.); в Асийском диоцезе — с Амфилохием Иконийским и Оптимом Антиохии Писидийской; в диоцезе Понта — с Элладием Каппадокийским, Отрием Мелитинским, Григорием Нисским... (и т. д.)... Всех, кто не вступит в общение с названными епископами, как явных еретиков изгонят из церквей».
Интересно, что папа Римский в этом списке православных епископов, так сказать «мерил веры», вообще не упоминается. Рим начал долгую и безуспешную борьбу против третьего канона, против поставления Нектария и против отказа Собора признать Павлина Антиохийского. Этот канонический спор между восточными епископами и Римом продолжался еще некоторое время. Но догматически Собор был принят повсюду. Арианство изжило само себя. Оно осталось лишь у готов. В Империи у него не осталось больше сторонников.
Еще по теме v. Арианские споры после Никейского Собора(2):
- III. Арианские споры после Никейского Собора(1)
- v. Арианские споры после Никейского Собора(2)
- xviii. Распространение христианства на Западе
- хх. Монофизитские споры после Халкидонского Собора
- IX. Sacerdotium и Imperium в поздней Византии