11.4.1. Иностранные инвестиции в Китае:не только экономический, но и этнический феномен

Для понимания причин успешного развития Китая и его стратегических перспектив надо отрешиться от традиционного «географического» подхода к экономическому и политическому развитию и перестать ограничивать их рассмотрение искусственными административными границами соответствующих государств.

Такой подход правомерен лишь по отношению к народам, экономическая деятельность которых ограничена указанными границами; применение же его к анализу обществ, обладающих значительной и влиятельной диаспорой, ведет к недооценке их возможностей.

Величайшей заслугой китайских руководителей, преимущественно последней четверти ХХ века, явилось создание прочных механизмов экономического взаимодействия континентального Китая со всем китайским миром и складывание (еще далеко не завершенное) на основе этого взаимодействия принципиально новой общности, условно называемой в рамках данной книги Большим Китаем.

Видимые экономические успехи КНР - лишь внешнее и далеко не полное выражение кардинального расширения сферы его экономического (а следовательно, и политического) влияния, равносильного мирному, безболезненному и незаметному хозяйственному присоединению огромных территорий с сотнями миллионов жителей и разнообразными (и потому в целом устойчивыми в самых различных ситуациях) экономическими организмами.

Разрабатывая программу модернизации в середине 80-х годов, руководство Китая столкнулось с вечной проблемой всех модернизаций: отсутствием источника стратегически приемлемых и достаточных по объему инвестиций. Средства ТНК и более мелких международных инвесторов были очевидной «отравленной пилюлей», так как объективно обусловленная общность интересов с развитыми странами Запада, прежде всего США (а часто и прямой контроль с их стороны) не позволяла этим инвесторам использовать свои ресурсы для создания стратегического конкурента развитым странам.

Более того: предлагаемые международными финансовыми организациями инструменты и условия финансирования (в том числе политические и организационные) объективно вели не к модернизации экономики и укреплению ее конкурентоспособности, но, напротив, к ее переходу под финансовый контроль ТНК и развитых стран, дезорганизации и долговременной социально-политической дестабилизации всего общества.

Преимуществом Китая, позволившим ему найти независимый источник финансирования модернизации и избежать утраты экономической независимости, стало наличие нескольких относительно небольших рыночных некоммунистических китайских государств с высокоэффективными экономиками, а также диаспоры, пронизавшей к тому времени хозяйственные структуры целого ряда стран.

Китайское руководство сделало ставку на инвестиции диаспоры, представители которой - «хуацяо» - стали ключевым источником разгона китайской экономики по крайней мере на первом этапе модернизации. При сохранении государственного контроля за финансовой системой, транспортной инфраструктурой и крупными промышленными предприятиями эффективно стимулировалось создание совместных и полностью иностранных предприятий. Только за 1989-1993 годы в Китае было создано 24 тысячи иностранных предприятий, на которых было занято 23 млн. работников. Инвестиции в эти предприятия за указанный промежуток времени составили почти 40 млрд.долл., три четверти которых поступили из «внешних китайских экономик» - Тайваня, Сингапура, Гонконга и Аомыня (Макао). Доля китайских инвестиций в иностранных была еще выше, так как значительная часть остальной четверти инвестиций поступила от бизнеса этнических ханьцев в иных государствах.

Высокоэффективные китайские экономики (и бизнес хуацяо) за пределами Китая, зарабатывая деньги на экспорте и обслуживании внешней торговли, инвестировали их в известную и дружественную им континентальную экономику, играя роль «воронок», через которые в Китай вливались финансовые ресурсы всего мира.

Категорическое неприятие дипломатического признания Тайваня вызвано не только историко-политическими причинами, но и тем, что отсутствие такого признания затрудняло тайваньские инвестиции в третьих странах, повышая сравнительную привлекательность инвестиций по сохранившимся родственным и дружеским каналам в Китай (сама тайваньская экономика давно уже переинвестирована).

В 2001 году власти Тайваня, столкнувшись с ухудшением экономической конъюнктуры, были вынуждены снять последние ограничения на инвестиции в Китай, упразднив лимит в 50 млн.долл. и ограничения на движение капитала между тайваньскими банками и их филиалами в Китае. Следует отметить, что за 2000-2001 годы только официально разрешенные частные тайваньские инвестиции в Китай выросли почти вдвое, достигнув 76 млрд.долл..

И сегодня, по оценкам, не менее трех четвертей иностранных инвестиций в Китай осуществляет китайская диаспора, в том числе бизнесмены Тайваня и Сингапура, а также Гонконга и Аомыня, сохранивших определенную хозяйственную обособленность и после их воссоединения с КНР. Развитие высокотехнологичных и особенно информационных производств в этих экономиках сопровождается переносом индустриальных производств, не требующих высококвалифицированной рабочей силы, «на материк», где она исключительно дешева и где ее ресурсы не ограничены.

Существенно, что со второй половины 90-х годов «роль инвесторов некитайского происхождения в финансировании китайской экономики последовательно снижается». (ЗАЙЦЕВ).

Разумеется, имеет место и обратная связь: китайские бизнесмены за пределами Китая, в полной мере осознавая себя китайцами, при эффективной организации сотрудничества с ними со стороны китайского государства, являются мощным инструментом воздействия не только на Юго-Восточную Азию, но и на весь мир.