Литература в 1840 году5
Новое десятилетие! Как душно опять в горах и в долинах. Рассеется ли эта духота легким дождем или разрядится бурей, раскатами грома? Засияет ли старое июльское солнце над цветами или над полями битв? Появится ли певец, встанет ли герой, которого так жаждет человечество? Зазвенит ли этот пришелец издалека на струнах лиры или разошлет свои меткие стрелы? Хочу верить, что небесная роса по-прежнему будет поить наши цветы!
Мне дорог мир, ибо я люблю музы; но меня не путает война, ибо я люблю свободу.
Мы более не похожи на тех поэтов, которые подобно маленьким детям стонут и хнычут, когда пушечный выстрел мешает им шлифовать стихи; мы бросаемся на улицу, когда там бушует буря, и не задумываясь разбиваем арфу, если нам больше славы принесет меч, который мы обнажим за наш народ...Мы не хотим гадать и ворожить по поводу будущего, но мы хотим, чтобы прошлое еще раз прошло перед нашим мысленным взором. Мы не хотим пророчествовать, мы только выскажем то, что предвидим.
Я хотел писать о литературе, а начал с политики.
Это естественно. В том и состоит особенность современной литературы, что она — дитя политики, точнее говоря, дитя июльской революции. Прошло десять лет, и среди лучших писателей нет ни одного, кто бы отрекся от своей матери. Даже индустриальная тема, которая так возобладала в недавние дни в литературе, неопровержимо свидетельствует о том же происхождении. И пусть нас это не заботит: всякий хлам в немецкой литературе постигнет тот же жалкий конец, как и политический хлам во Франции. В последние годы мы и в литературе ограничивались только набросками. Время действовало как Пенелопа, которая по ночам распускала ткань, которую она выткала за день. Что же она вышьет на ней? И этого я не знаю. И если бы знал, тайны бы не выдал. И еще раз повторяю: новая литература — дитя июльской революции. Начало ее датируется временем поездки Берне во Францию, появлением «Путевых картин» Гейне, возникновением оппозиции против Гёте6.
Оппозиция против Гёте? Да.
Я люблю Гёте, я знаю, что он величайший художник, который когда-либо был рожден на немецкой земле; я знаю, что его мысли — это чистое золото сердца и разума, и я нахожу недостойными те мотивы, по которым на него нападал Менцель. Но Гёте был холоден, равнодушен, он апеллировал только к вечности, а не к эпохе, которая составляет ее неотторжимую часть. А эпоха требовала активного отношения к ней. И только того, кто его проявлял, она поднимала на щит. В своей оппозиции против Гёте мы не переступали меры; мы отдаем себе отчет в том, насколько мы несовершенны в сравнении с той высшей красотой, которой обладают его произведения. И все же мы сделали свой шаг вперед. Поэты вступили в наши ряды и стали ближе к народу...Муза истории начертала первые страницы новой литературы. Я вспоминаю о «Парижских письмах» Берне7, о «Французских делах» Гейне8. Кое-кто из немецких про-фессоров спотыкается о такие книги и выискивает в них своим подозрительным носом тысячи недостатков. Но современного критика это волнует мало. Для него это — книги, которые определили целое направление, он убежден в их значении и ценности. Лессинг, Клопшток, Гёте, Шиллер9 — кто из них интересовался подробностями истории своего времени? Кто из них с воодушевлением принимал ту или иную сторону в борьбе? Никто. Молодая литература не устраняется от борьбы. Только теперь политическая идея сочетается с поэтической. О том, какова эта идея, мы уже по разному поводу высказывались. Скажем в тысяча первый раз: принцип новой литературы — демократия.
И прежде всего бросается в глаза революция в стиле. За последние десятилетия возник совершенно новый язык. Он стремителен, как бег времени, остер, как меч, прекрасен, как свобода и весна. Фразы коротки и почти пугают своей торопливостью; если уж что утверждают, то за это отвечают; рецензенты отказались от «мы», поставив на это место решительное «я».
У Берне в Париже не было времени, чтобы оттачи-вать стихи; вынужденный много говорить намеками, он выражал их в прозе, как и Гейне.
Наша проза сплавлена с поэзией, при этом отнюдь не в ущерб ей. Красивая болтовня некоторых литераторов не может заставить изменить наше мнение об этой тенденции стиля.Меч революции отозвался в литературе прежде всего обострением критического начала. Непосредственно после июльского переворота литературная деятельность в Германии приобрела публицистический характер. Внимание всей нации было приковано к журналам... Красота ни в коем случае не была принесена в жертву тенденции. Красота остается высшим законом при любом эстетическом подходе; но ныне от нее требовали, чтобы она не вступала в спор со своей высокорожденной сестрой ¦— Свободой, но чтобы действовала с нею рука об руку.
Молодая литература уже многие годы проявляет себя в лирических жанрах. Начало положил Гейне своей «Книгой песен», который воспользовался всеми возможными средствами, чтобы передать не только свои идеалы, но и капризы настроения, чего не в состоянии сделать все его противники и хулители. Больше всего эти люди порицают в стихотворениях Гейне отсутствие примиряющих концовок, но они могут не сомневаться, что если бы Гейне захотел, то ему не трудно было бы привесить такой сентиментальный хвостик к любому стихотворению. Но именно этого-то он и не хотел. Я не признаю Гейне как политика и как критика10, имея в виду его нынешнюю позицию, но его место как поэта бесспорно...