Романтика
Что непостижимо для бессилья — то мечты.
А. В. Шлегель
В номерах 12, 14 и 27 «Листка искусства и развлечений» помещена старая, однако ж вновь подогретая и прокомментированная сатира1 на романтику и романтическую форму.
Хотя на подобную сатиру следовало бы, собственно, ответить только сатирой, но тут возникает вопрос: можно ли этим помочь самому делу? В номере 124 «Всеобщей литературной газеты» в Галле помещена рецензия на такую контрсатиру, подействовавшую на противную партию, видимо, так же, как сатиры карфункелей и солярисов2 на романтиков, а именно — они пожали плечами. Поэтому по крайней мере я не желал бы говорить о предмете, от которого почти исключительно зависит совершенствование немецкого слова, не надеясь принести этим пользу, то есть шутки ради. Ведь когда бьют по сюртуку, то удары приходятся и по человеку, на котором надет этот сюртук, и когда насмехаются над поэтической формой немецкого слова, то легко может проскочить многое такое, что оскорбит и само немецкое слово. А это слово ведь наше священное достояние, пограничный столб Германии, который не в силах сдвинуть ни один коварный сосед, глашатай свободы, которого не сможет заставить замолчать ни один иноземный тиран, орифламма3 в борьбе за отечество, само отечество для тех, кому глупость и вероломство отказывают в отечестве.Поэтому я намерен в немногих словах, без полемических выпадов и без всякого смущения изложить здесь мои субъективные воззрения на романтику и романтическую форму.
В древности, то есть, собственно, у греков и римлян, преобладала чувственность. Люди жили по большей части во внешнем созерцании, и целью, а в то же время и средством прославления в их поэзии было по преимуществу внешнее, объективное. Но как только на востоке воссиял более прекрасный и кроткий свет, как только у людей появилось предчувствие, что существует нечто лучшее, чем чувственное опьянение, как только начала проникать в души неизъяснимо отрадная идея христианства — любовь, у людей появилось стремление выразить и воспеть словом тайный этот трепет, бесконечную эту тоску и вместе с тем бесконечное блаженство.
Но напрасно пытались старыми словами и образами выразить новые чувства. Нужно было создать новые слова и образы, и как раз такие, которые посредством сокровенного симпатического родства с этими новыми чувствами во всякое время пробуждали бы их в душе и как бы заклинаниями вызывали их наружу. И таким образом возникла так называемая романтическая поэзия, которая расцвела самым прекрасным цветом в средние века, затем печально поникла под хладным дыханием военных и религиозных бурь и в новое время чудесно возросла на немецкой почве и распустила прелестнейшие свои цветы. Правда, романтические образы должны больше пробуждать, чем характеризовать. Но никогда и ни под каким видом не является истинной романтикой то, что многие выдают за нее, а именно: месиво из испанской яр- кости, шотландских туманов и итальянского бренчанья, спутанные и расплывчатые, словно выпущенные из волшебного фонаря образы, что так странно возбуждают и услаждают душу пестрой игрой красок и необыкновенным освещением. Поистине образы, которым надлежит вызывать подлинные романтические чувства, должны быть столь же прозрачны и столь же четко очерчены, как и образы пластической поэзии. Эти романтические образы уже сами по себе должны быть отрадны: они драгоценные золотые ключи, коими, как говорят старые сказки, открывали прелестные сады фей. Вот потому-то наши величайшие романтики Гёте и А. В. Шлегель — в то же время наши величайшие пластики. В гётевском «Фаусте» и песнях те же тонкие очертания, что и в «Ифигении», «Германе и Доротее», в элегиях и т. д.; и в романтических произведениях Шлегеля те же определенные и резкие контуры, что и в его поистине пластическом «Риме». О, если бы это могло, наконец, воодушевить тех, кто так охотно именует себя шлегельянцами!Но многие, заметившие, какое огромное влияние на романтическую поэзию оказало христианство, а вследствие этого и рыцарство, полагают, что им следует подмешивать то и другое в свои произведения, дабы придать им романтический характер. Однако я думаю, что христианство и рыцарство были лишь средством ввести романтику; ее пламя уже давно пылает на алтаре нашей поэзии; уже ни один священнослужитель не должен подливать туда свя-щенный елей, и ни один рыцарь не должен больше стоять там на страже. Германия теперь свободна: ни один поп не может заточить в темницу немецкие умы; ни один благородный дворянчик не вправе больше кнутом гнать на барщину немецкие тела, и потому немецкая муза также должна снова стать свободной, цветущей, простодушной, честной немецкой девушкой, а не быть томной монашенкой или кичащейся предками рыцарской девой.
О, если бы это мнение разделялось многими, тогда скоро бы затихли все споры романтиков с пластиками. Но немало еще завянет лавров, прежде чем на нашем Парнасе4 вновь зазеленеет оливковая ветвь.
Еще по теме Романтика:
- 1. ВЕХИ ТВОРЧЕСКОГО ПУТИ
- 4. ИСКУССТВО. МИФ. РЕЛИГИЯ
- ГЛАВА 6.КОГДА КОНЧИЛАСЬ РОМАНТИКА
- БЕСКОРЫСТНАЯ И НАСЛАЖДАЮЩАЯ ВСЕХ ЛЮБОВЬ - СОСТОЯНИЕБУДУЩЕГО. А ПОКА - ТОЛЬКО СЕКС И ГОРМОНЫ
- Словесность классическая и массовая: литература как идеология и литература как цивилизация
- Русская литературнообщественная мысль первой четверти XIX века.
- Жуковский о природе романтической поэзии.
- Элегический жанр в поэзии Жуковскогоромантика .
- Трагедия «Борис Годунов».
- Детство и юность Гоголя.
- Введение
- Эстетические взгляды немецких романтиков
- Из переписки поздних романтиков
- Романтика
- Эстетические взгляды английских романтиков