ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ ОСОЗНАВАЕМЫХ И НЕОСОЗНАВАЕМЫХ ФОРМ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ЛИЧНОСТНО-ОРИЕНТИРОВАННОЙ (РЕКОНСТРУКТИВНОЙ! ПСИХОТЕРАПИИ

В предыдущем разделе уже указывалось, что одной из основных целей личностно-ориентрованной (реконструк­тивной) психотерапии, отражающей теоретическую и практическую направленность концепции, является дос­тижение у больного осознания и понимания причинно- следственной связи между особенностями его системы отношений и его заболеванием.

Причины недооценки научной значимости проблемы «бессознательного», в течение длительного времени обус­ловленные развитием ее в основном в рамках психо­анализа, исчерпывающе проанализированы в работах Ф. В. Бассина, В. Е. Рожнова, М. А. Рожновой (1972, 1974), А. С. Прангишвили, А. Е. Шерозия, Ф. В. Бассина (1978). Необходимо лишь более ясно подчеркнуть, что на оценку значения этой проблемы для психологии, социологии, педагогики, психотерапии советскими уче­ными не могли не оказать влияния представления в лич­ности как системе сознательных (в основном сознатель­ных!) отношений человека. Очевидно, что и сегодня и, конечно, в дальнейшем система социально-педагогичес- ких и психотерапевтических воздействий будет отражать именно такое понимание сущности личности в марксисте - ской психологии.

Далее, отсылая интересующихся к упомянутым рабо­там, а также к монографиям «Бессознательное. Природа, функция, методы исследования» (Т. I—IV. — Тбилиси, 1978—1985), в которых сделаны в большей или меньшей степени удачные попытки поисков рядом советских авто­ров соотношения сознательного и «бессознательного» при различных патологических состояниях — в их клиничес­ких проявлениях, механизмах развития и лечении, позво­лим себе более подробно привести наш опыт изучения соотношения осознаваемых и неосознаваемых форм пси­хической деятельности в механизмах развития неврозов и их психотерапии.

Обращаясь к значению неосознаваемых форм психи­ческой деятельности в патогенезе неврозов и их психоте­рапии [Зачепицкий Р. А., 1973, 1974; Мясищев В. Н., 1975; Зачепицкий Р. А., Карвасарский Б. Д., 1978), необ­ходимо отметить, что сам факт существования «бессоз­нательного» в психической жизни человека был извес­тен задолго до появления психоанализа, с которым обычно связываются постановка и изучение этой проб­лемы.

Для научного решения этих вопросов, как отмечает Р. А. Зачепицкий (1973), огромное, основополагающее значение имеет использование идей К. Маркса о влия­ниях сознания и «бессознательного», намного опередив­ших искания современных психологов и философов. Объ­ективный анализ общественно-экономических процессов и категорий позволил К. Марксу по-новому осветить приро­ду и формы человеческого сознания. Если классическая философия рассматривала сознание лишь в однородной плоскости восприятий и представлений субъекта, то К. Маркс открыл его многомерный характер, показав, что субъективное отражение объектов реальности определя­ется сложной системой социальных отношений, причем социальные механизмы этой преобразующей системы соз­нанием не улавливаются. Поскольку образования соз­нания обусловлены не прямолинейной причинной зависи­мостью от реальных объектов, они представляют собой, по К. Марксу, «превращенные формы» действительности, что обычно затрудняет понимание сущности самих явле­ний действительности. Отсюда очевидна наивность житейского представления, будто наши восприятия явля­ются зеркальным отражением существующего вне нас реального мира. Согласно известной ленинской формули­ровке мы не только отражаем, но и творим мир.

Всякое восприятие избирательно и конструктивно. Оно не есть простая реакция на стимул. Объекты вос­принимаются в свете прежнего опыта, человеческих пред­положений, предвидений и ожиданий.

Бессознательное, — отвечают А. В. Петровский и М. Г. Ярошевский (1976), — это столь же специфически человеческое психическое проявление, как и сознание, оно детерминировано общественными условиями сущест­вования человека, выступая как частичное, недостаточ­но адекватное отражение мира в мозге человека.

В свете этих предложений человек рассмаривается в единстве его социальной сущности и биологи­ческой основы. Но чтобы понять его в главном его существе, т. е. его личность, невозможно сознание и «бессознательное» исследовать одними лишь нейрофизи­ологическими методами при всей важности такого изу­чения (Иванов-Смоленский А. Г., 1974; Трауготт Н. Н., 1978, и др.). Это было ясно передовым отечественным психологам (Выготский Л. С., 1956; Мясищев В. Н.,

1960; Узнадзе Д. Н., 1966, и др.) и подчеркнуто фран­цузским философом-марксистом Ь. Зеуе (1972).

Начало такого подхода к разработке проблем психо­терапии было положено трудами В. Н. Мясищева и его сотрудников (Яковлева Е. К., 1958; Зачепицкий Р. А.,

1973, 1974, и др.). Эти исследования исходят из поло­жения о том, что при отсутствии грубой органической патологии головного мозга или психотических рас­стройств поведение людей определяется в основном их сознанием, с которым связан активный и изби­рательный характер их отношений, прежде всего взаимоотношений с другими людьми. Неосознанные процессы психической деятельности не находятся в анта­гонизме с сознанием, но взаимодействуют с ним. Не осознается механика социальной динамики, превра­щающая явления действительности в явления созна­ния. В область неосознанного переходят ранее осознанные акты, когда они автоматизируются благодаря многократ­ному повторению, а также явления внешней и внутрен­ней среды человека, не находящиеся в данный момент в поле его активного внимания. В сознание с большей или меньшей легкостью возвращается хранящийся в области неосознанного материал, необходимый при ре­шении возникающих перед человеком задач.

Известно, что большинство больных неврозами и дру­гими психогенными расстройствами обычно не осознают многих обстоятельств, сыгравших .патогенную роль в развитии их болезненного состояния. Это происходит, с одной стороны, потому, что источники их расстройств кро­ются в области социальных отношений, не находящих зачастую прямолинейного отражения в сознании, с дру­гой — вследствие вытеснения их сознания непереносимых для больных психотравмирующих моментов.

Больная С., 36 лет, техник. Поступила в отделение неврозов и психотерапии с жалобами на бессонницу, неприятные ощущения в облас­ти сердца, возникающие преимущественно при нервно-психическом напряжении, неустойчивое настроение, плаксивость, раздражительность, тревогу за свое состояние, быструю утомляемость.

Считает себя больной в течение года. Точно указывает день начала своего заболевания, когда, вернувшись домой с литературного вечера, почувствовала резкую слабость. С этого же дня возникла упорная бессонница, заключавшаяся в том, что с вечера долго не могла уснуть, после засыпания вновь пробуждалась, сон был неглубоким, тревожным, сопровождался тягостными сновидениями.

В связи с упорной бессонницей ухудшилось общее состояние, пропал аппетит, возрастала слабость. Наблюдавшие больную терапевты и невропатологи органических заболеваний не находили и советовали больной «взять себя в руки». Много думала о своем состоянии, не понимая, что с ней происходит. После перенесенной однажды гипнагоги- ческой галлюцинации в просоночном состоянии почувствовала себя еще хуже, возник страх сумасшествия, стала бояться ложиться спать, что в свою очередь еще больше ухудшило ночной сон.

Полностью ориентирована, бреда и обманов чувств нет. Интеллект соответствует образованию и жизненному опыту. Память хорошая. Дер­жится несколько напряженно, но в то же время остается синтон- ной, приветливой. Чувствительна и впечатлительна. Плаксива при малей­шем эмоциональном напряжении. Интерпретирует свое болезненное состояние как начальные проявления психического заболевания.

Изучение анамнеза жизни и болезни позволило получить ясное представление о генезе невроза и основных его проявлений, среди которых на первый план выступила упорная бессонница.

Внимание врача привлекли взаимоотношения больной с матерью. В пользу особой значимости для больной этой системы отношений и возможной ее роли в генезе невротического состояния свидетель­ствовало то напряжение, которое испытывала больная каждый раз во время прихода матери в клинику, заканчивавшееся слезами после ее ухода. Об этом же говорили постоянно повторяющиеся сновидения, в которых она всегда разговаривала с матерью, пытаясь ей что-то доказать, мать же при этом молчала.

В процессе психотерапевтических бесед стали выясняться довольно сложные отношения больной с матерью. Последняя всегда отличалась властным, деспотическим характером, никогда ни в чем не терпела никаких возражений. Трудности взаимоотношений между членами семьи восполнялись энергией, работоспособностью и заботливостью матери. Однако опека эта была тягостна для больной, так как мать посто­янно требовала полного подчинения. Первый серьезный конфликт был связан со стремлением больной устроить свою личную жизнь — выйти замуж за однокурсника, которого она любила. Однако мать не разре­шила с ним встречаться, так как давно строила другие планы и настаи­вала на браке дочери с сыном приятельницы, будучи твердо убежден­ной, что «лучше знает, какой у дочери должен быть муж» Назначен­ная матерью свадьба не состоялась лишь потому, что больная пригро­зила, что лучше утопится, чем выйдет по желанию матери. Больная в конце концов настояла на своем и вышла замуж за своего друга.

Анализ обстоятельств, предшествовавших непосредственному нача­лу заболевания, позволял установить и тот повод, который привел к выраженной декомпенсации больной и клиническому проявлению нев­роза. Этим поводом стал литературный диспут на тему «Отцы и дети», где больная остро воспринимала упоминание о «неблагодарных» и «непоря­дочных» детях, забывающих своих родителей.

В данном случае в процессе психотерапии был выявлен конфликт противоречивых тенденций в отношениях боль­ной к матери. Что же касается ведущего симптома заболе­вания — бессонницы, то он выступал в качестве одного из проявлений невротического состояния и в дальнейщем зафиксировался условнорефлекторным путем из-за совпа­дения времени отхода ко сну и времени обычного прихода матери в семью больной. Этот механизм больной не осоз­нается. В ее сознании выступают лишь последствия патогенного противоречия — бессонница и лиссофобия.

Такое понимание психогенеза заболевания, сложив­шееся в процессе психотерапии, определило тактику даль­нейшей работы психотерапевта. Хотя в данном наблюде­нии максимально полное осознание больной причин забо­левания явилось важным звеном психотерапии, однако основное внимание врача было направлено на восстанов­ление нарушенных отношений всех членов семьи. В этом случае успех психотерапии во многом определялся конст­руктивным, активным участием в ней как больной, так и ее матери, и мужа.

Существует много методов лечения невротических рас­стройств. Они могут быть эффективными, если применяют­ся в системе личностно-ориентированной (реконструктив­ной) психотерапии, важная задача которой состоит в том, чтобы помочь самому больному осознать все взаимо­связи, совокупность которых определила развитие болез­ни. Здесь речь идет не об осознании мифического матери­ала психоаналитического или экзистенциального толка, а об уяснении больным реальных соотношений между его жизненным опытом, сформированной в этом опыте систе­мой его отношений, ситуацией, с возникновением которой они пришли в противоречие, и проявлениями болезни. Весьма важно при этом привлечение внимания больного не только к его субъективным переживаниям и оценкам, но также и к внешним условиям его социальной среды, к ее особенностям, к взаимоотношениям окружающих его людей в семье, на производстве и т. д.

Подчеркивая роль учета неосознанных отношений для процесса психотерапии, В. Н. Мясищев (1960) указывает, что при исследовании больных с психогенными заболева­ниями нередко обнаруживаются отрицательные или поло­жительные отношения или тенденции, однако без созна­тельной формулировки человеком своего отношения или потребности. За вычетом тех случаев, отмечает автор, когда эти отношения утаиваются, речь идет о неосоз­нанных отношениях. Цель психотерапевтической работы заключается в значительной степени в том, чтобы помочь больному уяснить, осмыслить связи и значение того, что определяет его поведение, но чего он ранее не осознавал. «Бессознательное» — это то, что не интегрировано нашим мышлением.

Из работ последнего времени, посвященных рассматри­ваемой проблеме, следовало бы выделить публикации Вл. Иванова (1985) и П. В. Симонова (1982, 1983). Соз­нательное и подсознательное, отмечает Вл. Иванов, — это две основные формы психической деятельности человека. Они находятся в диалектическом единстве, одновремен­ного антагонизма и синергизма. Подсознательная деятель­ность включает две формы: автоматизированную, прошед­шую через фазы осознавания, и спонтанную (первичную), которая зарождается вне поля ясного сознания. П. В. Си­монов в неосознаваемое психическое включает подсозна­ние и сверхсознание. К сфере подсознания он относит все то, что было осознаваемым или может быть осозна­ваемым в определенных условиях. Это — хорошо авто­матизированные навыки, глубоко усвоенные социальные нормы и мотивационные конфликты, тягостные для субъ­екта. Подсознание «защищает» сознание от излишней работы и психических перегрузок. Деятельность же сверхсознания обнаруживается в виде первоначальных этапов творчества, которые не контролируются сознанием (творческая интуиция).

Выявлению не улавливаемых больным патогенных связей при неврозах способствует целенаправленный процесс общения больного с врачом или с другими больными при групповой психотерапии. Цент­ральной задачей личностно-ориентированной (реконструк­тивной) психотерапии является, однако, не само по себе осознание противоречивости интересов и потребностей, а образование на этой основе регуляции потребностей, фор­мирование сознательного отношения.