IV

1 О событии как альтерации см.:Lombard L. В. Events: A Metaphysical Study. London: Routledge &Kegan Paul, 1986. Сокращенное изложение в статье:Lombard L. В.Sooner or Later / / NOUS. 1995. Vol. 29. N 3. P. 343-359. «Событие есть альтерация;

47

превратился в камень или столб, то это было бы чудом как нечто необычное, но если такое превращение происходит с куском дерева, то это не чудо, так как мы это часто наблюдаем, и однако мы в последнем случае знаем не больше, чем в первом, каким образом это Бог производит»1.

оно... есть изменение: сначала вещь имела одно свойство, затем другое, противоположное. Хотя никакая вещь не может иметь свойство и в то же вре-мя иметь одно из противоположных ему в одно и то же время, ни одно событие не происходит моментально; всякое событие имеет некоторый интервал времени свого появления» (Ibid.Р. 343). В перспективе общей теории события это, скорее, неудовлетворительная позиция. Множество событий не опи-сываются как переходы из одного состояния в другое. Однако для того рода событий, который мы называем абсолютными, и сам термин «альтерация», и стоящая за ним идеология описаний событий могут иметь вполне инструментальное значение.

1 Гоббс Т. Левиафан. Гл. XXXVII. Цит. соч. С. 337.

48

Сама по себе редкость события еще не понуждает считать его чудом. Если мы про какую-то вещь точно знаем, что она произведена человеческим искусством, то не считаем ее, несмотря на редкость, знаком божественного всемогущества. Далее, если даже невежественный и суеверный человек сочтет какое-то явление чудом, то просвещенный с ним не согласится. Иначе говоря, квалификация события как чуда соотносительна сообществу наблюдателей, использующих одни и те же принципы различения и на-блюдения, что позволяет им уверенно идентифицировать логическую конструкцию события. А в эту логическую конструкцию входит, гово-рит Гоббс, намерение Бога вызвать доверие к своим служителям, вестникам и пророкам, так что не просто удивительные события, но собы-тия, совершающиеся по слову или по просьбе человека, называются чудесами. Однако здесь обнаруживается важное противоречие, разрешаемое весьма примечательным образом.

В самом деле, чудом в полном смысле слова должно быть, с одной стороны, событие абсолютное, то есть такое, которое несомненно идентифицируется как таковое всеми членами сообщества наблюдателей, как бы навязывает себя наблюдению1. Но мало того, что событие безусловно видимо как событие. Оно еще пред-ставляет собой радикальную альтерацию. Ина-

49

че говоря, в естественном порядке вещей логическая конструкция события предполагает, что оно могло быть индуцировано каким-то иным, однородным ему в цепочке естественной кау-

1 В современной социологии особенно серьезные соображения на этот счет высказал Ирвинг Гофман. Правда, Гофман говорил о том, что социологов от обсуждения темы чуда обычно удерживают соображения такта, поскольку, как можно предположить, социолог обычно отождествляет себя с просвещенной, в чудеса не верящей частью публики.

50

зальности событием. Так, камень, упавший с крыши, получил некий импульс от другого материального тела или утратил опору и т. п. Но внезапное воспарение того же камня над крышей не могло бы быть индуцировано естественным образом и показалось бы удивительным и, возможно, даже чудесным: за ним не стояло бы ничего однородного его ожидаемым движени-ям. В этом смысле чудо подобно учредительному событию, каким в концепции Гоббса является общественный договор. Общественный договор означает событие радикального перехода от одного состояния к другому, так что между двумя состояниями образуется логическая цезура, свидетельство полного отсутствия каузальной связи. Так же и чудо есть разрыв естественной каузальности, который интерпрети-руется наблюдателями не как ошибка наблюдения или же нечто хотя и не объясненное, но принципиально объяснимое1, но именно как событие с логической цезурой, явление транс-цендентного в имманентном. Между тем, дока-

1 Ср. у Гофмана: «...В нашем обществе широко распространено убеждение в том, что все без исключения события можно поместить в некоторую конвенциональную систему значений и управлять ими.

51

зывая способность одного только Бога творить чудеса и разоблачая как иллюзию, то есть мни-мое, только видимое, но не подлинное чудо, описанные в Библии случаи колдовства, Гоббс заявляет: «Люди склонны обманываться ложными чудесами»1. Отсюда можно было бы продолжить рассуждение в сторону прогресса просвещения, но Гоббс делает другой вывод. В государстве люди не должны верить ни своим глазам, ни даже собственным умствованиям, но обязаны прибегать к авторитетной оценке: «И в этом вопросе каждый из нас должен сделать судьей не свой собственный частный разум или совесть, но государственный (public) разум, то есть разум верховного наместника Бога; и действительно, мы ведь уже сделали его судьей, вручив ему суверенную власть делать все, что необходимо для нашего мира и защиты»2. Шмитт обращает внимание на следующие сразу же за только что цитированными рассуждения Гоббса о свободе частного человека верить или не верить в душе тем деяниям,

Гоббс Т. Левиафан. Гл. XXXVII. Цит. соч. С. 342.

См.: http://oregonstate.edu/instruct/phl302/ texts / hobbes / leviathan-h.html#CHAPTERXXX- VII. В русском переводе: Цит. соч. С. 343.

См.: Шмитт К. Наст.изд. С. 188-189.

52

которые выдавались за чудеса (ибо мысль свободна). Исповедание же веры предполагает подчинение частного разума публичному, то есть государственному3.

Однако суждения Шмитта несколько поспешны. В самом деле, как мы видели, человек, вообще говоря, не всегда волен в том, чтобы считать или не считать что-либо чудом. С одной стороны, он связан общностью различений с сообществом наблюдателей. С другой стороны, сообщество наблюдателей принимает в расчет некую несомненность чуда как абсолютного события, явления божественной воли и могущества, прерывающего течение естественной каузальности. Надо, чтобы любая груп-па заведомо отказалась от разумных суждений, не одобренных прежде государственным разумом, чтобы вопрос о чуде всегда оставался под контролем суверена.

Что считать естественной каузальностью? Гоббс дискредитирует частный разум гражда-нина: он может быть недостаточно осведомлен, недостаточно просвещен, злонамеренно введен в заблуждение.

53

ния, потому что велений рассуждать определенным образом в гоббсовском государстве нет. Событие чуда отличается от события приказа со стороны суверенной власти. Между ними, однако же, есть и сходство, потому что и власть, и чудо суть наблюдаемые (в отличие от учредительного события) прерывания естественной каузальности, нарушения естественного хода событий, опознаваемые как сочетания намерения и мощи. Но в случае чуда, говорит Гоббс, добавляются умозаключения, которых нет в случае осуществления властной воли.

Власть в ее предельном осуществлении — это способность причинения абсолютного события: смерти. Этот вид альтерации — пере-ход живого в неживое — может свершаться естественным образом, смерть входит к логическую конструкцию жизни, но власть есть спо-собность вмешаться в естественный ход дел, причинить смерть, естественным образом не ожидаемую. Не всякое вмешательство власти смертоносно1. Но смертоносность входит вее

1 Для уяснения позиции Гоббса особенно важна гл. XXVIII «Левиафана», где говорится о видах наказаний. На первом месте — наказания телесные, то есть, говорит Гоббс, »непосредственно действующие на тело», среди них же на первом месте казни (corporal punishments), причем они подразделяются не только на »простые и мучительные», но и

54

логическую конструкцию1: некое действие рассматривается как властное, если без него события ожидаемым образом совершались бы так, что соответствовали бы рутинным ожиданиям естественного хода вещей. Поскольку же в делах человеческих всегда возможна разная на-правленность воли действующих, способность властвующего заставить кого-либо действовать вопреки своей воле должна быть чем-то подкреплена. Предельная возможность действия на другого, понимаемого прежде всего как тело, есть способность это тело умертвить.

на »смертоносные и менее смертоносные» (some be capital, some less than capital). См. в русском пере-воде, где этот оттенок смысла упущен: Гоббс Т. Левиафан. Цит. соч. С. 245.

1 Мы могли бы здесь говорить о диспозиции или, поскольку речь идет о возможных описаниях, о дис- позициональных утверждениях. См.: Райл Г. Понятие сознания. М.: Идея-Пресс, 2000. Гл. V, особенно С. 130-132.

55

честве абсолютного начала единоличную волю другого человека. Итак, в первичном опыте те-лесности, испытывающей действие власти, взламывается, как правило, нетематизируе- мая, рутинная, естественная каузальность су-ществования живого, в том числе и движения живого к смерти.

Подчеркнем, что мы ни в коей мере не затрагиваем здесь вопрос о природе власти как таковой. Речь идет об обстоятельствах более простых: власть видима как власть наблюдателем, который, грубо говоря, либо трясется за свою шкуру, либо может по аналогии понять восприятия и действия других людей1.В экстраординарном событии власть не являет себя как существующая словно бы субстанциально, в онтологическом самостоянии; здесь обна-руживается особая логическая конструк-ция события, сообществом наблюдателей атрибутируемого власти. Можно сказать: логическая конструкция экстраординарного

1 В большом исследовании Э. Гидденса «Государ- ство-нация и насилие» власть в самом общем смысле определяется как «возможность совершать трансформации», то есть способность «вмешиваться в данную совокупность событий так, чтобы изменить их» (Giddens A. Nation-State and Violence. Volume Two of A Contemporary Critique of Historical Materialism. Cambridge: Polity Press, 1985. P. 7.

56

события власти такова, что ее непременной со-ставляющей является власть, нарушающая привычный ход вещей. Эта конструкция воспроизводится, конечно, и применительно к тем событиям, которые обычным образом и обычным (не специализированным на наблюдении политики) сообществом наблюдателей не идентифицируются как политические. Повсеместность власти, ее дисперсный, всепроникающий характер, среда власти, если вос-пользоваться одной из поздних концепций Никласа Лумана1, делает события, сопряженные с применением власти, бессобытийной рутиной повседневности для большинства. Экст-раординарные действия власти обнажают «подлинный порядок вещей», где самые разные резоны могут уступить грубому давлению.

Являются ли все экстраординарные события, связанные с властью, политическими? Этот вопрос представляет известную сложность, но только не применительно к гоббсов- скому государству, где нет политики, а есть полиция: мир и безопасность. Единственной инстанцией, у которой есть потенциал вмешательства, является суверен. Обычно не всякая власть является политической властью, и не

1 См.:Luhmann N.Die Politik der Gesellschaft. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2001. Кар. 1.

57

всякое событие, меняющее привычный ход ве-щей, является политическим. Власть над телом явлена в ситуации соприсутствия тел, политическая власть требует включения в логическую конструкцию символического измере-ния: на данной территории (говоря социологическим языком, в данном регионе-локале) действуют определенные правила, устанавли-ваемые и санкционируемые некоторой высшей инстанцией, к которой только и восходит законное применение смертоносной власти. Но в гоббсовском государстве никакой способности угрожать телу, кроме как у суверенной власти, нет ни у кого. Поэтому нет необ-ходимости усложнять наше рассуждение, различая прямое физическое насилие (или угрозу такового) в ситуации соприсутствия и символическую трактовку действий, лишь предельным образом восходящих к центральной инстанции легитимного насилия в пределах региона.

Гораздо важнее сопоставить понятие властного вмешательства с событием чуда в той трактовке, которую предлагает Гоббс. Мы легко можем установить важные различия между ними. Чудо должно наблюдаться как некое событие, логическая конструкция которого, при всей очевидности происходящего, должна быть додумана, домыслена наблюдателем. На-

58

блюдатель должен решить несколько вопросов: (1) действительно ли наблюдаемое событие является редким; (2) действительно ли его редкость противоречит привычному ходу вещей; (3) действительно ли это противоречие естественной каузальности происходит по слову человека; (4) действительно ли увиденное позволяет заключить о намерении Бога явить доказательство своего могущества?

Напротив, событие власти уже через опыт угрожаемой телесности дает себя знать совершенно несомненно: власть суверена есть потенциал абсолютной альтернативы естественному продолжению жизни, потому-то и дер-жится порядок гоббсовского государства. Здесь не требуется умствований, здесь просвещение, избавление от суеверий не играет ника-кой роли1. Поэтому решение Гоббса в пользу смертного Бога кажется вполне оправданным: в сомнительных случаях роль интерпретатора отдана тому, кто судит в делах мирских и, следовательно, имеет власть трактовать также и события как чудесные или же только мнящиеся таковыми.

1 Как говорит Варлаам в «Борисе Годунове», «Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит».

59

Остается только один вопрос: достаточно ли антропологических ресурсов для такого рода операций. Если бы ситуациями действия гоб-бсовского гражданина были только ситуации политически контролируемые, ему не нужна была бы вся полнота его техническогоrecta ratio.Однако он, как мы знаем, продолжает беспокоиться за свою жизнь, запирая двери и отправляясь в дорогу с охраной; он прилагает свою способность к размышлению, дабы при-умножить собственность путем безопасным и безвредным для государства; он чувствителен к почету... Как заставить его не считать чудом то, что он таковым считает, или, напротив, счесть чудом то, в чем сам он видит только естественное явление?

Вот здесь-то, говорит Шмитт, Гоббс и совер-шает роковой шаг, предлагая отделить внутреннюю свободу от внешней лояльности. Роковой ли этот шаг для всей конструкции гоб- бсовского «Левиафана» или он представляется таковым в перспективе последующего развития, от Спинозы до современного либерального воззрения на невмешательство государства в приватную сферу? Шмитт, казалось бы, делает акцент именно на последнем, на том результате, к которому приходит западная политическая мысль. Однако это не совсем так. Дело в том, что конструкция «Левиафана» не

60

держится и не может держаться только сочетанием страха и расчета. Она держится также признанием права (и) репрезентативного лица.