О некоторых других иллюзиях, происходящих от того, что мы считаем объект тем более удаленным от нас, чем слабее кажется нам его свет или блеск.О том, как пользуются этим эффектом художники
С самого раннего возраста мы вынуждены — как бы против своей воли — считать предметы тем более далекими, чем более ослаблена их яркость; напротив, яркие предметы представляются нам более близкими, чем они есть на самом деле. Эта иллюзия без сомнения порождается всего лишь плохо управляемым воображением, которое часто вводит нас в заблуждение. Тем не менее она нам столь свойственна и в то же время столь общераспространена, что нет никого, кто мог бы от нее уберечься, хотя заблуждения, в которые она нас ввергает, часто бывают весьма явными, как я имел честь показать В. В. на примере с Луной; однако мы обманываемся точно так же во множестве других случаев, из коих некоторые я опишу.
Существует очень известная иллюзия: ночью пламя пожара кажется нам гораздо ближе, чем оно есть на самом деле. Причина этого ясна: огонь сверкает ярко, и в соответствии с установленным выше свойством нашего восприятия мы всякий раз полагаем, что этот огонь ближе, чем он есть.
Точно так же большая зала, стены которой хорошо выбелены, всегда кажется нам меньше размером. В. В. знает, что белый цвет — самый яркий; поэтому мы полагаем стены этой залы более близкими к нам, и соответственно видимые размеры залы от этого уменьшаются.
В зале же, где степы затянуты черным сукном, как это принято делать по случаю большого траура, мы наблюдаем явление, полностью противоположное. Такое помещение представляется нам значительно более просторным, чем оно есть в действительности: черный — безусловно самый темный цвет, поскольку он не посылает почти никакого света в наши глаза; и по этой причине нам кажется, что черные стены находятся от нас на значительно большем расстоянии, чем это есть на самом деле.
Итак, пусть закроют стены какой-либо комнаты черной тканью — и она покажется больше; и наоборот: пусть ее степы хорошо выбелят, и нам покажется, что она стала меньше.Однако лучше всех умеют использовать эту иллюзию (столь естест-венную и столь общую для всех людей) живописцы. В. В. известно, что на одной картине бывают изображены предметы, из коих некоторые кажутся нам весьма удаленными, тогда как другие — очень близкими. В руках искусного художника это — один из самых могущественных приемов. Достойно удивления: зная с полной уверенностью, что все изображения на картине сделаны на одной плоскости и находятся на примерно равном расстоянии от наших глаз, мы тем не менее поддаемся обману и полагаем одни предметы очень далекими, а другие — очень близкими. Обыкновенно эту иллюзию приписывают умению живописца искусно сочетать свет и тени: такое умение, несомненно, открывает перед ним большие возможности. Однако В. В. едва взглянет на картину, как заметит — предметы, которые должны казаться нам сильно удаленными, нарисованы тусклыми красками и довольно неотчетливо. В самом деле, когда мы смотрим вдаль, мы хорошо различаем, к примеру, фигуры людей, однако не можем разглядеть их глаза, нос, рот; соответственно и художник изображает предметы таким же образом. Что же до тех предметов, которые мы должны счесть расположенными вблизи, то живописец рисует их самыми живыми, яркими красками и старается тщательно воспроизвести все детали; если это люди, мы различаем черты лица во всех подробностях, складки одежды и т. д. Тогда изображение кажется, если можно так выразиться, выступающим из холста, в то время как описанные ранее отодвинуты далеко вглубь.
V. Именно на этой иллюзии основано все искусство живописи.1 Если бы мы были приучены судить только в соответствии с реальностью, этот вид искусства, весь целиком, не мог бы существовать — точно так же, как если бы мы были слепыми. Сколько бы художник ни проявлял свое умение смешивать краски, мы говорили бы: вот здесь, на этой поверхности — красное пятно, вон там — синее, вот черный мазок, а там несколько беловатых линий; все располагается на одной плоскости, ничто не уходит вглубь, ничто не выступает вперед. Если бы было так, нарисовать какой-либо реальный предмет было бы невозможно и мы смотрели бы на изображение так же, как смотрим на бумагу, исписанную буквами, и ломали бы себе голову, пытаясь (напрасно, быть может) разгадать назначение различно окрашенных пятен. Будучи столь непогрешимыми, не были бы мы достойны жалости, поскольку лишились бы удовольствия, ежедневно доставляемого нам искусством, столь же приятным, сколь и поучительным?
8 мая 1762 г.