12.2.4. Этнокультуральные особенности психопатологических механизмов общественно опасных действий
Согласно определению М.М.Мальцевой (1987), под психопатологическими механизмами общественно опасных действий понимается «...такое взаимодействие болезненных расстройств психики между собой, а также с личностными особенностями больного и ситуационными факторами, которое обусловливает совершенное деяние и исключает возможность трактовать его как преступление».
Иначе говоря, правонарушение больного имеет свой патологический мотив, который возникает в структуре доминирующего у него психопатологического синдрома. Именно наличие такой связи дает психиатрам возможность предвидеть не только саму вероятность совершения пациентом общественно опасных действий, но и прогнозировать их характер и направленность.С определенной степенью условности психопатологические механизмы общественно опасных действий, совершаемых психически больными, могут быть разделены по характеру лежащей в их основе психической патологии на два основных варианта. В первом варианте противоправное деяние больного обусловлено продуктивными психотическими расстройствами, во втором — негативными (дефицитарны- ми) расстройствами и специфическими изменениями личности. Таким образом, выделяют продуктивно-психотический и негативно-личностный механизмы [Мальцева М.М., 1987].
По данным настоящего исследования, в структуре общественно опасных действий, совершаемых психически больными, негативно-личностные механизмы занимают ведущее положение: 85,2 % случаев у славян и 80,5 % — у финно-угров. Негативно-личностные механизмы делятся на два вида: ситуационно спровоцированные (т.е. действия, совершаемые под влиянием реальной побуждающей ситуации), выявляемые примерно у половины всех больных каждой этнической группы, и инициативные (действия, совершаемые по инициативе самого больного), составляющие около у всех случаев ООД. Если в первом варианте психопатологическое расстройство не является непосредственной причиной ООД, а служит лишь «благодатной почвой», которая может дать «росток» только в определенных условиях, то во втором — главную роль в совершении ООД играет собственная инициатива больного, который сам создает необходимую для этого ситуацию.
Наиболее часто встречающимся видом ситуационно спровоцированных ООД (около уА всех случаев в каждой этнической группе пациентов) являются деликты, связанные с интеллектуальной несостоятельностью. Такие больные, попадая в сложные жизненные обстоятельства, совершают ООД (чаще имущественные), будучи не в состоянии самостоятельно найти оптимальный выход из положения. Другой вид ситуационно спровоцированных ООД обусловлен эмоциональной бесконтрольностью (19,3 % случаев у русских и 17,8 % — у коми); для этого характерно сочетание выраженных негативных расстройств у больных с повышенной возбудимостью. Как правило, данные правонарушения совершаются в состоянии алкогольного опьянения. Реже (5—6 % случаев) ситуационно спровоцированные ООД вызываются повышенной внушаемостью и подчиняемостью, что свойственно лицам с умственной отсталостью.
В группе инициативных действий психопатологические расстройства у больных обусловливают такие изменения поведения, наклонностей, моральных и целевых установок, которые становятся непосредственной причиной ООД. Самым распространенным вариантом этой группы негативно-личностных механизмов оказался дефицит высших эмоций, выявленный у 20 % всех больных, совершивших ООД. С учетом клинических признаков сюда можно включить достаточно широкий круг психической патологии: от шизофрении до умственной отсталости. Следующим по частоте вариантом является расторможенность влечений — примерно 10 % всех случаев, реже диагностировалась псевдосоциальная гиперактивность — около 2 % случаев.
Таким образом, негативно-личностные механизмы являются доминирующими в формировании и реализации общественно опасных действий психически больных, причем частота отдельных вариантов этих механизмов не различается в сопоставляемых этнических группах пациентов.
Продуктивно-психотические механизмы ООД в изучаемых группах больных служат причиной ООД примерно с одинаковой частотой в обеих этнических группах больных: 19,5 % у финно-угров и 14,8 % — у славян.
Клинически выделяется два варианта продуктивно-психотического механизма: с бредовой мотивацией и без нее. Более распространен второй вариант, при котором выявляют 12,1 % случаев у финно-угров и 8,5 % — у славян. Удельный вес варианта с бредовой мотивацией составляет соответственно 7,4 и 6,3 %.В структуре продуктивно-психотических механизмов с бредовой мотивацией у славян выше удельный вес таких видов, как бредовая защита и искупление мнимой вины, а у финно-угров — бредовая месть и реализация бредовых проектов.
Под термином «бредовая защита» понимают опасные действия больных с разнообразными вариантами бреда преследования, направленные на защиту от несуществующих преследователей. Эти действия могут быть разделены на пассивные и активные. Пассивные характеризуются стремлением скрыться от преследования, для чего больные меняют место жительства, работу, иногда перемещаются на далекие расстояния. Такие действия не несут в себе агрессии по отношению к окружающим, поэтому противоправное деяние совершается, как правило, случайно. Характерным примером пассивного варианта бредовой защиты может слркить следующее наблюдение.
Больной П., 22 лет, русский, житель Сыктывкара. Обвинялся в угоне автомобиля. Единственный ребенок в семье. Тетя по линии отца страдала шизофренией. Раннее психомоторное развитие без особенностей. В школу пошел вовремя, учился в начальных классах хорошо. Однако уже тогда был малообщительным, не любил шумных компаний, в свободное время дома осваивал радиодело. В старших классах успеваемость снизилась. После окончания школы пробовал поступить в университет на физико-математический факультет, но не прошел по конкурсу и был призван в армию. Служил связистом, служба проходила на отдаленных точках, где было ограниченное количество солдат. После демобилизации вернулся домой. Через некоторое время родители заметили изменения в характере и поведении сына. В контакт практически ни с кем не вступал, часто становился раздражительным, на работу не устраивался, учиться дальше не собирался.
Перестал выходить на улицу, постоянно закрывался в своей комнате, много курил, не спал по ночам. В один из вечеров, разбив стекло, выпрыгнул из окна 3-го этажа и побежал. Увидев во дворе заведенную машину, сел в нее и выехал за черту города, но не справился с управлением, опрокинулся в кювет, где и был задержан работниками милиции.При проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы в первое время был напряжен, часто озирался по сторонам, сжимал голову руками, не спал по ночам, закрывался одеялом с головой. Постепенно после медикаментозной терапии несколько успокоился. Рассказал, что около полугода назад понял, что ФСБ хочет сделать из него «зомби». Они вмонтировали ему в голову специальный приемник и постоянно посылают своеобразные сигналы. Все окружающие люди знают об этом и думают о нем плохо. Вечером, когда все случилось, должен был прийти особо опасный сигнал, поэтому решил скрыться от преследователей. Эмоционально монотонен. Память на текущие события несколько снижена. Критика к своим переживаниям отсутствует. С диагнозом «шизофрения, параноидная форма, приступообразно-прогредиентный тип течения» был признан невменяемым, рекомендовано принудительное лечение в психиатрической больнице общего типа.
Из данного примера видно, что при наличии неблагоприятной наследственности и специфического преморбида личности, произошло острое развитие заболевания. Клиническая картина, начавшаяся с появления галлюцинаторных расстройств, постепенно усложняется — присоединяются явления психического автоматизма, и на высоте психотического состояния формируется острый чувственный бред воздействия и преследования, захватывающий полностью личность больного. У подэкспертного выявлялась и дефицитарная симптоматика, но она находилась как бы на «вторых ролях». Угон автомобиля, послуживший причиной привлечения больного к уголовной ответственности, был следствием стремления уйти от преследования.
Активный вариант бредовой защиты проявляется прежде всего агрессивными действиями по отношению к тем лицам, которых больной считает своими преследователями.
Именно этот фактор делает данный вариант гораздо более опасным для окружающих. В большинстве случаев это тяжелые правонарушения, которые, как правило, бывают очень тщательно подготовленными. В проведенном исследовании четко прослеживается, что данный вариант не характерен для больных национальности коми, тогда как у русских он занимает одно из ведущих мест по частоте.Примером данного варианта может послужить следующее клиническое наблюдение.
Больной С., 31 года, русский, житель Сыктывкара. Привлечен к ответственности за нанесение тяжких телесных повреждений. Родился в семье рабочих вторым из 3 детей. Наследственность психопатологически не отягощена. В раннем возрасте перенес рад детских инфекций. В школу пошел вовремя, учился на «4» и «5», особенно нравились гуманитарные предметы. В характере с раннего возраста отмечались раздражительность, вспыльчивость, неуравновешенность. После окончания школы поступил в школу милиции и успешно ее закончил. Уже во время учебы были замечены некоторые странности в поведении: чрезмерно увлекался закаливающими процедурами, причем часто менял различные методики; постоянно перечитывал одни и те же философские книги. В возрасте 25 лет женился, вскоре родилась дочь. Жена с первых лет совместной жизни заметила у мужа немотивированные колебания настроения: от чрезмерной активности до полной апатии. Почти сразу после свадьбы отношения стали ухудшаться, муж часто устраивал скандалы, предъявлял различные претензии. Вскоре стала ясна суть его претензий — неверность жены. Стал проверять ее наряды вплоть до нижнего белья, периодически следил за ней. Смонтировал специальное устройство для прослушивания телефонных разговоров. После очередного скандала жена обратилась к руководству мужа. Когда возникло сомнение в его психической полноценности, он был освидетельствован психиатром и направлен на обследование и лечение в психиатрическую больницу, где был поставлен диагноз «шизофрения».
Больной был комиссован из органов внутренних дел.
Пытался заниматься коммерческой деятельностью, но без успеха. Брак по инициативе жены был расторгнут. После этого проживал у родителей, часто приходил в квартиру к бывшей жене под предлогом свидания с дочкой. Однако дочь его не интересовала, каждый раз устраивал скандалы, высказывал идеи ревности. Нарушились отношения и с родителями, ушел от них в общежитие. Постепенно у него сформировались идеи, что бывшая жена при помощи своих любовников хочет избавиться от него. На улице стал замечать слежку за собой различных людей, была уверенность, что в комнате, где он проживал, постоянно проводят обыск. Перестал выходить на улицу, никому не открывал дверь. Затем ему пришла в голову мысль, что ему все равно не спастись, и решил расправиться с бывшей женой. Придя в квартиру, нанес ей ножом проникающее ранение брюшной полости. Услышав шум, пришедшие на помощь соседи предотвратили более серьезное преступление.При проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы в поведении оставались замкнутость, настороженность. Часто заходил в другие палаты, внимательно всматривался в лица больных и персонала. В мышлении отмечались обстоятельность, элементы паралогичности и непоследовательности. Сохранялась убежденность, что его должны были уничтожить любовники жены. Действия свои считал правильными и другого выхода не видел. С диагнозом «шизофрения, параноидная форма, непрерывно-прогреди- ентный тип течения» был признан невменяемым. Рекомендовано принудительное лечение в психиатрической больнице со строгим наблюдением.
В данном случае на фоне эмоционально-волевых нарушений, немотивированных колебаний настроения и нарушений мыслительного процесса постепенно сформировались бредовые идеи ревности, трансформировавшиеся впоследствии в идеи отношения и преследования. Вместе с нарастающими нарушениями мышления в виде обстоятельности и паралогичности происходила систематизация бредовых переживаний с одновременным усилением аффективных расстройств, тревоги и страха. На пике их остроты и произошло правонарушение. Желание убить свою бывшую жену может быть расценено как способ спасти себе жизнь и, следовательно, явилось активным вариантом бредовой защиты.
Как уже было сказано, вариант бредовой мести является наиболее частым видом продуктивно-психотических механизмов с бредовой мотивацией у больных финно-угорской группы. При этом мотив бредовой мести чаще всего бывает направлен на самых ближайших родственников.
Приводим клиническое наблюдение.
Больной В., 44 лет, коми, обвинялся в нанесении телесных повреждений своей матери.
Старший из двух детей. Отец и мать злоупотребляли спиртными напитками. В школу пошел с 7 лет, учился посредственно, классы не дублировал. Окончил 8 классов, работал разнорабочим. Был призван в армию, служил в войсках связи. После демобилизации работал монтером связи, одновременно учился в вечерней школе. Вскоре женился, имеет дочь. В возрасте 25 лет впервые обратился за помощью к психиатрам. Беспокоили снижение настроения, бессонница, суицидальные мысли, имели место кратковременные галлюцинаторные расстройства в виде акоазмов. Обследовался в психиатрической больнице, где был поставлен диагноз «шизофрения». Вскоре брак был расторгнут, перестал поддерживать отношения с прежней семьей. Многократно без видимых причин менял места работы, начал злоупотреблять алкоголем. После смерти отца продал дом и проживал с матерью в квартире. Неоднократно госпитализировался в психиатрическую больницу, была определена II группа инвалидности. С матерью постоянно конфликтовал, но этот факт всегда оставался вне внимания психиатров. Постепенно все более отчетливо стал требовать, чтобы мать вернула ему военные награды. Считал, что она распространяет слухи, будто бы он шпион. Обращался в различные инстанции, вплоть до Президиума Верховного Совета с требованием вернуть правительственные награды, которые выкрала у него мать. За 3 мес до правонарушения перестал приходить на прием к психиатру. Из материалов уголовного дела известно, что В. нанес матери тяжкие телесные повреждения.
Во время проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы фон настроения снижен. На вопросы отвечал не всегда по существу. Эмоционально монотонен, о своих переживаниях рассказывал неохотно. Удалось выяснить, что у В. было ощущение, будто все окружающие к нему плохо относятся. Слухи о том, что он шпион, распространяла, по его глубокому убеждению, его же мать. Она украла у него боевые награды, чтобы он никому не мог доказать, что он герой. Идея отомстить матери за ее «злодеяние» возникла достаточно остро, без четкой продуманности. Убежден в своей правоте, в содеянном не раскаивается.
По заключению экспертизы, В. страдает психическим заболеванием в форме шизофрении с непрерывно-прогредиентным течением и парафренным синдромом. Признан невменяемым с рекомендацией направления на принудительное лечение в психиатрическую больницу с усиленным режимом наблюдения.
В рассматриваемом случае на протяжении ряда лет у больного формировался целый комплекс бредовых идей — отношения, преследования и как следствие — мести конкретному виновнику всех бед и страданий — собственной матери. Правонарушение произошло на фоне нарастания бредовой активности, поэтому мотив бредовой мести является механизмом его совершения.
Рассматривая вариант реализации бредовых проектов, необходимо подчеркнуть, что его частота в финно-угорской группе больных значительно выше, чем в славянской. Клиническое своеобразие данного вида продуктивно-психотиче- ских механизмов заключается в том, что в структуре бреда у коми часто присутствуют религиозно-мистические мотивы. Возможно, в сознании коренного населения до сих пор имеют место дохристианские верования, основой которых был анимизм — вера в духов, олицетворяющих все явления окружающего мира.
Приводим пример соответствующего клинического наблюдения.
Больной М., 48 лет, коми, обвинялся в хищении государственного имущества. Родился в сельском районе в семье рабочих шестым ребенком из восьми. В раннем возрасте проходил лечение в инфекционной больнице, причина неизвестна. В школу пошел вовремя, учился удовлетворительно. В армии не служил в связи с неврологическим заболеванием (со слов испытуемого, часто болела голова). После школы закончил училище и работал трактористом, но очень уставал от физических нагрузок, перешел работать лесником. Работа нравилась. Женат не был. Проживал в доме родителей самостоятельно. В возрасте 45 лет при строительстве подсобного хозяйства получил тяжелую черепно-мозговую травму. В течение 2 мес лечился стационарно. В последующем поведение М. изменилось. Он стал более замкнутым, на несколько дней уходил в лес, перестал следить за своим внешним видом, не выполнял производственные поручения. Впоследствии выяснилось, что в тайге на территории лесхоза он вырубил большой участок леса овальной формы и своеобразно укладывал бревна по периметру. Было возбуждено уголовное дело по факту хищения государственной собственности.
При проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы установлено стойкое повышение артериального давления до 190/90 мм рт.ст., при эхоэнцефалографии выявлено расширение III желудочка, на рентгенограмме черепа — остеопороз стенки турецкого седла, на глазном дне — стойкое расширение вен сетчатки.
В отделении держался обособленно, хотя и участвовал в трудовых процессах. Во время бесед охотно и подробно рассказывал, что наконец-то понял свое предназначение — он создан для связи с иным миром, ему нужно построить приемно-посадочный пункт, чтобы «духи» сошли на землю и вошли с ним в контакт. Это сложное сооружение он и возводил в тайге. О содеянном не переживал, считал действия администрации лесхоза мелочью по сравнению с тем, что ему предписано судьбой. Сожалел только о том, что временно должен был прекратить работы над проектом.
Комиссия пришла к выводу, что у М. - органический психоз сложного генеза с параноидным синдромом. Рекомендовано признать его невменяемым и направить на принудительное лечение в психиатрическую больницу общего типа. В механизме совершения правонарушения ведущее место занимает мотив реализации бредового проекта. Отсутствие характерных для шизофрении негативных расстройств и наличие объективно подтвержденных знаков органического поражения головного мозга позволяют сделать вывод об имевшемся у больного психотическом эпизоде органической природы.
В структуре продуктивно-психотических механизмов, не имеющих бредовой мотивации, ведущее место занимают императивные галлюцинации и автоматизмы, а также аффектогенная переоценка собственных возможностей. При этом первый из них значительно чаще встречается у финно-угров, а второй — у славян. Другие виды состояний без бредовой мотивации (косвенная бредовая мотивация, дисфорическая агрессивность, импульсивные действия) имеют место в качестве механизмов ООД в единичных случаях и не различаются по своей частоте в сравниваемых этнических группах больных.
Исходя из этого, более пристального внимания заслуживает вариант с императивными галлюцинациями и автоматизмами. Это обусловлено не только тем, что по своему механизму он близок к вариантам с бредовой мотивацией, но и потому, что именно он имеет наибольшие особенности в сопоставляемых группах больных. В частности, если среди славян данный механизм ООД свойствен в основном больным шизофренией, то в группе финно-угров он в равной степени часто определяется у лиц с шизофренией и алкогольными психозами.
Приводим клиническое наблюдение.
Больной Н., 28 лет, коми, обвинялся в нанесении тяжких телесных повреждений. Единственный ребенок в семье. Воспитывался матерью, так как отец проживал отдельно. Несколько раз был судим, злоупотреблял алкогольными напитками. В школу пошел с 7 лет, учился посредственно, занимался в различных спортивных секциях. После школы поступил в ПТУ, получил специальность га- зоэлектросварщика. В это время начал употреблять алкогольные напитки. В течение 3 лет служил в ВМФ, часто находился на гауптвахте из-за пререканий с командирами. После демобилизации вернулся домой, устроился на работу в строительную организацию по специальности. В это время начал систематически принимать алкоголь, вскоре появились первые запои. Женился, родился сын. По поводу частых алкоголизаций в семье были конфликты. После смерти матери Н. еще больше стал злоупотреблять алкоголем, запои участились. Стал слышать несуществующие голоса. Больным себя не считал и за помощью не обращался. По окончании 10-дневного запоя на 2-й день почувствовал внутреннее беспокойство, сердцебиение, напряжение во всем теле. Долго не засыпал, чтобы отвлечься, пытался читать книгу, пил чай. Из материалов уголовного дела известно, что внезапно состояние Н. резко изменилось: начал бегать по квартире, вдруг схватил нож и ударил им сначала жену, потом спящего сына, а затем и себя.
При проведении стационарной судебно-психиатрической экспертизы неврологических расстройств и патологии внутренних органов не выявлено. В психическом состоянии отмечалось выраженное снижение настроения. Глубоко переживал о содеянном. Сообщил, что совершить такой поступок его заставили «голоса», сопротивляться которым у него не было больше сил. Каких-либо продуктивных расстройств мышления выявлено не было. Экспертной комиссией был поставлен диагноз: «острый алкогольный галлюциноз» на фоне хронического алкоголизма II стадии». По отношению к содеянному рекомендовано считать его невменяемым и направить для прохождения лечения в психиатрическую больницу с усиленным наблюдением.
Анализ показывает, что за сравнительно короткий период времени у больного развился рецидивирующий алкогольный галлюциноз. Инкриминируемое ему деяние возникло на высоте обострения, когда поведение полностью стало определяться содержанием императивных галлюцинаций. В этом смысле оно носило импульсивный характер.
К числу других особенностей данного механизма ООД у больных финно-угорской группы следует отнести его формирование в достаточно раннем возрасте, клиническую стойкость и тенденцию к частым обострениям. Интересно, что в Уг всех случаев больные с данным вариантом совершают такое специфическое правонарушение, как поджог.
Больная А., 47 лет, коми, обвинялась в поджоге государственного имущества. Родилась третьей из четырех детей в семье рабочих. Бабушка по линии матери считалась в деревне «странной» женщиной. В школу пошла с 7 лет, училась посредственно, особых интересов не проявляла. После окончания 8 классов выполняла подсобную работу, затем получила профессию доярки и работала на ферме. В 21 год вышла замуж, родила двоих детей. Вскоре родственники начали отмечать странности в поведении А. Стала меньше общаться с окружающими, очень холодно относилась к детям, перестала выполнять домашние дела. На работе также начала получать взыскания за халатное отношение к своим обязанностям. В один из вечеров выпрыгнула из окна 2-го этажа и убежала в поле, где подожгла два стога сена, принадлежащих совхозу. Было возбуждено уголовное дело, проходила судебно-психиатрическую экспертизу, признана невменяемой с диагнозом: «шизофрения». Проходила принудительное лечение в психиатрической больнице общего типа. Во время обследования выявлено, что больная в течение некоторого времени слышала в голове злой мужской голос, который ее постоянно ругал, оскорблял. Его давление постепенно усиливалось, о себе он запрещал кому-либо рассказывать. На высоте обострения болезни «голос» приказывал сжечь дом. Она уже приготовила спички, но в последний момент, сопротивляясь ему, выпрыгнула из окна. Поджигая сено, думала таким образом разрешить ситуацию.
После лечения вернулась домой, работала разнорабочей. Лекарства принимала нерегулярно. Примерно через полгода состояние вновь ухудшилось, подожгла свою летнюю кухню, а затем в «наказание» за это вогнала себе под ногти 14 швейных иголок. В последующем неоднократно лечилась со схожей клинической картиной в психиатрической больнице. Была определена II группа инвалидности по психическому заболеванию. Муж оформил развод, дети проживали с ним, а потом самостоятельно. В день совершения правонарушения подожгла коровник, а затем пыталась удалить себе глаза. При задержании была крайне возбуждена, выкрикивала отдельные слова, не связанные между собой.
При проведении амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы констатирована ампутация левого глазного яблока. В психическом состоянии некоторая растерянность, фон настроения снижен. Рассказала, что в день совершения правонарушения началось особенно сильное влияние «голоса» — сопротивляться ему уже не могла. Сожалела о содеянном, но критика носила формальный характер.
Экспертной комиссией была признана невменяемой, поставлен диагноз: «шизофрения, непрерывно-прогредиентный тип течения, галлюцинаторно-параноидный синдром». Рекомендовано принудительное лечение в психиатрической больнице общего типа.
Как следует из наблюдения, у больной на протяжении многих лет имеет место стойкий императивный галлюциноз, не сопровождавшийся бредовыми переживаниями. С годами нарастала дефицитарная симптоматика, но она не играла в механизме совершения правонарушения ведущего значения. На высоте обострения поведение больной полностью определялось содержанием императивных галлюцинаций.
Таким образом, анализ психопатологических механизмов ООД подтверждает наличие этнокультуральных особенностей общественно опасного поведения больных с психическими расстройствами. Знание этих особенностей позволяет с большей вероятностью прогнозировать возможность, характер и направленность противоправных действий психически больных и принимать более эффективные меры по их предупреждению.
Завершая свой труд, нам хотелось бы систематизировать приведенные в нем сведения, выделить основные закономерности влияния этнокультуральных факторов на психическое здоровье, дать обобщенную оценку их роли в возникновении и течении различных форм психической патологии и деструктивного поведения.
«Погружение» в проблемы этнокультуральной психиатрии еще раз убедило нас в том, что сегодня невозможно достичь высокого качества диагностики и лечения психических расстройств без учета этнокультуральных особенностей пациентов. Применение этнокультуральных подходов является непременным условием эффективности профилактики психических заболеваний, организации психиатрической помощи, охраны и укрепления психического здоровья населения. В особой степени это актуально для многонациональных стран, к числу которых относится и Россия.
Осмысление множества фактов, установленных в ходе собственных исследований, а также данных, накопленных в мировой психиатрии, позволяют сделать ряд обобщений.
Первое из них касается этнокультуральных особенностей распространенности психических расстройств. Этот показатель, свидетельствующий о наличии вариаций в частоте психических заболеваний или их отдельных форм в различных этнических популяциях, наиболее освещен в мировой литературе. Однако описываемые различия традиционно вызывают наибольшие сомнения, поскольку они могут быть связаны не только с этнокультуральными факторами, но и с различными методическими подходами исследователей, уровнями организации и доступности психиатрической помощи, психологической культурой населения.
Наши исследования охватили четыре этнические группы России: славянскую, финно-угорскую, тюркскую и тунгусо-маньчжурскую. Первые три из них являются крупнейшими по,численности в стране, а последняя включает малочисленные коренные народы Дальнего Востока. Исследование проводили по единой унифицированной методике, что дало возможность корректно сопоставить полученные результаты.
Сравнительное исследование распространенности основных форм психической патологии в изучаемых этнических группах населения позволило установить наиболее высокую
болезненность психическими расстройствами у народов фин- но-угорских национальностей. Так, показатели распространенности шизофрении, эпилепсии с психическими расстройствами, депрессивных расстройств у финно-угров превышают таковые в славянской и тюркской группах в 1,5—1,7 раза, а пограничных психических расстройств — в 5,3 раза. Выявленная закономерность требует дальнейшего углубленного изучения причин столь выраженных различий, а также свидетельствует о необходимости повышенного внимания психиатров к охране психического здоровья финно-угорских народов страны.
Важные особенности распространенности психических расстройств, связанных с употреблением алкоголя, были установлены в славянской и тунгусо-маньчжурской этнических группах Дальневосточного региона России. С одной стороны, болезненность коренных народов Дальнего Востока алкоголизмом (22 на 1000 представителей этих национальностей) в 2 раза превышает аналогичный показатель у славянского населения. С другой стороны, алкогольные психозы у аборигенов встречаются достоверно реже, чем у славян. Такое несоответствие между показателями распространенности алкоголизма и алкогольных психозов (обычно эта связь прямо пропорциональна) не описано в мировой литературе. По нашим наблюдениям, у аборигенов более частым вариантом неблагоприятного развития алкогольной болезни являются не психотические, а тяжелые соматические расстройства.
Этнокультуральные особенности клинической картины психических расстройств можно условно разделить на две группы. Первая из них характеризует этнокультуральные различия в клинической структуре психической патологии, вторая — специфику клинических проявлений и течения психических расстройств у больных разных этнических групп.
В клинической структуре пограничных состояний как у больных славянских, так и финно-угорских национальностей ведущее место занимают расстройство адаптации, неврастения и тревожное расстройство. Однако у финно-угров выше удельный вес фобических, а у славян — соматоформных расстройств и соматоформной вегетативной дисфункции. Что касается расстройств личности (психопатий), то при их равной частоте в обеих этнических группах больных у славян преобладают возбудимые, а у финно-угров — тормозимые формы.
Установлен ряд сходств и различий в характере клинических проявлений пограничной психической патологии у больных сравниваемых национальностей. Такие психопатологические феномены, как тревога, полиморфные вегетативные нарушения, конверсионная и эмоционально неустойчивая симптоматика, выявляются у пациентов обеих этнических групп практически с одинаковой частотой. Вместе с тем у славян в клинике пограничных состояний достоверно чаще встречаются астенический и соматоформный синдромы, а у финно-угров — субдепрессивный, фобический и магифрени- ческий (уход в мир магических представлений и переживаний). Все эти различия имеют четкую связь с преморбидны- ми этнопсихологическими характеристиками пациентов сравниваемых национальностей.
Существенными этнокультуральными особенностями отличаются аффективные расстройства. В частности, у финно- угров эти заболевания представлены почти исключительно депрессиями (94 % ), в то время как у славян их доля в структуре аффективной патологии составляет % (65 % ).Следовательно, маниакальные расстройства — довольно редкое явление у финно-угорских народов.
Среди факторов, предрасполагающих к возникновению депрессивных расстройств, следует выделить высокую наследственную отягощенность суицидальным поведением в обеих этнических группах больных. При возникновении и формировании депрессий установлена интересная закономерность: у лиц финно-угорских национальностей чаще прослеживается причинная (либо пусковая) роль психогенно травмирующих ситуаций. У славян этого выявить не удалось, что позволило предположить у них большую распространенность депрессий эндогенного происхождения.
Эта гипотеза нашла свое подтверждение при дальнейшем клиническом анализе депрессивных расстройств в сопоставляемых группах больных. Так, в структуре депрессивных заболеваний у славян преобладают биполярное аффективное и рекуррентное депрессивное расстройства. Для клинических проявлений этих заболеваний характерны острое начало, большая глубина депрессии, наличие психотических расстройств, циклический тип течения, сезонность обострений. У больных финно-угорских национальностей отмечается совершенно иная картина. Наиболее частой клинической формой депрессий является дистимия, а к числу характерных особенностей заболевания относятся его подострое начало, субдепрессивный уровень симптоматики и затяжное, с тенденцией к хронизации, течение. Таким образом, по всем клиническим параметрам депрессивные расстройства у славянских пациентов находятся ближе к эндогенному полюсу, а у финно-угров — к психогенному.
Особый интерес представляет сопоставление данных с частотой суицидов в славянской и финно-угорской популяциях, приведшее нас к довольно неожиданным выводам. Поскольку распространенность самоубийств у финно-угорских народов достоверно превышает аналогичный показатель у славян, было бы логичным ожидать большей частоты и тяжести депрессий у финно-угров. На деле же мы имеем совершенно противоположную картину — более тяжелые и на первый взгляд более суицидоопасные депрессии преобладают у лиц славянских национальностей. Исходя из этого, можно предположить, что либо роль депрессий в суицидогенезе не столь велика, как это принято считать, либо больные финно- угры даже в случаях тяжелых суицидоопасных депрессий не попадают в поле зрения психиатров, и это в итоге приводит таких пациентов к совершению самоубийства.
Изучение этнокультуральных особенностей шизофрении показало, что ее клиническая структура у больных славянских и финно-угорских национальностей практически одинакова. В обеих этнических группах пациентов более % всех случаев приходится на параноидную форму заболевания, а простая, злокачественная и иные формы выявляются достоверно реже.
Течение шизофренического процесса имеет ряд различий в сопоставляемых группах больных. Наиболее распространенным типом течения у пациентов обеих национальностей является непрерывный — около 60 % случаев. Частота других типов течения имеет различия в сравниваемых группах больных: эпизодический со стабильным дефектом и эпизодический ремиттирующий типы чаще выявляются у славян, а эпизодический с прогредиентным развитием дефекта — у финно-угров. Таким образом, неблагоприятное течение шизофрении, характеризующееся непрерывностью, высокой прогредиентностью, большей частотой и глубиной дефекта, чаще выявляется в финно-угорской группе больных.
Важными в клиническом отношении представляются различия в содержательной стороне продуктивной психопатологической симптоматики у больных шизофренией сравниваемых национальностей. Так, у славян фабулы бреда, характер галлюцинаторных образов, как правило, соответствуют образовательному уровню пациента и отражают (пусть и искаженно) реалии сегодняшней жизни. Например, в одном из наших клинических наблюдений фабула бреда воздействия у страдающего параноидной шизофренией больного славянской национальности была связана с Интернетом. Пациент заявлял, что «его мысли транслируются по всему миру, читаются пользователями разных стран, которые в свою очередь воздействуют на него специальными компьютерными вирусами, уничтожают его память» и т.д.
У больных финно-угорских национальностей из числа проживающей в городах образованной молодежи бредовые построения практически не отличаются от таковых у русских. Вместе с тем у страдающих шизофренией финно-угров с невысоким образовательным уровнем, особенно у лиц, проживающих в сельской местности, обнаружено влияние этнокультуральных факторов на содержательное оформление психопатологических переживаний. В данном случае бредовые идеи и галлюцинаторные образы зачастую связаны с архаическими персонажами финно-угорской культуры — «духами», культовыми животными, шаманами и т.п. Отсюда следует, что этнокультуральная основа может выполнять роль патопластического материала в клиническом оформлении психотических расстройств при шизофрении.
Что касается негативной симптоматики, то для больных славян наиболее характерны ее астеноанергические и ригид- но-стенические проявления, в то время как для финно-уг- ров — аутизм и эмоциональное уплощение.
Распространенность и клиническая структура шизофрении не имеют существенных этнокультуральных различий, что может быть связано с большей биологической обусловленностью этих параметров заболевания. Однако течение шизофренического процесса и особенно клиническое оформление психопатологических переживаний в значительной степени зависят от этнокультуральных особенностей пациентов и их микросоциального окружения.
Исследования клиники эпилепсии с психическими расстройствами проводились нами в трех этнических группах пациентов: славянской, финно-угорской и тюркской. Установлено, что клиническая структура заболевания у больных сравниваемых национальностей оказалась практически одинаковой. Во всех этнических группах более половины всех случаев приходится на локализованную (фокальную, парциальную) эпилепсию с комплексными судорожными припадками, изменениями сознания, эпилептическими автоматизмами, в то время как другие клинические формы заболевания встречаются достоверно реже. Выявленная закономерность свидетельствует о преимущественно биологической сущности формообразования эпилептического процесса.
Неблагоприятный тип течения заболевания наблюдается в большинстве случаев (более 60 % ) у больных всех национальностей. Однако частота других вариантов течения имеет достоверные различия: у финно-угров чаще выявляется злокачественное, а у славян и тюрков — благоприятное.
В структуре психических расстройств вследствие эпилепсии у пациентов всех сравниваемых этнических групп доминируют психозы — около 60 % . При этом у славян и тюрков преобладают транзиторные психотические расстройства, а у финно-угров — хронические формы психозов, в частности депрессии.
Учитывая сказанное, можно констатировать, что клинически более благоприятные варианты течения эпилепсии с психическими расстройствами чаще встречаются у славян и тюрков, а более тяжелые, быстро приводящие к инвалидности, — у финно-угров.
Этнокультуральные особенности клиники алкоголизма и алкогольных психозов изучались у славянского и коренного (малочисленные народы тунгусо-маньчжурской этнической группы) населения Дальнего Востока. Установлено, что практически на всех этапах алкогольной болезни у аборигенов по сравнению со славянами определяется более низкий уровень толерантности к спиртному. Если у последних преобладает простое опьянение, то у коренных народов — измененное (с гневливостью, амнезиями, паранойяльной настроенностью, дурашливостью и т.д.). Различны и проявления абстинентного синдрома: у славян в его структуре доминируют вегетативно-соматические расстройства, а у коренных народов — транзиторные психические нарушения.
Наиболее частыми психопатологическими синдромами алкоголизма среди представителей славянских национальностей можно считать неврозоподобный и субдепрессивный, а у больных аборигенов — психопатоподобный и гипоманиа- кальный. Течение заболевания среди малочисленных народов по сравнению с больными славянами значительно чаще имеет неблагоприятный, зачастую злокачественный характер с быстрым развитием морально-этической и интеллектуально- мнестической деградации.
Клиника алкогольных психозов у больных славянских и коренных народов Дальнего Востока имеет ряд существенных различий. Так, у больных аборигенов по сравнению со славянами отмечаются менее продолжительные (до одной недели) запои, предшествующие развитию психотических расстройств; преобладание в клинической структуре психозов алкогольного галлюциноза; более грубый характер психопатологической симптоматики и более выраженная дезорганизация психической деятельности; высокий риск рециди- вирования и хронизации психотических расстройств; более выраженная соматическая отягощенность, особенно со стороны печени и поджелудочной железы. Этнокультуральная основа содержания психопатологических переживаний у аборигенов характеризуется присутствием в галлюцинаторных образах, бредовых фабулах, расстройствах сознания архаических визуализированных религиозно-культовых представлений.
Все основные клинические проявления алкоголизма и алкогольных психозов отличаются выраженной этнокультуральной специфичностью, но наиболее неблагоприятны они у коренных народов Дальневосточного региона страны.
Выявленные различия в распространенности, клинике, течении психических расстройств у лиц разных национальностей требуют углубленного изучения разнообразных социо- культуральных факторов, которые, обладая этническим своеобразием, могут содержать в себе определенные предпосылки для аномального психического реагирования и развития тех или иных форм психической патологии.
Общей социокультуральной особенностью психически больных всех изученных национальностей независимо от вида заболевания оказался патологический тип их воспитания в родительской семье. Его наиболее распространенным вариантом является авторитарный, сочетающий требования абсолютного подчинения ребенка взрослым с жестким отношением к нему, применением наказаний, отсутствием эмоциональной теплоты и партнерских отношений. Универсальная патогенность такого воспитания обусловлена тем, что оно подавляет развитие личности ребенка, препятствует формированию у него таких характерологических черт, как независимость, уверенность в себе, стойкость, адекватная самооценка, инициативность, т.е. качеств, обеспечивающих гармоничное развитие, психологическую устойчивость и высокий уровень индивидуального психического здоровья.
Выраженное преобладание авторитарного типа воспитания в изучаемых группах больных отражает ситуацию в общих популяциях сравниваемых этносов, особенно у финно-угорских народов, у которых наиболее сильны патриархальные традиции семейного уклада.
Другим социокультуральным фактором, оказывающим существенное влияние на формирование личности и состояние ее психического здоровья, является национальная идентичность, означающая осознание принадлежности к своему этносу. По данным социологических исследований, в нашей стране чувство национальной идентичности присуще представителям большинства народов, в частности славянских, тюркских, северокавказских. Однако у ряда этносов в силу разных исторических причин имеет место частичная утрата национальной идентичности. Одним из ее показателей может быть отношение к родному языку. Установлено, что в отличие от русских, для которых язык своего народа всегда является родным, у представителей некоторых российских этносов, например финно-угорских, знание родного языка представляет собой скорее исключение из правила.
В целом утрата национальной идентичности, проявляющаяся низкой психологической устойчивостью и личностной дисгармонией индивида, его повышенной готовностью к аномальным формам психического реагирования, увеличивает риск развития тех или иных форм психической патологии. Не менее патогенной в отношении психического здоровья является так называемая этническая параидентичность, характеризующаяся жестким следованием «национальному жизненному сценарию», базирующемуся на ригидном соблюдении принятых в культуре, зачастую архаических, вариантов поведения. Следствием такого «национального заклятья» может быть развитие поведенческих расстройств, достигающих психопатологического уровня.
К числу важнейших критериев национальной идентичности относится также характер приоритетных ценностей, отражающих коллективную психологию народов. Именно приоритетные ценности определяют сферу наибольшей психологической уязвимости как конкретного индивида, так и этноса в целом.
По нашим данным, ведущими приоритетными ценностями у большинства больных всех национальностей являются брак и семья. Только у лиц, страдающих эпилепсией и алкоголизмом, на первый план выходит материальное благополучие. В качестве других приоритетов у пациентов славянских национальностей чаще фигурируют образование, профессия и общественное признание, а у финно-угров, тюрков и коренных народов Дальнего Востока — материальное благополучие.
Другими заслуживающими внимания социокультуральны- ми параметрами можно считать отношение к религии и суеверие. Религиозность чаще играет саногенную роль в отношении психического здоровья человека, выполняя функции механизма психологической защиты и повышая индивидуальный барьер стрессовой и фрустрационной устойчивости. Суеверие, напротив, свидетельствует о доминировании у личности неуверенности в своих силах, высокой тревожности, мнительности, что способствует развитию психической дезадаптации.
Во всех этнических группах больных наибольшее число верующих, как и следовало ожидать, встречается среди лиц, страдающих эпилепсией (у татар, относящихся к тюркской группе, число таковых достигает 94 % ), а наименьшее — у пациентов с шизофренией и алкоголизмом. Вместе с тем у больных разных национальностей выявляются существенные различия в характере верований. Если практически все славяне являются православными, а татары — приверженцами ислама, то лица финно-угорских национальностей, несмотря на формально православный статус, сохранили множество архаических убеждений, находящих свое отражение не только в их психологии, но и в психопатологии. В еще большей степени это относится к коренным народам Дальнего Востока, исповедующим традиционные для них анимистические верования.
Суеверия наиболее распространены среди финно-угорских и коренных дальневосточных народов, что, с одной стороны, отражает особенности их мифологизированной культуры, а с другой — указывает на психологическую неустойчивость и повышенную готовность к возникновению нарушений психического здоровья.
Переходим к обобщению этнокультуральных особенностей преморбидного периода у больных сравниваемых национальностей. К числу наиболее значимых в этнокультуральном отношении преморбидных факторов относятся наличие психо- дезадаптационных эпизодов в детском возрасте, характерологическая структура личности, форма реагирования в стрессовых ситуациях.
Психодезадаптационные эпизоды в детском возрасте наиболее присущи больным с пограничными и депрессивными расстройствами, при этом у лиц финно-угорских национальностей они встречаются в 1,5—2 раза чаще, чем у славян. Кроме того, различны и проявления психической дезадаптации у представителей сравниваемых этносов. Для пациентов славян в большей мере свойственны астенические состояния и реакции протеста, а для финно-угров — страхи, заикание и энурез.
Установлены этнокультуральные особенности преморбидной структуры личности у пациентов с различными видами психической патологии. Так, у славян, страдающих пограничными и депрессивными расстройствами, в преморбиде доминируют эмоциональная лабильность и ситуационная тревожность, а у финно-угров — личностная (безмотивная) тревожность. Больные шизофренией независимо от своей этнической принадлежности наиболее часто отличаются в преморбиде эмоциональной уплощенностью и неадекватностью. Однако такие особенности характера, как тревожность, исте- роидность, зависимость, преобладают у пациентов славян, а параноические и шизоидные черты — у финно-угров. Страдающие эпилепсией лица славянских и тюркских национальностей чаще характеризуются в преморбиде неуравновешенностью и возбудимостью, в то время как финно-угры — повышенными впечатлительностью и обидчивостью.
Следующей значимой чертой преморбида является форма реагирования в стрессовых ситуациях. Установлено, что у пациентов финно-угорских национальностей при всех видах психических расстройств в преморбиде преобладают импрес- сивные формы реагирования на стресс, проявляющиеся аутично-депрессивным или аутоагрессивным поведением. Напротив, у славян, тюрков и коренных дальневосточных народов доминируют экспрессивные реакции, зачастую сопровождающиеся гетероагрессией.
Среди особенностей преморбидного периода у больных с алкогольной зависимостью следует выделить возраст начала систематического употребления спиртного, а также отношение к его употреблению в родительских семьях будущих пациентов. Оба этих параметра крайне «неблагополучны» у коренных народов Дальнего Востока, относящихся к тунгусо-маньчжурской этнической группе. В частности, среди аборигенов доля лиц, начавших систематически принимать алкоголь в возрасте до 18 лет, превышает аналогичный показатель среди славян в 4 раза, а в возрасте 18—25 лет — в 2,4 раза. Не меньшую роль в раннем формировании алкоголизма у коренных дальневосточных народов играет неправильное отношение к употреблению детьми спиртного в их родительских семьях. Так, около половины матерей и % отцов будущих пациентов относились к этому безразлично или даже сами приучали детей к алкоголю, т.е. фактически спаивали их.
Важным социокультуральным фактором, оказывающим влияние на механизм развития алкогольной зависимости, является характер мотиваций употребления спиртного. Их сравнительный анализ показал, что ведущее место у больных как славянских, так и тунгусо-маньчжурских национальностей занимают традиционные мотивации, отражающие общие для этих этносов стереотипы употребления спиртного.
Вместе с тем по остальным видам мотиваций были выявлены значительные различия. У больных славянских национальностей достоверно выше удельный вес гедонистических, атарактических, семейно-бытовых, амбиционистских и астенических мотиваций. Они отражают более свойственные славянам рефлексию и неуверенность в себе, стремление искусственно изменить свое психическое состояние либо в сторону эйфории, либо в сторону успокоения; наконец, высокую потребность в ощущении собственной значимости, сопровождающуюся завышенной самооценкой и гипертрофированными амбициями.
У больных аборигенов преобладают субмиссивные, псев- докультуральные и гиперактивационные мотивации. Отсюда следует, что ритуализация употребления алкоголя и связанные с этим требования микросоциума — своеобразный «прессинг» социального окружения более выражены у коренных народов. Гиперактивационные мотивы больше распространены у аборигенов, что вызвано экстремальными условиями труда, требующими значительной физической выносливости и ее искусственного стимулирования.
У больных алкоголизмом аборигенов Дальнего Востока в преморбидной структуре личности доминируют повышенная агрессивность и сопутствующие ей протестные формы поведения. У славян ведущее положение занимает комплекс неполноценности, проявляющийся чувством вины, неуверенностью в себе, неспособностью преодолевать трудности и конструктивно решать конфликты завышенными притязаниями и гипертрофированным стремлением к самоутверждению.
Одним из наиболее этнокультурально-зависимых медикосоциальных феноменов можно считать деструктивное, в частности аутоагрессивное (суицидальное), поведение. Изучение
данных литературы о распространенности самоубийств в различных странах мира позволило сделать вывод, что ни географическое положение страны, ни ее социально-экономическое состояние, ни доминирующая в обществе религия не являются корректными индикаторами частоты совершаемых самоубийств. Действительно, среди стран с традиционно высоким и сверхвысоким уровнями суицидов находятся благополучная в социальном отношении Швеция и испытывающие трудности переходного периода государства Балтии, расположенная на севере Финляндия и находящаяся ближе к югу Европы Швейцария, восточноевропейская Венгрия и западноевропейская Германия, католическая Австрия, протестантская Дания и преимущественно православная Россия.
Проведенный анализ убедил нас в том, что единственным критерием, объединяющим страны с высоким уровнем суицидов, является этнокультуральный. Дело в том, что основное население перечисленных государств относится всего лишь к трем европейским этническим группам: финно-угор- ской (Финляндия, Венгрия, Эстония), балтийской (Латвия, Литва) и германской (Германия, Швеция, Австрия, Дания, Швейцария).
Исследования частоты суицидов в многонациональной России показали, что ее наиболее высокий уровень отмечается именно среди финно-угорских народов страны (коми, удмурты, марийцы и др.). Так, распространенность завершенных самоубийств у финно-угров составляет среди взрослых 94,9 на 100 ООО населения. Этот показатель в 2,3 раза выше, чем у проживающего в аналогичных климатогеографических и социально-экономических условиях славянского населения, в 2,4 раза больше, чем в целом по России, и почти в 5 раз превышает так называемый критический уровень частоты суицидов, определенный Всемирной организацией здравоохранения. Еще большей величины достигают различия в частоте суицидов у финно-угров и других народов России среди лиц, проживающих в сельской местности.
Такая неблагоприятная закономерность прослеживается и в детско-подростковой части общей популяции. Частота самоубийств у детей и подростков финно-угорских национальностей в 2 раза превышает аналогичные показатели в славянской и тюркской этнических группах. Подобные соотношения установлены нами и у психически больных, совершивших самоубийства. Среди них также доминируют лица финно-угорских национальностей. Наибольшая частота суицидов в стране имеет место у финно-угорских народов, причем это касается всех возрастных категорий населения, а также больных с психическими расстройствами.
Причины столь высокой предрасположенности финно- угорских народов к суицидальному поведению в значительной мере лежат в этнокультуральной плоскости. По нашему мнению, к их числу следует отнести исторически сложившееся в финно-угорской культуре отношение к самоубийству как к допустимому и даже достойному выходу из критической ситуации; отсутствие христианских убеждений о недопустимости ухода из жизни по собственной воле, замещаемых языческими представлениями о возможности возвращения в этот мир в новом для себя качестве; психологические особенности финно-угорских этносов, характеризующиеся высокими уровнями сенситивности и ранимости, аутоагрессией, анти- ципационной несостоятельностью, ненормативностью жалоб на состояние своего здоровья. Последнее в особой степени относится к финно-угорским мужчинам, для которых признание в наличии плохого настроения или тоски является культурально недопустимым.
Таким образом, непременным условием деятельности суицидологических служб должно быть знание этнокультуральных особенностей суицидального поведения, а профилактика самоубийств должна носить этнокультурально обоснованный характер.
Этнокультуральные особенности прослеживаются еще в одной форме деструктивного поведения — общественно опасных действиях психически больных. Это относится к клинической структуре психических расстройств у больных правонарушителей, характеру совершаемых ими деяний, психопатологическим механизмам общественно опасного поведения.
Сравнительное изучение совершивших общественно опасные действия больных славянских и финно-угорских национальностей показало, что славяне достоверно чаще совершают деликты насильственного характера, а финно-угры — имущественного. В определенной степени это различие связано с большей распространенностью гетероагрессивных форм поведения у славян.
Наиболее часто общественно опасные действия в обеих этнических группах больных совершают больные шизофренией. Кроме того, особенностью финно-угорской группы пациентов правонарушителей является высокая доля лиц с легкой степенью умственной отсталости. Это отражает ее большую распространенность в общей популяции больных финно-угров по сравнению со славянами.
Сопоставление психопатологических механизмов совершения общественно опасных действий психически больными разных национальностей свидетельствует о преобладании продуктивно-психотического варианта у финно-угров и негативно-личностного — у славян. В целом знание этнокультуральных особенностей общественно опасного поведения психически больных представляет возможности для выработки более эффективных стратегий его предупреждения.
Подводя итог, нам хотелось бы высказать уверенность в том, что в ближайшей перспективе этнокультуральные подходы и методы займут достойное место в психиатрической науке и практике. Их применение позволит добиться повышения эффективности охраны индивидуального и общественного психического здоровья, а этнокультуральная компетентность врача-психиатра станет привычным и неотъемлемым условием его профессиональной деятельности.
И последнее, если авторам удалось пробудить интерес читателя к этнокультуральным аспектам психиатрии, они могут считать свою задачу выполненной.
Александровский Ю.А. Пограничные психические расстройства: Руководство для врачей. — Ростов-на-Дону, 1997. — 576 с.
Александровский Ю.А. Состояния психической дезадаптации и их компенсация//Пограничные нервно-психические расстройства. - М., 1976. - С. 272.
Александровский Ю.А. Социально-стрессовые рассгройства//Обозр. психиатр. и мед. психол. им. В.М. Бехтерева.— 1992,— № 2.— С. 5—10.
Амбрумова А. Г. Возрастной аспект суицидального поведения//Срав- нительные возрастные исследования в суицидологии: Сб. Моск. НИИ психиатр. — 1989. — С. 8—24.
Амбрумова А.Г. Непатологические ситуационные реакции в суицидологической практике//Тр. Моск. НИИ психиатр.: Науч. и орг. пробл. суицидол. — 1983. — С. 40—53.
Амбрумова А.Г. Пути становления отечественной суицидологии// Журн. соц. и клин, психиатр. — 1995. — № 4. — С. 53—59.
Амбрумова А.Г., Калашникова О.Э. Клинико-психологическое исследование самоубийств//Соц. и клин, психиатр.— 1998.— № 4.— С. 65-72.
Амбрумова А.Г., Постовалова Л.И. Анализ предсмертных записок су- ицидентов//Тр. Моск. НИИ психиатр.: Науч. и орг. пробл. суицидол. - 1983. - С. 53-74.
Амбрумова А.Г., Старшенбаум Г.В. О состоянии суицидологической службы в России//Материалы XII съезда психиатров России. — М., 1995. - С. 28-29.
Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А. Диагностика суицидального поведения: Методические рекомендации. — М., 1990. — 24 с.
Антохин Г.А. Диагностика суицидального поведения при шизофрении//Актуальные проблемы суицидологии: Сб. науч. тр. — М., 1981. - С. 168-177.
Баранчик Г.М. Материалы к эпидемиологии алкоголизма в Буря- тии//Медико-социальные аспекты охраны психического здоровья. — Томск, 1991. — 172 с.
Баранчик Г. М. Материалы к эпидемиологии алкоголизма в Буря- тии//Медико-социальные аспекты охраны психического здоровья. — Томск, 1991. — 172 с.
Баранчик Г.М. Эпидемиологические, этнонаркологические и организационные аспекты алкоголизма в Бурятии: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Томск, 1992. — 21 с.
Баторов П.П. Болошин у северобайкальских бурят//Жизнь Бурятии. - 1926. - № 1-3. - С. 107-108.
Бегги М.Л., Монтичелли Э. Социальные аспекты эпилепсии. Диагностика и лечение эпилепсий у детей. — М.: Можайск-Терра, 1997. - С. 641-656.
Бендриковский А.М. Этнокультуральные и клинико-социальные особенности больных пограничными психическими расстройствами
в Республике Коми: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 2001. - 29 с.
Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни. — СПб., 1908.
Богораз В, Г. К психологии шаманизма у народов северо-восточной Азии//Этнографическое обозрение.— 1910.— Т. 22.— № 1—2.— С. 5-10.
Болдырев А.И. Психические изменения в развернутой стадии эпи- лепсии//Рос. психиатр, журн. — 2001. — № 1. — С. 10—13.
Болдырев А.И. Социальный аспект больных эпилепсией. — М.: Медицина, 1997. — 207 с.
Бочкарева Н.А. Эпидемиология психической заболеваемости среди народов Крайнего Севера//Биологические проблемы Севера. — Якутск, 1974. - Вып. 3. - С. 223-225.
Булацелъ П.Ф. Самоубийство с древнейших времен и до наших дней. — СПб., 1990.
Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением: Учебное пособие. — М.—Екатеринбург, 1999. — 364 с.
Васильев В.В. Этнокультуральные особенности суицидального поведения психически больных в Удмуртии//Автореф. дисс. ... канд. мед. наук. — М., 2001. — 23 с.
Васильева Н.А. Сравнительная клинико-эпидемиологическая характеристика шизофрении в традиционных и экономически быст- роразвивающихся районах Сибири: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Томск, 1987. — 20 с.
Вертоградова О.П., Синицын В.М., Миленков К., Христова В. Транскультуральные аспекты депрессий (российско-болгарское иссле- дование)//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья/Под ред. Т.Б. Дмитриевой, Б.С. Положего. — М.,
1996. - С. 104-109.
Владыкин В.Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. — Ижевск: Удмуртия, 1994. — 384 с.
Владыкин В.Е,, Христолюбова Л.С. Этнография удмуртов. — Ижевск,
1997. - 248 с.
Воронцов В. С. Некоторые особенности национального самосознания студентов-удмуртов//Вестн. Удмуртского ун-та.— 1992.— № 6.— С. 89-90.
Вроно Е.М. Особенности суицидального поведения детей и подростков и меры его профилактики//Пробл. проф. и реабил. в суици- дол.: Сб. Моск. НИИ психиатр. — 1984. — С. 135—142.
Вульф (\Уи1//) Э. Социальные и культурные взаимосвязи//Психиат- рия, психосоматика, психотерапия. — М., 1999. — С. 35—38.
Вульф Э. Что дает этнопсихиатрия для понимания психических забо- леваний//Независим. психиатр, журн,— 1995.— № 2.— С. 16—24.
Гаспер П.М. Сравнительное изучение типов дебюта и клинических особенностей шизофрении по данным транскультуральных исследований (Нигерия — СССР): Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Харьков, 1984. — 23 с.
Гацолаев К.Б. Суицидальное поведение и другие виды девиаций при различных вариантах психопатий//Актуальные проблемы суицидологии. — М., 1981. — С. 177—184.
Герман Е.Л. Суицидальные тенденции в клинике психических заболеваний: Автореф. дис. ... канд. мед. наук.— Винница, 1968.— 20 с.
Гехт А.Б., Куркина И.В., Локшина О.Б. и др. Эпидемиологическое исследование в эпилепсии в Москве//Журн. неврол. и психиатр, им. С.С. Корсакова. — 1999. — N9 10. — С. 51—54.
Гильбурд О.А. Шизофрения на Севере (этнокультуральные и эволюционные аспекты). — Сургут, 1998. — 292 с.
Голенков А.В., Васюкова М А. Клинические особенности психических нарушений у коренного населения Чувашии//Социокульту- ральные проблемы современной психиатрии: Материалы VIII научных кербиковских чтений. — М., 1994. — С. 39—42.
Горбунова Н.А. О кратковременных формах психогенных расстройств у больных с суицидальным поведением в практике скорой медицинской помощи//Психическое здоровье населения России. — М.—Ижевск, 1994. — С. 105—108.
Гофман А.Б. Традиции//Культурология. XX век. Энциклопедия. — Т. 2. - СПб., 1998. - С. 265-266.
Громов С.А. Реабилитация больных эпилепсией. — М.: Медицина,
1987. - 176 с.
Громов С.А. Социальное функционирование больных эпилепсией и задачи реабилитации//Современные методы Диагностики и лечения эпилепсии: Материалы Российской научно-практической конференции в г. Смоленске. — Смоленск, 1997. — С. 63.
Гроф С. За пределами мозга. — М., 1993.
фон Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М., 1984.
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — М., 1994.
Давиденков С.Н. Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии. — М., 1947.
Данилова М.Б., Пепеляева Т.Н. Диагностика и профилактика суицидального поведения у больных шизофренией: Методические рекомендации. — М., 1987. — 24 с.
Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. История, предмет, задачи и методы социальной психиатрии: Руководство по социальной психиат- рии/Под ред. Т.Б. Дмитриевой.— М.: Медицина, 2001.— С. 10—36.
Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. Клиническая динамика и терапия посттравматических стрессовых расстройств//Война и психическое здоровье. — СПб., 2002. — С. 183—188.
Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. Психическое здоровье населения в условиях реформирующегося общества//Экология человека. —
2001. - №4.-С. 5-7.
Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. Социальная психиатрия: современные представления и перспективы развития//Обозр. психиатр, и мед. психол. им. В.М. Бехтерева. — 1994. — № 2. — С. 39—49.
Доклад о состоянии здравоохранения в мире//Психическое здоровье: новое понимание, новая надежда. — ВОЗ, 2001. — 216 с.
Дубравин В.И. Суициды в Республике Коми (клинико-социальный и этнокультуральный аспекты): Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 2001. - 31 с.
Дюркгейм Э. Самоубийство (социологический этюд).— СПб.: Союз,
1998. - 496 с.
Ефименко В.Л. Некоторые аспекты суицидального поведения в работах зарубежных авторов//Психогигиена и психопрофилактика: Сб. науч. тр. - Л., 1993. - С. 136-143.
Жабленски А. Шизофрения — нозологично единство и културово многообразие. — София, 1986. — 207 с.
Жариков Н.М. Эпидемиологические исследования в психиатрии. — М.: Медицина, 1977. — 168 с.
Жариков Н.М., Иванова Л.Е., Анискин Д.Б., Чуркин А.А. Самоубийства в РФ как социопсихиатрическая проблема//Журн. невропа- тол. и психиатр. — 1997. — № 6. — С. 9—15.
Жариков Н.М., Соколова Е.Д. Проблема и значение транскультуральных исследований в психиатрии//Журн. невропатол. и психиатр. - 1982. - № 5. - С. 55-60.
Завьялов В.Ю. Коммуникативный стиль и личностный смысл опьянения у больных алкоголизмом//Медицинские и социальнопсихологические аспекты алкоголизма/Под ред. Ц.П. Короленко. — Новосибирск, 1988. — С. 44—48.
Иванец Н.Н. Медико-социальные проблемы наркологии и пути их решения//Вопр. наркол. — 1997. — № 4. — С. 4—10.
Иорданский В.Б. Хаос и гармония. — М., 1982.
Кадыров А., Мамутова М. Этническая специфика и психопатология бреда в крымских этносах//Наука и Душа: возрожденное единство. — Симферополь, 1992. — С. 87—89.
Казаковцев Б.А. Клинико-эпидемиологическое исследование прогноза психических расстройств при эпилепсии//Современные методы диагностики и лечения эпилепсии: Материалы Рос. науч.-практ. конф. — Смоленск, 1997. — С. 12.
Казаковцев Б.А. Психические расстройства при эпилепсии. — М., 1999. - 416 с.
Калачев Б.П. Клинико-эпидемиологическая характеристика основных форм психозов в условиях Севера и особенности социаль- но-трудовой адаптации больных: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 1982. — 23 с.
Кальвайт (Ка1шИ) X. Шаманы, целители, знахари. Древнейшие учения, дарованные самой жизнью. — М., 1998. — 223 с.
Карлов В.А. Современные концепции лечения эпилепсии//Журн. неврол. и психиатр, им. С.С. Корсакова. — 1999. — Т. 99, N° 5. — С. 4-7.
Карлов В.А. Эпилепсия. — М.: Медицина, 1990. — 336 с.
Кербиков О.В. Микросоциология, конкретно-социологические исследования и психиатрия//Вестн. АМН СССР.— 1965.— № 1.— С. 7-16.
Ким Л. В. Кросс-культуральное исследование депрессии среди подростков — этнических корейцев — жителей Узбекистана и Республики Корея: Автореф. дис. ... канд. мед. наук.— М., 1997.— 29 с.
Кокарев Е.Г. Общественно опасные действия психически больных в Республике Коми (клинико-эпидемиологический и этнокульту- ральный аспекты): Автореф. дис. ... канд. мед. наук.— М., 1998.— 20 с.
Кокорина Н.П. Региональные особенности распространенности суицидоопасных состояний у жителей Кузбаса//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М.—Ижевск, 1997. - С. 317-320.
Колломб (СоНотЬ) Г. Шизофрения в африканских странах//Журн. невропатол. и психиатр, им. С.С.Корсакова. — 1975. — Вып. 9. — С. 1393-1395.
Колотилин Г.Ф. Влияние этнических факторов на клинику алкоголизма у аборигенов Дальнего Востока//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1996. — С. 125—130.
Колотилин Г.Ф. Место этноса как фактора социальной психиатрии у аборигенов Дальнего Востока//Материалы XII съезда психиатров России 1—4 ноября 1995 г. — М., 1995. — С. 76—77.
Колотилин Г.Ф., Кудрявцев Ю.Д., Васильев В.Д. Влияние этнических факторов на клинику алкоголизма у аборигенов Дальнего Восто- ка//Культуральные и этнические проблемы психического здоро- вья/Под ред. Т.Б. Дмитриевой, Б.С. Положего. — М., 1995. — С. 125-130.
Коми-зыряне: Историко-этнографический справочник. — Сыктывкар, 1993.
Конаков Н.Д., Котов О.В. Этноареальные группы коми: формирование и современное этнокультурное состояние. — М., 1991.
Конотук Н.В. Индивидуальная психотерапия длительно дезадаптированных суицидентов с аффективными расстройствами//Аф- фективные расстройства: диагностика, лечение, реабилитация: Сб. науч. тр. - Л., 1988. - С. 129-132.
Корнетов А.Н. Распространенность и клинико-конституциональные особенности суицидального поведения в подростково-юноше- ском возрасте: Автореф. дис. ... канд. мед. наук.— Томск, 1999.— 22 с.
Корнетов Н.А. Синхронический подход к психопатологии и психотерапии психогенных депрессий: от психиатрии и этнографии к психологической антропологии//Психиатрия в контексте культуры. — М.—Томск—Улан-Удэ, 1994. — Вып. 1. — С. 143—164.
Короленко Ц.П. Транскультуральный анализ психиатрии в прежнем СССР и в современной России//Психиатрия в контексте культуры. — Томск—Улан-Удэ, 1995. — Вып. 3. — С. 194—204.
Короленко Ц.П. Транскультуральные аспекты аддиктивного поведения и психических расстройств в современной России//Матери- алы XII съезда психиатров России 1—4 ноября 1995 г. — М.,
1995. - С. 80-81.
Короленко Ц.П., Бочкарева Н.Л. Особенности острых алкогольных психозов у коренных жителей Крайнего Севера//Журн. невропа- тол. и психиатр. — 1977. — Вып. 6. — С. 911—919.
Короленко Ц.П., Донских Т.А. Семь путей к катастрофе: Деструктивное поведение в современном мире. — Новосибирск, 1990. — 224 с.
Кочуров В.Ю., Ковалев Ю.В., Широбокова О.Б., Корженевская Н.Б. Эпидемиологические, клинические и этнокультуральные особенности аффективных расстройств в Удмуртии//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. И/Под ред. Б.С. Положего, А.А. Чуркина. — М.—Ижевск, 1997. — С. 129-132.
Кочюнас Р. Буддизм и психическое здоровье//Вопросы ментальной медицины и экологии. — 1996. — № 2. — С. 53—57.
Кошкина Е.А. Распространенность наркологических заболеваний в Российской Федерации в 2000 г. по данным официальной стати- стики//Вопр. наркологии. — 2001. — N9 3. — С. 61—67.
Кошкина Е.А. Эпидемиология алкоголизма в России на современом этапе//Психиатрия и психофармакотерапия. — 2001. — № 3. — С. 89-91.
Краснов В.Н. Особенности суицидальных проявлений при циркулярной депрессии//Тр. Моск. НИИ психиатр. — М., 1989. — С. 34-37.
Крылова А., Бехтерев С., Бехтерева Л. Удмуртская республика. Модель этнологического мониторинга. — М., 2000. — 144 с.
Кудьярова Г.М. Этнокультуральные особенности психического здоровья в Республике Хазахстан//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1996. — С. 42—46.
Кучинов А.И Транскультуральное сопоставление структуры первичной заболеваемости пограничными психическими расстройствами (армянская и таджикская этнические группы)//Культураль- ные и этнические проблемы психического здоровья. — М.,
1996. - С. 142-146.
Лазарашвили И. С. Повторные суицидальные действия лиц, страдающих некоторыми формами психопатий//Комплексные исследования в суицидологии. — М., 1986. — С. 105—113.
Лазебник А.И. Клинико-социальные и этнокультуральные особенности суицидального поведения детей и подростков в Удмуртии: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 2000. — 25 с.
Ласый Е.В. Суицидальные попытки: цель и угроза жизни//ХШ съезд психиатров России: Тезисы докладов. — М., 2000. — С. 316.
Лашук Л.П. Формирование народности коми. — М., 1972.
Лекомцев В.Т. Клиника продромального периода травматической эпилепсии//Неврологический вестник. — 1993. — Т. XXV, вып. 1-2. - С. 67-69.
Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. — М., 1965.
Лихачев А. Самоубийство в Западной Европе и Европейской России. Опыт сравнительного-статистического исследования//Антология соц. работы. — М., 1995. — Т. 2. — С. 232—253.
Личко А.Е. Подростковая психиатрия.— Л.: Медицина, 1985.— 416 с.
Лопатин А.А. Некоторые аспекты кризисных и суицидоопасных состояний у мигрантов в Кузбасе//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья: Сб. научн. тр. — М.—Ижевск,
1997. - С. 323-326.
Лукиных О.И., Жулина И.В. Клинико-эпидемиологическая характеристика больных шизофренией из русской, удмуртской и татарской субпопуляций//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. И. — М.—Ижевск, 1997. — С. 133-136.
Лужников Е.А. Особенности суицидальных отравлений//Психи- ческое здоровье населения России. — М.—Ижевск, 1994. — С. 49-50.
Магзумова Ш.Ш. Клинико-социальная характеристика больных шизофренией: Автореф.дис. .. канд. мед. наук. — Ташкент, 1995. — 20 с.
Максутова А.Л. Лечение эпилепсии и качество жизни больных: применение Депакина и Депакина-хроно//Психиатрия и психофармакотерапия. — 2000. — Т. 2, № 3. — С. 13—18.
Максутова А.Л. Психопатология при эпилепсии//Современная психиатрия: Специальный выпуск. Эпилепсия. — 1998. — С. 4—9.
Махлейдт (МасМеШI) В. Кризисные состояния и помощь при них// Психиатрия, психосоматика, психотерапия: Пер. с нем. — М.,
1999. - С. 226-250.
Менделевии В.Д. Транскультуральная психотерапия: Руководство по социальной психиатрии. — М., 2001. — С. 400—415.
Миневич В.Б. Психические расстройства в контексте антропологии// Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. - М., 1995. - С. 55-58.
Миневич В.Б. Этнопсихиатрия — наука, которую следует еще создать: Сб. научн. тр., поев. 100-летию кафедры нервных и душевных болезней Императорского Томского ун-та.— Томск, 1992.— С. 200-219.
Миневич В.Б., Баранчик Г.М. Антропологическая психиатрия//Пси- хиатрия в контексте культуры. — Вып. 1. Этнопсихиатрия. — М.—Томск—Улан-Удэ, 1994. — С. 5—59.
Миневич В.Б., Дымчиков А.А. Болезни психики в контексте тибетской медицины. — Улан-Удэ—Томск, 1995. — 58 с.
Михайлов В.И., Творогова Н.А. Распространенность психических расстройств среди некоторых коренных народов Дальнего Востока, проживающих в Хабаровском крае//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. Н/Под ред. Б.С. Положего, А.А. Чуркина. — М.—Ижевск, 1997. —
С. 143-149.
Михайловский В. М. Шаманство (сравнительно-этнографические очерки). — М., 1892.
Мицкевич И.С. Мэнэрик и эмиречение. — Л., 1929.
Мишкинд А.Д. Алкогольно-органические психозы у коренных народностей Севера//Актуальные вопросы профилактики пьянства и алкоголизма в условиях Сибири и Дальнего Востока. — Томск,
1992. - С. 216-219.
Мишкинд А.Д. О формах алкогольного опьянения в различных наци- онально-этнических группах севера Западной Сибири: Сб. науч. трудов, посвященный 100-летию кафедры нервных и душевных болезней Императорского Томского ун-та. — Томск, 1992. — С. 214-215.
Морозов Г.В., Шумаков В.М. Клинико-социальная основа профилактики опасных действий психически больных (по данным комплексных эпидемиологических исследований)//Эпидемиология нервных и психических болезней. — М., 1979. — С. 180—183.
Морозов П.В. Отражение культуральных факторов в классификациях психических заболеваний//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1995. — С. 61—65.
Морозов П. В. Роль социокультурных и этнических факторов в формировании классификации психических заболеваний//Мате- риалы XII съезда психиатров России 1—4 ноября 1995 г. — М., 1995. - С. 95-96.
Мостовой С.М. Алкоголизм и алкогольные психозы на Дальнем Востоке (клинико-эпидемиологический, этнокультуральный и организационный аспекты): Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М., 2002. - 52 с.
Муратова И.Д., Сидоров П.И., Иванова Т.Н. и др. Клинические особенности психических заболеваний у ненцев//Психиатрия в контексте культуры. — Вып.1. Этнопсихиатрия: Сб. науч. тр. — Томск—Улан-Удэ, 1994. - С. 180-198.
Мыслицкая Л. К. Криминогенная и суицидогенная роль психопатологических феноменов гомосексуального содержания у больных шизофренией и острым алкогольным галлюцинозом//Актуаль- ные вопросы психиатрии и наркологии: Материалы 8-й науч. конф. психиатров и наркологов Таджикистана. — Душанбе, 1991. - С. 8—10.
Народы Поволжья и Приуралья: Историко-этнографические очерки. - М., 1985.
Народы России: Энциклопедия/Гл.ред. В.А. Тишков. — М., 1994. — 479 с.
Нечипоренко В.В. Некоторые проблемы современной суицидоло- гии//Война и психическое здоровье: Материалы юбил. науч. конф., поев. 90-летию проф. Ф.И. Иванова. — СПб., 2002. — С. 257-266.
Никитина Г.А. Община//Удмурты: Историко-этнографические
очерки. — Ижевск, 1993. — С. 165—185.
Николаев ВТ. Аккультурация//Культурология. XX век: Энциклопедия. - Т.1. - СПб., 1998. - С. 16-17.
Овчинников В. Мистика новогодней статистики//Российская газета от 20-27.12.02 г., № 239.
Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. — М., 1994.
Осотова В.П. Этнос и характерологические особенности школьников удмуртской национальности//Тр. Ижевского медицинского ин-та. — Ижевск, 1995. — Т. 33, ч. 2. — С. 188—190.
Остроглазое В.Г. Психопатологические исследования суициден- тов//Материалы XIII съезда психиатров России. — М., 2000. — С. 317.
Пакриев С.Г. Депрессия как феномен социальной дисфункции у уд- муртов//Образ жизни и здоровье населения. — Ижевск, 1998. — С. 160.
Панин Л.Е., Филатова Т.Г., Долгова Е.Г. Роль психоэмоционального напряжения в формировании алкогольной зависимости у нгана- сан//Региональные аспекты психического здоровья. — Томск—Владивосток, 1993. — С. 313—316.
Пахомов Ю.Е. Распространенность алкоголизма в Республике Саха (Якутия)//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья/Под ред. Т.Б. Дмитриевой, Б.С. Положего. — М., 1995. - С. 155-157.
Пезешкиан X. Позитивная психотерапия как транскультуральный подход в Российской психотерапии: Дис. ... докт. мед. наук. — СПб., 1998. - 83 с.
Пепеляева Т.Н. Суицидоопасные состояния при шизофрении и их возрастные особенности/Др. Моск. НИИ психиатр. — М.,
1989. - С. 98-102.
Петров П.П., Ворохов Д.З. Суицидальное поведение как социальногигиеническая проблема//Сов. здравоохр. — 1991. — № И. — С. 23-25.
Пигалев А.И. Вера//Культурология. XX век: Энциклопедия.— Т.1.— СПб., 1998. - С. 107-110.
Полищук Ю.И. О так называемых непатологических суицидоопасных ситуационных реакциях//Обозр. психиатр, и мед. психол. им. В.М. Бехтерева. — 1993. — № 3. — С. 27—31.
Положая З.Б. Сравнительная клинико-эпидемиологическая характеристика психически больных, совершивших общественно опасные действия в разные социальные периоды//Рос. психиатр, журн. - 2000. — № 1. — С. 22—26.
Положий Б.С. Возрождение социальной психиатрии в России//Со- циальная и судебная психиатрия: история и современность. — М., 1996. - С. 61-64.
Положий Б.С. Клиническая и социально-экономическая эффективность внедиспансерной психиатрической помощи//Погранич- ные психические расстройства (социальный и клинический аспекты): Сб.научных тр. ВНИИ общ. и суд. психиатр, им. Сербского. - М., 1988. - С. 121-125.
Положий Б. С. Культуральная психиатрия: взгляд на проблему//Рос. психиатр, журн. — 1997. — № 3. — С. 5—10.
Положий Б.С. Культуральная психиатрия как актуальное направление психиатрической науки и практики//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья.— М.—Ижевск, 1997.— С. 6-10.
Положий Б.С. Культуральные аспекты психического здоровья насе- ления//Материалы XII съезда психиатров России. — М., 1995. — С. 102-103.
Положий Б.С. Психическое здоровье как отражение социального состояния общества//Обозр. психиатр, и мед. психол. им.
В.М. Бехтерева. — 1993. — № 4. — С. 6—11.
Положий Б. С. Стрессы социальных изменений и расстройства психического здоровья.//Обозр. психиатр, и мед. психол. им.
B. М. Бехтерева. - 1996. - № 1-2. - С. 136-143.
Положий Б.С. Транскультуральная психиатрия: Руководство по социальной психиатрии/Под ред. Т.Б. Дмитриевой. — М.: Медицина, 2001. - С. 376-400.
Положий Б.С. Этно- и социокультуральные аспекты психического здоровья в современной России//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1996. — С. 4—14.
Положий Б.С., Дубравин В.И. Этнокультуральные особенности распространенности суицидов в финно-угорской и славянской субпопуляциях Республики Коми//Актуальные вопросы психиатрии и наркологии. — Вып. 10. — Томск, 2001. — С. 172—173.
Положий Б.С., Колотилин Г.Ф., Кудрявцев Ю.Д. Клинические особенности алкогольной зависимости у коренных народов Хабаровского края//Рос. психиатр, журн.— 2001.— № 3.— С. 24—29.
Положий Б.С., Лазебник А.И. Влияние этнокультуральных факторов на распространенность самоубийств у детей и подростков в Уд- муртии//Сиб. вестн. психиатр, и нарколог. — 1999. — № 4. —
C. 93-95.
Положий Б.С.. Лазебник А.И. Транскультуральные аспекты суицидального поведения детей и подростков в Удмуртии//Рос. психиатр. журн. — 2002. — N9 1. — С. 55—61.
Положий Б.С., Мостовой С.М. Этнокультуральные особенности распространенности, условий формирования и клиники алкоголизма у коренных народов Хабаровского края//Проблемы профилактики, лечения и реабилитации наркологических заболеваний в Хабаровском крае. — Хабаровск, 2001. — С. 76—79.
Положий Б.С., Хруленко-Варницкий И.О., Осетров М.В. Этнокультуральные особенности распространенности, клиники и терапии психических расстройств: Пособие для врачей.— М., 1998.— 32 с.
Поляков И.В., Балашова М. Г. Клинико-психологический анализ суицидальных попыток и принципы реабилитации суицидентов в скоропомощном отделении//Тр. Моск. НИИ психиатрии. — М.,
1989.- С. 77—87.
Попов Ю.В. По поводу социальных и клинико-психологических аспектов самоубийств//Обозр. психиатр, и мед. психол. им.
B. М. Бехтерева. — 199*1. — № 1. — С. 38—40.
Попов Ю.В., Вид В.Д. Современная клиническая психиатрия. — М.,
1997.- 496 с.
Попцова Т.В., Кислицын Л. С., Шкатова Е.Ю. К характеристике больных, совершивших суицидальную попытку//Образ жизни и здоровье населения. — Ижевск, 1998. — С. 150—151.
Портнов А.А., Шахнович М.И. Психозы и религия. — Л., 1967.
Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). — М., 1974.
Постовалова Л.И. Распространенность самоубийств в СССР//Срав- нительно-возрастные исследования в суицидологии: Сб. Моск. НИИ психиатр. - 1989. - С. 24-34.
Процык В.А. Суицидальные проявления при психических расстройствах у лиц старше 45 лет: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Харьков, 1992. — 25 с.
Пятницкая И.Н. Наркомании. — М., 1994. — 543 с.
Рахмазова Л.Д. Клинико-этнические особенности у больных ши- зофренией//Медико-социальные аспекты охраны психического здоровья. — Томск, 1991. — Т. 1. — С. 50—55.
Рахмазова Л.Д. Содержание среднестатистических показателей распространенности шизофрении в Сибири//Актуальные проблемы эпидемиологических исследований в психиатрии. — М., 1990. —
C. 45-46.
Рахмазова Л.Д. Транскультуральное изучение психических расстройств в сибирских регионах//Сиб. вестн. психиатр, и нар- кол. - 1999. - № 4. - С. 96-99.
Рахмазова Л.Д., Задуев Г.С. Распространенность психических заболеваний в различных этнических группах//Психическое здоровье — региональные аспекты.— Владивосток, 1992.— С. 213—214.
Руководство по социальной психиатрии/Под ред. Т.Б. Дмитриевой. — М.: Медицина, 2001. — 558 с.
Руженков В.А. Суицидальное поведение у больных язвенной болезнью (клиника, терапия и профилактика)//Клиника и терапия психических и наркологических заболеваний. — Пенза,
1997.- С. 62-64.
Самохвалов В.П. История души и эволюция помешательства. — Сургут, 1994.
Самохина Т.В. Типология суицидогенных родительских семей//Пси- хогигиена и психопрофилактика: Сб. науч. тр. — Л., 1983. — Т. 103. - С. 95-99.
Свириновский Я.В., Гусакова З.С., Шувалов А.В., Харитонова Н.К Диагностика и судебно-психиатрические критерии оценки депрессивных состояний//Вопросы диагностики в судебно-психиатрической практике. — М., 1987. — С. 93—94.
Семенов В.А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: к реконструкции мифоэпических представлений коми (зырян). — СПб., 1992.
Семинов Б. В. Элемент сознания (по палийским первоисточникам)// Материалы по истории и философии Центральной Азии. — Вып. 3. - Улан-Удэ, 1968. - С. 22-23.
Семке В.Я. Клиническая персонология. — Томск, 2001. — 376 с.
Семке В.Я., Бохан Н.А., Галактионов О.К. Очерки этнопсихологии и этнопсихотерапии. — Томск, 1999. — 158 с.
Семке В.Я., Эрдэнэбаяр ЛБохан Н.А., Семке А.В. Транскультуральная наркология и психотерапия. — Томск, 2001. — 162 с.
Сидоров Я.Я. Психическое здоровье населения и стратегии развития психиатрии Востока и Запада//Экология человека. — 2001. — № 4. - С. 8—12.
Сидоров ИИ. Социальные факторы и зависимость от психоактивных веществ: Руководство по социальной психиатрии/Под ред. Т.Б. Дмитриевой. - М., 2001. - С. 219-233.
Сидоров П.И., Давыдов А.Н. Основные направления этнопсихиатри- ческих исследований у народностей Севера//Обозр. психиатр, и мед. психол. им. В.М. Бехтерева. — 1991. — № 1. — С. 15—26.
Сидоров П.И., Муратова И.Д. Медико-социальные особенности психического здоровья населения Крайнего Севера//Социокуль- туральные проблемы современной психиатрии. — М., 1994. — С. 107-108.
Сидоров П.И., Танжин В.Т. Общественное здоровье и социальные недуги. — Архангельск, 1995. — 208 с.
Ситченко Н.М. Особенности суицидального поведения у женщин, страдающих психопатией: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 1991. - 24 с.
Скибина Г.А., Полякова И.В. Медикаментозная терапия в системе купирования кризисных состояний: Методические рекомендации. — М., 1990. — 34 с.
Соколова Е.Д. Сравнительное психопатологическое исследование шизофрении в межрегиональном, транскультуральном и микро- социальном аспектах: Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М.,
1986. - 49 с.
Социальный стресс и психическое здоровье/Под ред. Т.Б. Дмитриевой, А.И. Воложина. — М., 2001. — 248 с.
Столярова И.П., Поддубная ГП. Исследование культурально-этнических особенностей психического здоровья малых народностей Приморского края//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1995. — С. 81—84.
Столярова И.П., Поддубная Г.П., Яцков Л.П. Особенности системы психотерапии пограничных психических нарушений у малых народностей Приморского края//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — М., 1995. — С. 171—172.
Тазлова Р.С., Бугаев Д. Н. Личностные особенности эвенов//Культу- ральные и этнические проблемы психического здоровья/Под ред. Т.Б. Дмитриевой, Б.С. Положего. — М., 1995. — С. 86—87.
Тарнавский Ю.Б. О некоторых особенностях параноидов позднего возраста в зависимости от культурно-этнических факторов// Эпидемиология нервных и психических болезней. — М., 1979. — С. 200-202.
Татаринов В.И. Синдромологический анализ психических расстройств внутри мордовской популяции Республики Мордовия// Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. И/Под ред. Б.С. Положего, А.А. Чуркина. — М.— Ижевск, 1997. - С. 281-283.
Таюкова О.В., Менделевии В.Д., Чулков В.И. Клинические особенности шизофрении у коренных жителей Республики Марий Эл// Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. II. — М.—Ижевск, 1997. — С. 284—287.
Терентьев А.В. Клинико-социальные и этнокультуральные особенности больных шизофренией в Республике Коми: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — М., 2000. — 23 с.
Тихоненко В.А. Классификация суицидальных проявлений//Тр. Моск. НИИ психиатр.: Актуальн. пробл. суицидол. — 1978. — С. 59-73.
Тихоненко В.А. Покушения на самоубийство и их профилактика: Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М., 1981. — 42 с.
Тихоненко В.А., Цупрун В.Е. Факторы суицидального риска в популяции больных психоневрологического диспансера.//Тр. Моск. НИИ псих.: Научные и организационные проблемы суицидологии. - М., 1983. - С. 133-141.
Тойтман Л.Л., Тойтман О.Л. Клинико-эпидемиологическая характеристика эпилепсии в Еврейской автономной области//Журн. неврол. и психиатр, им. С.С. Корсакова. — 2000. — N9 10. — С. 45-47.
Токарев С.А. Ранние формы религии и их развитие. — М., 1964.
Трегубое Л.З., Вагин Ю.Р. Эстетика самоубийства. — Пермь, 1993. — 268 с.
Уроков И.Г. Попова М.С. О роли социально-психологических исследований в наркологии//Психология и медицина: Материалы к симпозиуму/Под ред. В.М. Банщикова, Б.Ф. Ломова. — М.: М3 РСФР; АН СССР, 1978.
Усюкина М. В. Психические расстройства при эпилепсии и их судебно-психиатрическое значение: Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М., 2001. — 60 с.
Федин А.И, Краснов В.А., Валенкова В.А., Максутова А.Л. Эпидемиология эпилепсии в регионах России//Современные методы диагностики и лечения эпилепсии: Материалы Российской научно- практической конференции в г. Смоленске.— Смоленск, 1997.— С. 69.
Фисик М.В. Ретроспективное клинико-психопатологическое исследование суицидов//Сиб. вестн.психиатр, и наркол. — 2001. — №4.-С. 26-31.
Флиер А.Я. Культура: теории и проблемы. — М., 1995.
Фрейд (Ггеиф 3. Психоанализ. Религия. Культура. — М., 1992.
Фромм (Рготт) Э. Здоровое общество//Психоанализ и культура. — М., 1995. - С. 273-566.
Хвостова О.И. Распространенность депрессивных и тревожных нарушений у алтайцев: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Томск,
2002. - 22 с.
Хорни (Нотеу) К. Наши внутренние конфликты//Психоанализ и культура. — М.: Юристъ, 1995. — С. 7—272.
Хотинец В.Ю. Этническое самосознание и его роль в развитии индивидуальности человека. — Ижевск, 1996. — С. 39—40.
Хохлов Л.К, Горохов В.И. О прогнозе эпилепсии//Современные методы диагностики и лечения эпилепсии: Материалы Российской научно-практической конференции в г. Смоленске. — Смоленск, 1997. — С. 23.
Циркин С.Ю. Роль транскультуральных факторов в психопатологии шизофрении//Социокультуральные проблемы современной психиатрии: Материалы VIII научных Кербиковских чтений. — М., 1994. - С. 122-124.
Циркин С.Ю. Шизофрения: транскультуральное исследование: Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М., 1988. — 52 с.
Чуев Ю.Ф. Особенности суицидального поведения у больных депрессиями инволюционного возраста: Автореф. дис. ... канд. мед. наук. — Харьков, 1991. — 30 с.
Чуркин А.А. Основные предпосылки эпидемиологических исследований в транскультуральной психиатрии//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. Н/Под ред. Б.С. Положего, А.А. Чуркина. — М.—Ижевск, 1997. — С. 10-16.
Чуркин А.А. Пограничные психические расстройства (клинико-эпи- демиологические и организационные аспекты): Автореф. дис. ... докт. мед. наук. — М., 1989. — 50 с.
Чуркин А.А., Кокарев Е.Г., Ахапкин Р.В. Сравнительная транскультуральная характеристика общественно опасных действий психически больных//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. II. — М.—Ижевск, 1997. —
С. 187-192.
Чуркин А.А., Положий Б.С. Особенности профилактики общественно опасных действий психически больных с учетом их этнической принадлежности: Методические рекомендации М3 РФ. — М., 2001. - 26 с.
Чуркин А.А., Творогова Н.А. Психиатрическая помощь населению Российской Федерации в 1999—2000 гг.: Аналитический обзор.— М., 2002. - 32 с.
Шамиев Р.Х. Суицидальные тенденции в картине депрессий позднего возраста//Комплексные исследования в суицидологии. — М.,
1986. - С. 114-118.
Швейцер (ЗскшИ&г) А. Благоговение перед жизнью. — М., 1992.
Шкляев Г. К. Некоторые черты этнической психологии удмуртов// Удмурты: Историко-этнографические очерки.— Ижевск, 1993.—
С. 370-383.
Штернберг Л.А. Первобытная религия в свете этнографии. — Л., 1936.
Шульга А.И., Сонник Г.Т. О суицидальных действиях психически больных//Журн. невропатол. и психиатр. — 1986. — № 8. —
С. 1216-1217.
Элиаде (ЕИаёе) М. Шаманизм: архаические техники экстаза. — Киев, 1998. - 382 с.
Эриксон (Епкзоп) Э.Г. Идентичность: юность и кризис.— М., 1996.— 344 с.
Юнг (Гипв) К.Г. Архетип и символ. — М., 1991.
Яцков Л.П. Базисные направления этнопсихиатрии и этнонар- кологии в Дальневосточном регионе//Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. — Вып. Н/Под ред. Б.С. Положего, А.А. Чуркина. — М.—Ижевск, 1997. — С. 80— 82.
АсШе К. Оергеззюп апс! зшс1с!е//Р8усЬора1Ьо1о8у. — 1986. — Уо1. 19, N 210. - Р. 214.
АИсга М., За\тепрега Т., Раг1апеп К., КаЫатеп Я. УегЬа1 Мешогу т Ые\у1у 01айпо8сд Ра11еп18 апс! РаИеп1з \укЬ СЬготс Ьей Тетрога1 ЬоЬс ЕрПерзу//ЕрЦерзу & ВеЬауюг. — 2001. — Уо1. 2, N 1. — Р. 20—27.
АШепкатр А.Р. ЕЯсс! оГ зе12игез апс! еркерШогт сИзсЬаг^ез оп совпШ- ус Гипсиоп//Ериер$1а. — 1997. — Уо1. 38. — 8ирр1. 1. — 3. 52—55.
Акхапйег Р.О., Зекзпкк 5.Т. Шз^оке ёе 1а рзусЫа1пе. — Рапз, 1984.
АИеЬеск РА11%и\апйег С. РзусЫа1пс сИа^позез аз ргесИсЮгз оГ зшск!е. А сотрапзоп оГ сИа^позез а! сопзспрйоп апс! т рзусЫа1пс саге т а соЬог! оГ 50 465 уоипв теп//Вгк. I. РзусЬ. — 1990. — Уо1. 157. — Р. 330-344.
АИзкикг Ь., Л/. А, Яаизек Я., йекаШт 5., Кау СгапйаИ Р. Тетрога! ЬоЬе ЕрПерзу, Тетрога1 ЬоЬес1оту, апс! Марг Оергеззюп//1. №и- горзусЫа1гу С1т. №игозс1. — 1999. — Уо1. 11. — Р. 436—443.
Апйгеаззеп Л ЯеГи^еез апс! Азу1ит Зеекегз Сотт^ (о Еигоре Тоёау. 1п ЯеГи^еез — ТЬе Тгаиша оГ ЕхПе: ТЬе Нитапкапап Яо1е оГ Кес! Сгозз апс! Нес! Сгезсеп!. ОогдгесМ. — 1989.
Ап$з1 /. Ер1дсш1о1о81е дег Оергеззюп: Яезика1е аиз бег 2ипсЬ-31и- сНе-Оергеззюпеп. ТЬегар1екопгер1е т Уег§1е1сЬ. — ВегПп-Нек!е1- Ьеге: 8рпп§ег-Уег1а8, 1993. — 8. 3—12.
АзЬег% М., ЗскаШп% И., Яус1т% Е., Тгазктап-ВепХт. Ь. 8шск!е апс! зего- №пт//Оергеззюп апс! зикпёе. — 1983. — Р. 367—404.
Аз^аЫ II. А рзусЫа1пс з1ис!у оГ зшск!е атоп^ игЬап 8>уесНзЬ >уотеп// Ас1а РзусЬ. Зсапс!. - 1990. - Уо1. 82, N 2. - Р. 115-124.
Апагй О. А пе1\УОгк оГ зетсез Гог 1Ье Ьоте1езз сЬготс теп1а11у П1// Нозр. Соттип. РзгсЫа!. — 1986. — Уо1. 37, N 11. — Р. 1148-1152.
Ва%1еу С. РоуеЛу апс! зшск!е атоп§ пайуе СапасИапз: а герНсаНоп// РзусЬо1. Кер. - 1991. - Уо1. 69, N 1. - Р. 149-150.
ВапШ С.М. еX а\. ВюсЬегшса! тагкегз т зшсМа! раИеп^з. Тпуези^аиопз \укЬ сегеЪгозрта! Пи1с1 атте те1аЪо1кез апс! пеигоепдосппе 1ез1з// ]. АЯес1. 013ога. - 1984. - Уо1. 6. - Р. 341-350.
Вагпез Я. еГ а1. СоЬог* апа1уз1з оГ Оп1апо зиипёе га!ез, 1877—1976//Сап. I. РзусЬ. - 1986. - Уо1. 3. - Р. 208-213.
ВаггаЫои^к В. Ро13отп8 сазез: 8шск!е ог асс1с!еп1//Вг. У РзусЫа1г. — 1974. - Уо1. 124, N 6. - Р. 526-530.
Веек А., \Уезкааг М.Е. ЗшсМе пзк аззеззтет апс! ргесИсиоп//Спз1з. —
1990. -Уо1. 11.-Р. 22-30.
Ве11 С.5., Запёег 1.\У. ТЬе ер1с!етю1о8У оГерПерзу: 1Ье 312е оГ 1Ье ргоЬ- 1ет//8е12иге. - 2001. - Уо1. 10, N 4. - Р. 306-314.
ВепейкХ Я. РаПетз оГ Сикиге. — ВозЮп—N.-У., 1934.
Вег%А.Т., Еп%е11.1г. Яез1пс(ед дпуте Гог реор1е >укЬ ерПерзу//^еиго- 1о8у. - 1999. - Уо1. 52, N 7.
ВегНп I. РзусЬора1Ьо1ойу апс! кз ап1есес!еп18 атоп§ Атепсап 1пс11ап ас1о1езсетз. 1п: Аскапсез 1п С1т1са1 СЫ\6 РзусЬо1о§у (1986), ЬаНеу В., Кагёт АЕ., ес!з. — Ые>у Уогк.
Везад Р. ТЬе го1е оГ зрес1а1 зсЬоо1 Гог сЫ1с!геп т1\\ ерПерзу. 1п: Ох1еу 5., ЗЮгез О. (ес!з) ЕрПерзу апд едиса!юп МесИса11пЬипе Сгоир. — Ьопёоп, 1987. - Р. 15-24.
Везком /. бергеззюп апс! зи1с1де//РЬагтасорзусЬ1а1гу. — 1990. — Уо1. 23. - Р. 3-8.
В1аск Л \У. е( оЛ. 5шск1е т зсЫгорЬгета: 1Ье 1оша Кесогё Упкаве 8Ш- &у//}. СНп. РзусЬ. — 1985. — Уо1. 46, N 11. — Р. 7—14.
В1итеп1ка1 5., ВеЧ V., Ыеитапп N.-1/., ЗсШШег Я., Уо^е1 Я. Мог(а1Ш апукЬ регз1з1ет йергез- зюп//Атег. I. РзусЫа1гу.— 2001.— Уо1. 158, N 10.— Р. 1638—1644.
Зта11 0.\У., ЯозепЬаит /./*. N100 рзусЫа1пс шраИепК >уЬо 1еарес! Ггот а Ье18Ь1//Сап. I. РзусЫа1г. - 1984. - Уо1. 29, N 2. - Р. 129-131.
ЗтИк /. е! а1. Сотрапзоп оГ зшсМез атоп^ Ап§1оз апс! Шзратсз т йуе зоиитез1ет зШез//8шс. 1лГе ТЬгеа*. ВеЬау. — 1985. — Уо1. 15, N 1. - Р. 14-26.
Зпоъйеп Ь.Я. 1Лзе оГ шраНеп! теп1а1 ЬеакЬ зетсез Ьу тетЬегз оГ е*Ь- шс ттогку 8Гоирз//Атег. РзусЬо1.— 1990.— N 45.— Р. 347— 355.
Зпомёеп Ь.Я., Но1зскик /. Е1Ьтс сНГГегепсез т етегвепсу рзусЫа1пс саге апс! ЬозркаИгаНоп т а рго^гат Гог 1Ье зеуеге1у теп1а11у Ш// Соттипку Меп1. НеакЬ. 1992.— Уо1. 28, N 4.— Р. 281— 291.
ЗоиЬпег /.-Р. А ргороз с!е 1а дергеззюп с!и ]еипе: кетащиез с!*ог(Зге зи- 1с1до1о§1вие е1 й’опете ер1дет1о1ов1Яие//Яеу. Nеи^орзусЬ^а^. 1п- Гап1. - 1976. - Уо1. 24, N 6. - Р. 305-308.
31ап(Нзк-Ваггу Н. еГ а1. А^е, ипетр1оутеп! апд рагази1с1с!е т Ьеес!з// 1т. I. 8ос. РзусЫа1г. - 1989. - Уо1. 35, N 4. - Р. 303-312.
ЗХгот&геп Е. СЬап§ез т 1Ье тс1с!епсе оГ 8сЫгорЬгета//Вгк. ^. оГ рзус- Ыа1гу. - 1987. - Уо1. 150. - Р. 1-7.
ЗшЬЬе Н. Уепук>уипе ипс! ТгаиеггеакИопеп 1п ВгазШеп//Д. Рзус^зош. Мес!. РзусЬоапа1. - 1989. - Уо1. 35, N 3. - Р. 277-288.
ЗШгпШо М.С., ОаПеШ Р. Июра1Ыс ерПерзу апс! зсЬоо1 асЫеуе- теп!//АгсЬ. Б13. СЫ16. - 1994. - Уо1. 70. - Р. 424-428.
Зик 1.Н. е! а1. 8и1с1с1е Ьу Ъигптв т Когеа//1п1. I. 8ос. РзусЫа1гу. — 1991. - Уо1. 37, N 2. - Р. 141-150.
ЗипйдуЬзХ-Зхепзтап 11.В. 8и1с1с!е8 1п с1озе соппесИоп \укЬ рзусЫа1пс саге: Ап апа1уз1з оГ 57 сазез т а 8\уесИзЬ соип!гу//Ас1а РзусЫа1г. 8сапс!. - 1987. - Уо1. 76, N 1. - Р. 15-20.
8м1а1еска С., ШгпИсШсъ /. РгоЬу $атоЪб)С2е \у$гбс1 т1аЙ21С2у//^1ад. Ьек. - 1980. - Уо1. 33, N 20. - Р. 1627-1631.
Зтпке1з \У.А.М., Киук Сгаа/ Е.Н. е? а\. Ргеуа1епсе оГ тета1 Ггиз1га- Иоп а! ерПерз1а т Ои1сЬ//ЕрПер8у & ВеЬауюг. — 2001. — Уо1. 2, N 5. - Р. 441-447.
Зтдйосгку Е. еХ а1. 5и1с1с1е аиетр1з т раНепК >укЬ апх1е!у сНзогдегз// Ас1а РзусЬ. Зсапс!. — 2002. — Уо1. 411. — Р. 44.
ТагиШ АВеушзку О., А1рег К. Рго^геззюп оГ РозИсЫ № 1п1епс*а1 РзусЬо81з//ЕрНер81а. — 2001. — Уо1. 42, N 11. — Р. 1468.
Та1а! К. 8осю-сикига1 азрес1з оГ зшсМе т 1арап//8шск1о1о8у. — 2а- 8геЬ, 1971. - Р. 60-64.
ТНотаз 5. У., Загта Р.З., Акхапйег М. е1 а1. ЕрПерзу саге т з1х 1псНап сШез: а тиШсеп1ег з1ис!у оп тапа^етеп! апс! зетсе//.!. №иго1. Зс1. - 2001. - Уо1. 188, N 1-2. - Р. 73-77.
Ткотрзоп Р.1. Ес!иса1юпа1 аНаттеп* т сЫШгеп апс! уоип§ реор1е >укЬ ерПерзу. 1п: Ох1еу Зюгез О. (ес!з) ЕрПерзу апс! ес!иса1юп//МеШ- са! 1пЬипе Огоир. — Ьопйоп, 1987. — Р. 15—24.
Тоггеу Е.Г. Ргеуа1епсе зШсНез т зсЫ2орЬгета//Вгк. 5. РзусЫа1гу. —
1987. - Уо1. 150. - Р. 598-608.
Тгеетап /. Ер1с!етю1о8у оГ дги% оуегйозаее т ЗоиШеп Тазтата// Мей. 5. Аиз1. - 1970. - Уо1. 25, N 2. - Р. 1168-1172.
Шип Т.В., ЗаПопиз N. (Ес!з.) Меп1а1 Шпезз т Оепега1 НеакЬ Саге: Ап 1п1егпаиопа1 8Шс!у. — СЫсЬез1ег: >УП1еу, 1995.
УепГу С.М., Яозз Е.М. РесНа1пс регзресИуез оп ерПерзу. 1п Ьопекис!та1 ЗПкИез оГ СЫМгеп’з ЕрПерзу. — Ые>у Уогк: \УН1еу, 1985. — Р. 133-139.
\УаШгаиЬ Ь., ОиеЩ /./). Ыозо1о81са1 уаНсШу оГ с!уз1Ьугта//Еигор. рзус- Ыа1гу. - 1998. - Уо1. 13, N 4. - Р. 173-187.
\Уак1ег Н. ЗшсШе пзк т уоипз зсЫ2орЬгетсз//Сеп. Нозр. РзусЬ. —
1984. - Уо1. 6, N 3. - Р. 219-225.
\Уееке А., УаеХк М. Ехсезз тог1а1ку оГ Ыро1аг апс! итро1аг ташс-с!е- ргезз1уе раиеп1з//1.АЯес1. 013.— 1986.— Уо1. 11, N 3.— Р. 227— 234.
\Уетег В.Р., МагуИ Я. С. ЗсЫгорЬгета т На>уап: Апа1уз1з оГ соЬог* тогЫку пзк т а тиШ-е1Ьтс рори1аиоп//Вгк. I. РзусЫа*. — 1977. — Уо1. 131.-Р. 497-503.
1Уе1ззтап М.М. ТЬе сгозз пайопа! ЕрМетЫову оГ 1Ье Апх1е1у сНзог- с!егз//8еагсЬ Гог 1Ье саизез оГ РзусЫа1пс сНзогёегз: ер1с!егто1о81са1 арргоасЬез. — Ые>у Уогк, 1995. — Р. 229.
1Уез1егтеуег /. ЫаНопа! ШГГегепсез т рзусЫа!пс тогЪкШу: те1Ьос!о1о- еюа! 18зиез, зс1еп1Шс ЫегргеШюпз апс! зос1а1 1трПса1юпз//Ас1а РзусЫа1г. Зсапс!. Зирр1. - 1988. - Уо1. 344. - Р. 23-31.
\УНО. ЗсЫгорЬгеша: ап т*ета1юпа1 Го11о>у-ир з1иду. — СЫсЬез1ег: МИеу, 1979.
Ме!оз1 М. Ко1а сгупшко>у рзусЬоЬеюгпозроксгпусЬ 1 кНп1С2пусЬ >у затоЬо]з1>уасЬ изко^апусЬ (>у та1епа1е озгос!ка оз1гусЬ га- 1гис)//РзусЫа1. Ро1. - 1988. - Уо1. 22, N 1. - Р. 14-20.
\Ут% /.КСоорег /.ЕЗагГопиз N. Меазигетеп! апд С1азз1Г1са110п оГ РзусЫа1пс 8утр1отз. — СатЬпдее, 1974.
\УШскеп НМ., Ве1осН Е. ТЬе 1трас* оГ зос1а1 рЬоЫа оп яиа1ку оГНГе// 1т. СИп. РзусЬорЬагтасо1. — 1996. — Уо1. 11, N 3. — Р. 15—23.
\Уо1/егзс1ог1' М. е1 а\. ТЬе тсгеазе оГ зи1с1с1е8 1п рзусЫа1пс Ьозрка1з 1П зои!Ь>уе81егп Сегтапу ассогсНпв Ю сИа^позИс зиЬ8Гоирз//Спз18. —
1991. - Уо1. 12, N 1. - Р. 34-47.
1Уп%Ы РхскаЫ К, ЦЫфеШ А., Накхп N. А рори1а1юп-Ъазес1 з1ис1у оГ 1Ье ргеуа1епсе, сНтса! сЬагасПепзИсз апс! ейес* оГ е1Ьшску т ер1- 1ерзу//3е12иге. - 2000. - Уо1. 9, N 5. - Р. 309-313.
\Уп%1и М.8., ЬИакег А СМкШоой УюИтз оГ ую1епсе: Нозрка1 шШзаН- оп Ьу сЫ1с!геп \укЬ ш1еп1юпа1 т^пез/УАгск. РесИа1г. Ас1о1езс. Мей. - 1996. - Уо1. 150. - Р. 415-420.
\Уи1//Е. ЕИторзусЫаШе. — МезЪайеп, 1978.
\Уи1$ Е. РзусЫа1пзсЬег ВепсЬ* аиз У1е1пат. 1п: Ре^гЛсиукзсЬ Ы, ей.// Векга^е гиг уегзЫсЬепйеп РзусЫа1пе. — Вазе1: Каг^ег, 1967. — Р. 1-84.
Хи Н., Ххао 8., СНеп /. е1 а1. Ер1с1етю1о81са1 зШйу оп сотпиПед зшсШе атопв *Ье е1с!ег1у т зоте игЬап апс! гига1 агеаз оГ Нипап ргоутсе// СЫпезе МепЫ НеакЬ I. - 2000. - Уо1. 14. - Р. 121-124.
УататоХо У еГ а1 81аиз11са1 зШскез оп зшсМез т ЗЫ^а РгеГесШге с!и- ппе 1ке 15-уеаг репой, 1974 Ю 1988.//М1рроп. Нощаки. 2аззЫ. —
1990. - Уо1. 44, N 2. - Р. 191-198.
Уеп 8., КоЫпз С./., Ып N. А сгозз-сикига! сотрапзоп оГ с1ергезз1уе зутр1от тапкез1а1юп: СЫпа апс! 1Ье Шкес! 31а1ез//Л. Сопзик. СНп. РзусЬо!. - 2000. - Уо1. 68, N 6. - Р. 993-999.
Татьяна Борисовна Дмитриева,
Борис Сергеевич Положи
Еще по теме 12.2.4. Этнокультуральные особенности психопатологических механизмов общественно опасных действий:
- Клиническая характеристика, экспертиза и профилактика общественно опасных деяний больных токсикоманиями
- Недобровольные меры медицинского характера в аспекте проблемы профилактики общественно опасных деяний
- 1.4. Пдрядок взаимодействия учреждений здравоохранения и органов внутренних дел по предотвращению общественно опасных действий
- Этнокультуральные особенности клинической картины шизофрении у больных славянских и финно-угорских национальностей
- ЭТНОКУЛЬТУРАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНОГО ПОВЕДЕНИЯ ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНЫХ
- Литературный экскурс в проблему общественно опасного поведения психически больных
- Социодемографические характеристики больных, совершивших общественно опасные действия
- Этнокультуральные особенности клинической картины психических расстройств у больных, совершивших общественно опасные действия
- Этнокультуральные особенности правонарушений, совершенных больными славянских и финно-угорских национальностей
- 12.2.4. Этнокультуральные особенности психопатологических механизмов общественно опасных действий
- Нозологический фактор в генезе общественной опасности
- Генез повторных общественно опасных действий
- Глава 2 ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНЫЕ С ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНЫМ ПОВЕДЕНИЕМ (СТРУКТУРА КОНТИНГЕНТА)
- 3.2. Психопатологические механизмы ООД
- Психопатологические механизмы повторных ООД
- ОТ АВТОРОВ
- Глава 9 ПРОФИЛАКТИКА ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНЫХ ДЕЙСТВИЙ И СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА БОЛЬНЫХ С ПАТОЛОГИЧЕСКОЙ РЕВНОСТЬЮ. ВОПРОСЫ РЕАБИЛИТАЦИИ И ЛЕЧЕНИЯ
- СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ И МЕРЫ ПРОФИЛАКТИКИ ОБЩЕСТВЕННО ОПАСНЫХ ДЕЙСТВИЙ ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНЫХ
- Нозологический фактор в генезе общественной опасности
- 3.2. Психопатологические механизмы ООД