ЕЛ Общественные движения в гражданском обществе

Для людей, которые вследствие болезни или просто старе­ния оказываются предоставленными самим себе, новые сти­мулы для развития эгоцентризма представляют собой яд независимо от того, идет ли речь о потере работы или иных факторах.

Поэтому неудивительно, что с некоторого времени па­раллельно с различными формами глобализации, напри­мер биржевого капитала, торгового рынка и коммуникаци­онных технологий, возрождается внимание к обществен­ной активности граждан в существовавших ранее локальных формах общинной жизни, независимо от государства и рынка, под названиями «гражданское общество», «городс-

кое сообщество», «благотворительное общество». Насколь­ко трудна работа по восстановлению утраченных ценнос­тей, идущая вразрез с путем успеха современности, можно судить по одному обстоятельству: общественную деятель­ность часто называют «третьим столпом», «третьим секто­ром» или «третьим путем», хотя каждый знает, что община и семья всегда были первым источником социальной и эко­номической активности. Й. Рифкен (/. Кг/кт) называет общество «треногим табуретом», объединяющим обществен­но полезную социальную сферу, государство и рынок. «Со­здание новых видов трудовой деятельности в общественно полезной сфере потребует материальных вложений.

Глубинные, основополагающие проблемы, которые с этим связаны, горячо обсуждались во всем мире в течение после­дних 20 лет в рамках дискуссии «либерализм против ком- мунитаризма». Обе позиции могут быть представлены в упрощенном виде в форме умозрительной беседы.[261]

Либерал говорит о своей уверенности в том, что индивидуум опережает социальные условия, в которых живет. Поэтому для любого человека возможен свободный выбор ценностей и целей отношений. Высшим принципом социальных отно­шений независимых индивидов должна быть справедливость. Самым важным признаком общества следует считать равен­ство прав для всех. В противном случае конкуренция лич­ных интересов грозила бы перерасти в катастрофический затяжной конфликт или репрессивное господство наиболее властных частных интересов.

Коммунитарист же утверждает, что индивидуум не опережа­ет свое сообщество, а, наоборот, зависит от него. Поэтому общественные ценности и цели определяют его самосозна­ние и, тем самым, его личность. Эти ценности и цели не могут быть свободно выбраны; они уже заложены в тради­циях в ходе исторического развития его сообщества. Так как индивидуум и община не могут быть оторваны друг от дру­га, то не следует ставить абстрактные принципы справедли­вости выше конкретных общих ценностей. Общинно-куль- турное благо определяет содержание, так как наполнено вы­страданными представлениями о хорошей жизни, в частности потому, что связано с определенным контекстом. Это общее добро имеет преимущество перед общественной справедли­востью, которое формально, нейтрально и универсально.

Между тем мы в значительной мере едины в том, что обе позиции — либеральная и коммунитаристская — необ­ходимы для понимания основ морали современного обще­ства, хотя и в различных пропорциях.

Из взаимных дополнений следует, что общество в де­мократическом смысле может быть жизнеспособным, когда не только семьи и мелкие сообщества будут солидарны друг с другом, а условия в больших объединениях продолжают регулироваться контрольными механизмами — такими как деньги, власть или право. Критерием демократии в большей степени может, по-видимому, оказаться способность к «со­лидарности среди Чужих»[270]. Но солидарность вырастает из доверия, а еще больше — из рассчитанных, но рационально не полностью обоснованных зачатков доверия, возникаю­щих из экономических, ориентированных на полезность от­ношений, подразумевающих взаимный интерес.[271] Однако та­кое доверие обретается вначале только в малых группах в форме личных тесных контактов, в результате частых встреч, то есть в семьях, среди друзей или в добровольных ло­кальных объединениях, не связанных с материальной заин­тересованностью.

Так как вопросы семьи мы уже рассмотрели в главе V, то здесь сосредоточим наше внимание на свободных ком­бинациях отношений по принципу семьи и брака, то есть на «третьем столпе», на добровольных локальных общин­ных связях. Но мы не должны забывать, что социальное влияние семьи, ее роль в создании доверия могут быть зна­чимыми только в той мере, в какой она сама связана с другими социальными и общественными структурами. Эти добровольные объединения, как правило, общественно по­лезные, являются ядром того, что называют гражданскими или общественными движениями, которые, в свою очередь, представляют собой третью силу между государством и рынком. Однако, как уже упоминалось, они всегда состав­ляли основу отдельных видов общественной деятельности граждан, являлись начальной формой всех социальных, экономических и политических структурных образований, всех существующих обществ. Их новое растущее значе­ние — с ориентацией на общину — возникло прежде всего благодаря ослаблению национальной и социальной функ­ции государства, с одной стороны, а также глобализации рынка и связанного с ней разрушения структур экономи­ки, построенных на наемном труде и существовавших в течение 200 лет, — с другой. Иначе говоря, все большее

число граждан объединяются для того, чтобы вернуть в сферу общественного и оживить все те задачи и виды деятельности, которые были вырваны из общинной почвы вследствие процессов чрезмерной рационализации и пре­вратились в пространственно-временном измерении в круп­ные и могущественные самостоятельные институты.

Естественно, что такое движение не имеет предсказуе­мых результатов; отметить можно лишь следующее: ни один проект не достигнет успеха, если займет оборонительную позицию с целью возрождения прежних, отживших свой век традиций. Шанс на успех может появиться только там, где благодаря современным реалиям появится стремление к новому порядку, который должен удовлетворять критери­ям «солидарности среди Чужих». Поэтому необходимо уже теперь указать на опасность того движения, где граждане перестроят свое сообщество без учета внешних реалий, пре­вратят его в «бомбоубежище». И если они слишком крепко свяжут свое Мы с частными ценностями, то есть будут мыслить коммунитаристски односторонне и пренебрегать пра­вилами плюрализма и универсализма справедливости для всех, то не должны удивляться критике и обвинениям в ксенофобии.1 Их подстерегает и другая опасность. Если граж­дане слишком односторонне и элитарно ориентируют струк­туру своего объединения на так называемое освобождение, которое означает сознательный отказ от неизменных ценно­стей и переход к изменчивым индивидуальностям, и таким образом будут подчеркивать свое самовыражение, то, быть может, это им и удастся. Но в таком случае они исключат многих, которые к этому не способны, или тех, у кого от­сутствуют необходимые для этого материальные условия. Такое положение может оказаться причиной, вынуждаю­щей искать выход в бегстве, отчуждении, враждебности. Серьезность фразы «каждый человек хочет быть полезным» невозможно устранить иронией, говоря о том, что собственная амбивалентность делает человека ненужным.

Рыночное хозяйство «третьего сектора», инициирующее «полезность» для обывателей и граждан в жизни общины, представляет для них большую опасность, так как в корне разрушает свободную социальную активность граждан. Оно уже разрушило экономические государственные преобразо­вания в законодательстве о здравоохранении и социальном обеспечении, ибо воодушевление, которое оно, в частности, вызвало в одобривших его благотворительных объединени­ях, было самоубийственным: они приветствовали образова­ние предприятий, квалифицированный менеджмент, ориен­тацию на доходность и конкуренцию, что привело к умень­шению слоя локального общинного меньшинства и как бы избавлению от него.

Между этими опасностями простирается широкое поле удавшихся форм гражданских образований демократичес­кого происхождения и одновременно ориентированных на критерий «солидарности среди Чужих», что оказывает вли­яние на дальнейшую демократизацию общества. В первую очередь речь идет о количественном выражении: гражданс­кие общественные движения, о которых в силу их разно­родности я предпочитаю говорить во множественном чис­ле, охватывают и задействуют значительную часть населе­ния. Сорок процентов жителей США регулярно встречаются по меньшей мере в малых группах, проявляя таким обра­зом общественно-ориентированную активность. Такие груп­пы существуют на протяжении длительного времени и в них складываются стабильные отношения. В Англии заре­гистрировано 160 ООО благотворительных групп, участие в которых принимают как люди старшего возраста, так и молодые люди.[274] В Германии в настоящее время функцио-

нируют 300 ООО общественно полезных добровольных объе­динений, действующих не только в социальной области и в области охраны здоровья, но также занимающихся воп­росами воспитания, охраны окружающей среды, политики, религии, искусства, науки и спорта. Их политическое зна­чение вытекает уже из умозрительного представления о том, что люди, принимающие активное участие в граждан­ских общественных объединениях, могут создать союз, об­разовать парламент, учредить партию. Даже на глобальном уровне «общности всех людей» гражданско-общественная активность дает о себе знать. Здесь следует упомянуть о негосударственных организациях при представительствах ООН, особенно о тех, которые занимаются правами чело­века, о структурах, чья деятельность направлена против ин­струментализации человека, например с помощью евгени­ки (создание сверхчеловека), межвидового скрещивания (получение «недочеловека») или клонирования. Тем са­мым такие объединения борются за сохранение границ об­щечеловеческой семьи, которая, несмотря на плюрализм суждений или именно из-за него, не должна быть разруше­на, чтобы защитить людей не только от физического, но и от «метафизического уничтожения», то есть от «отрицания стараний, которыми человек выстраивает свою собствен­ную человечность».[275]

Когда граждане принимают все большее участие в из­начально общинном самоуправлении и берут его вновь в свои руки, способствуют возрождению гостеприимства в отношении мигрантов, их интеграции в общество, заботят­ся об основных потребностях людей — жилье и работе, проявляют заботу о способности к переживаниям демокра­тической общественности в общине или стремятся поддер­живать чувство принадлежности к культурному Мы, то отношение гражданского общества к государству и рынку, отношение социального капитала к общественному и част-

ному капиталу сочетаются по сложной схеме и всякий раз по-новому, как это описал Гидденс (СМеп$У в своей ра­боте «Третий путь». С одной стороны, государство все еще живет в соответствии со своей 200-летней традицией, ко­торая старается освободить гражданина, особенно в связи с потребностью в нем в условиях рынка, от максимального числа коммунальных и социальных видов деятельности и развивает профессиональные экспертные системы, которые могут делать все лучше, чем граждане-дилетанты, вплоть до умения обращаться со смертью.

Таким образом, государство не только освободило граж­дан от нагрузок, но и лишило их уверенности в себе — граждане разучились самостоятельно формировать комму­нальные условия из-за систематического искоренения воз­можностей проявить гражданскую активность. С другой сто­роны, именно это повлекло за собой стремительно растущие расходы государства. Глобализация, в свою очередь, внесла свой вклад в ослабление государства, которое было вынуж­дено передать часть своих задач наиболее прибыльным пред­приятиям, а остальные предприятия, приносящие минималь­ную прибыль, передать в руки граждан, которые к этому отнюдь не подготовлены. Это неизбежно вызывает отрица­тельное отношение, сопротивление, стремление защититься, так как ретроспективная оценка общественного развития позволяет говорить о том, что последние 200 лет не были нормой, а наоборот, применительно к истории человечества представляли скорее отклонение от нормы, и что поэтому возврат к позитивному порядку вещей требует времени. Поэтому нам понадобится много времени, чтобы осознать невозможность выбора между личной независимостью и чувством солидарности. В значительно большей степени они дополняют друг друга. Я могу найти собственную мораль­ную идентичность только тогда, когда предоставлю себя Другому, и поэтому Частное может иметь общественное и политическое значение.

В то же время уже сегодня можно найти множество примеров, когда государство находит свою новую роль в том, что оно не отвергает гражданскую активность, а на­оборот, помогает ему и поддерживает. И при этом не толь­ко на словах, не только нравственными лозунгами и при­зывами, а финансовыми стартовыми субсидиями или на­логовыми льготами при участии в определенных проектах, облегчением условий при основании нового общественно полезного фонда, с помощью прямых или косвенных мате­риальных поощрений. Так, например, в некоторых облас­тях США принято понятия «временного доллара», соглас­но которому учитывается мое почасовое время, затрачен­ное на добровольное участие в гражданском мероприятии, благодаря чему я могу, например, сократить свои взносы в больничную кассу.

Независимо от этого все политические партии развива­ют модели, при которых доходы граждан не будут непос­редственно зависеть только от трудовой деятельности и ее временной продолжительности. Такие «гражданские день­ги», гарантированный минимальный доход, или «второй чек», который я получаю за свое участие в общественных начи­наниях, в первую очередь означает, что ни один гражданин, даже самый незащищенный, не должен будет в будущем унижаться, пытаясь приравнять себя «в порядке исключе­ния» к гражданину, работающему по найму (который сам давно не соответствует норме), при обращении в бюрокра­тические учреждения, чтобы стать получателем социально­го пособия или пособия по безработице. Скорее каждый гражданин, пользуясь своим гражданским правом на «граж­данские деньги», должен быть изначально равным и свобод­ным в своей ответственной гражданской солидарности и при всех обстоятельствах оставаться таким, чтобы отстоять награду, воспринимаемую вначале как чрезмерную нагруз­ку, не только для себя, но и для Других. Таким образом «благотворительное государство» сможет стать, как говорит Гидденс, «благотворительным обществом», конечно, только при поддержке и защите государства, которое тогда снова вернется к выполнению своих изначальных задач. Естествен­но, государственная защита должна помогать в борьбе с бо­лее мощными интересами рыночных структур и крупных коммерческих предприятий хотя бы потому, что обществен­ные гражданские инициативы, уже по своему определению, реализуют свой «социальный капитал» не с помощью силы, а с помощью доверия. Так должно быть, чтобы они не мог­ли в своем развитии использовать власть в личных интере­сах и превратиться в бюрократические структуры.

Если я правильно оцениваю ситуацию, то в Германии земля Баден-Вюрттемберг в течение многих лет опережала другие земли, систематически развивая общественные ини­циативы. «Сеть гражданских объединений», находящаяся под началом земельного Министерства социальной защи­ты, помогла создать более ста местных общественных орга­низаций, начиная с Гражданского бюро и кончая Товари­ществом пожилых людей. Если обратиться в Министер­ство или в приемную Сети гражданских объединений, то можно получить ежегодно обновляемые сведения о раз­витии местных организаций и о новейших инициативах этого «швабского коммунитаризма», о котором его идео­логи говорят, что он «ищет свой путь между задачами государства, которое дарит счастье и заботу своим граж­данам, с одной стороны, и задачами суверенного государ­ства — с другой»[276].

Аналогичный процесс перестройки «второй ноги трехно­гого табурета», то есть рынка, еще труднее, чем обучение государства. Но он необходим в той же мере. Правда, уже в настоящее время открываются широкие горизонты для вза­имного обмена опытом между частными промышленными предприятиями и постоянно растущим числом общественно полезных фирм, предоставляющих рабочие места длительно безработным, больным и ущербным. Книга «Каждый чело­век хочет быть необходимым»[277] утверждает, что уже в насто­ящее время для многих вырисовывается вполне реальная перспектива достижения цели: создание «рынка рабочей силы для всех». Это могло бы обозначать, что вторичный и тре­тичный рынки труда, предназначенные для людей с различ­ного вида ущербностью, в конце концов исчезнут и сольются с рынком труда, который в настоящее время называется пер­вичным. Рынок будет организован таким образом, чтобы производительность не пострадала от таких изменений, как это имело место в бывших социалистических странах, что вполне выполнимо. Несмотря на необходимую для этого все­стороннюю помощь государства, многие бюрократические инстанции, занимающиеся ущербными, стали настолько из­лишними, ненужными, что сокращение их числа могло бы заметно облегчить налоговую нагрузку. К тому же для рынка существует и другой стимул — «сесть в лодку гражданского общества» и способствовать возрождению коммун и тех об­ластей общественной деятельности, которые рассчитаны на длительную перспективу, в частности на борьбу с преступно­стью, что убедительно и наглядно показал Гидденс.[278]

Еще одним аспектом деятельности гражданских обще­ственных организаций является участие в городской пла­нировке. В рамках движения архитекторов «Новая агора» (Ыеш А§ога) Сеннетт[279] описывает некоторые эмпирически оправдавшие себя стратегические планы, которые могут способствовать возрождению городов, освобожденных от «тирании интимности», и создать нагрузку с помощью об­щественных задач в качестве компенсации за вынужден­ную гибкость на рабочем месте.

1. Если ответственные лица в коммунальных службах об­щины не занимают оборонительной позиции и не скры­ваются в «укрепленном замке», а доброжелательно и со знанием дела ищут пути к устранению конфликта с

учреждениями, находящимися вне общины, то они мо­гут добиться, например, того, чтобы в обмен на предо­ставление новым фирмам долгосрочной аренды на своей территории получить необходимое число рабочих мест для длительно безработных или пожилых людей.

2. Когда происходит перепланирование части города и изменяются границы, отделяющие друг от друга уже существующие жилые кварталы, и в жилые кварталы вклиниваются зоны деловой активности, которые пред­полагают наплыв большого числа различных групп и отдельных людей; когда намечается строительство кли­ник в деловых кварталах или предприятий легкой про­мышленности в пешеходных зонах, то дело доходит до конструктивной «игры противоположностей». Активи­руется обмен мнениями и опытом с чужими группами и отдельными лицами, что в некоторых случаях может даже обернуться конфликтом.

3. Если зоны для общественных мероприятий, площади и рынки оборудуются так, что люди под защитой своей неузнаваемости и анонимности решаются открыться, оставляют в стороне бремя личных особенностей — будь они богатыми или бедными — и забывают о сво­их эгоистических притязаниях, то им приходится пе­реживать «тесные формы гражданского общества». Они начинают чувствовать себя как равные, получают удов­летворение от каждого упрощения понятия самости, от разгрузки от своих проблем, инакости Других, реали­зуют демократию. «„Опыт мимолетного и фрагментар­ного" — так гласит знаменитое определение современ­ности Бодлером. Воспринимать жизнь в несвязанных между собой частях — в этом заключен зрелый опыт свободы. Но эти части следует куда-то перенести, по­местить в какое-то определенное место, где им будет дозволено расти и долго существовать».1