Онтогенетические и эволюционно-биологические аспекты социальных связей
Социальные связи у человека в еще большей степени, чем у нижестоящих видов, предполагают постепенное знакомство с определенным индивидом. Не бывает близкой связи с другим человеком, которая устанавливалась бы заочно на основе одного лишь аванса доверия.
Сначала необходимо завоевать право на близость и доверительные отношения друг с другом. Обращение к онтогенезу показывает, что на основе трех видов близости, выделяемых Бишофом (Bischof, 1985), можно выделить различные Мотивационные системы социальной связи. Бишоф выделяет три фазы развития, которые можно считать оензитивными периодами. В первичной, наиболее ранней, фазе у маленького ребенка развивается доверие к заботящимся о нем членам семьи, особенно к матери. Вторичная, юношеская, фаза развития близости предполагает отделение от родителей, братьев и сестер, близость с которыми порой достигает стадии пресыщения. Эта фаза связана с направленностью на отдельных людей за пределами семьи, с которыми завязываются дружеские отношения или интимное партнерство супружеского типа. Наконец, под третичной близостью понимаются отношения, которые возникают у матери — а в стабильных семьях и у отца — с детьми. Очевидно, что для матери сензитивной ситуацией является уже сам процесс родов. Аналогичную последовательность социальных связей и значимых лиц (мать, отец, ровесники, партнер противоположного пола) выделяет — на основе многочисленных наблюдений приматов — исследовательская группа Харлоу и объединяет их под именем «любви» (Harlow, 1971).Есть все основания предполагать, что в ходе развития человека из гоминидных протоформ существовало серьезное давление отбора в сторону возникновения трех видов близости (см.: Bischof, 1985; Eibl-Eibesfeldt, 1984). Сегодня представляется невероятным, что гоминиды и первые люди жили «первобытной ордой», где господствовал сексуальный промискуитет и отсутствовали семейные связи.
Похоже,что уже в переходный период к возникновению человека длительная привязанность ребенка к матери, т. е. матрилинейная социальная связь, которую можно об-наружить уже у шимпанзе (Lawick-Goodall, 1975), в результате постепенного включения в семью мужчины нашла свое завершение в семейном союзе брачного типа (см.: Konner, 1981). Такого рода семейно организованный союз родителей и детей сделал возможным просоциальное инвестирование родителей (в смысле родственного отбора) в свое потомство. Это инвестирование, сочетавшееся с тесной и длительной привязанностью к родителям со стороны детей, создало предпосылки для более длительного периода детства и юности, в ходе которого осваиваются способности, отличающие homo sapiens от других видов, — такие, как способности к представлению и мышлению, речевому общению и представлению о времени.
Эйбл-Эйбесфельдт называет заботу о потомстве «ключевой находкой» эволюции поведения, с которой «в мир пришло дружелюбие» (Eibl-Eibesfeldt, 1984, S. 213). Ключевая находка в виде заботы о потомстве делалась в ходе эволюции многократно и независимо друг от друга, в частности насекомыми, затем птицами и, наконец, млекопитающими. В качестве второго «звездного часа» Эйбл-Эйбесфельдт рассматривает развитие «личных отношений» в рамках заботы о потомстве, с которыми «в мир пришла любовь» (Eibl-Eibesfeldt, 1984, S. 213). Антрополог и эволюционный биолог Лавджой (Lovejoy, 1981) считает возникновение нуклеарной семьи в смысле образования моногамных пар в сочетании с интенсивной заботой со стороны родителей и устойчивыми социальными отношениями решающим по-веденческо-биологическим источником эволюции человека. Такого рода семейные структуры (отчасти также с полигамными брачными связями) можно и сегодня наблюдать в первобытных культурах собирателей и охотников, например у бушменов (West, Konner, 1976).
Этот вывод соответствует разработанной Боулби (Bowlby, 1958, 1969) теории биологической связи, которая была модифицирована Эмде и Гэнсбауэром (Emde, Gaensbauer, 1981) с точки зрения теории эволюции, Бишофом (Bischof, 1975) -с точки зрения психологии мотивации, а Айнсвортом — с точки зрения дифференциальной психологии (см.: Ainsworth, Blehar, Waters, Wall, 1978).
Согласно Боулби, мать и ребенок генетически предрасположены к тому, чтобы воспринимать определенные сигналы друг от друга, активно реагировать на них и, начиная со второй половины первого года жизни, постепенно устанавливать высокоиндиви-дуализированную связь друг с другом. При этом со стороны матери решающее значение имеют не столько действия по уходу за малышом, сколько любовное и ласковое обращение к нему и обеспечение его безопасности. Ребенок демонстрирует своего рода «мочотропию», т. е. стремление вступать в личные отношения с одним определенным человеком, которым обычно является его мать. Одновременно с этой привязанностью к хорошо знакомому человеку существует недифференцированный страх по отношению ко всем чужим, возникающий в возрасте 8-9 месяцев («страх восьми месяцев») и наблюдаемый вплоть до двухлетнего возраста. Вопреки некоторым теориям, находящим объяснение этого раннего страха перед чужими (например, считающих его результатом переживания когнитивного рассогласования), едва ли следует пренебрегать допущением о его филогенетических корнях (Sroufe, 1977).Понять развитие человека на протяжении первого года жизни можно лишь в том случае, если рассматривать взаимодействие между матерью и ребенком как социальную диаду и единицу действия (Кауе, 1982; Schaffer, 1977). Так, ребенок, еще до того, как он будет в состоянии убегать, благодаря близости матери ощущает себя в достаточной безопасности для того, чтобы с любопытством исследовать непосредственно окружающий его мир, что благоприятствует его последующему развитию (Sroufe, 1979). На втором году жизни мать компенсирует еще сохраняющуюся слабость способности ребенка к действию — задавая цели действия и, при необходимости, напоминая ребенку о них, разделяя действие на доступные ребенку шаги, помогая ему и давая обратную связь, — при этом она вводит ребенка в «зону его ближайшего развития» (Vigotsky, 1978), актуализируя его текущий потенциал развития (CM.:J. Heckhausen, 1987).
Итак, в первом приближении мы рассмотрели зволюционно-теоретические и онтогенетические аспекты социальной связи ребенка с родителями и родителей с ребенком — первичную и третичную близость по Бишофу.
По-видимому, эта внутрисемейная близость создает предпосылки для вторичной близости. Она является основой способности подрастающего ребенка устанавливать доверительные отношения и с незнакомыми ранее людьми, не являющимися членами семьи. Для Эрик-сона (Erikson, 1950) «доверие» является первой и основополагающей из восьми ценностей, определяющих цели восьми последовательных этапов жизни.Однако способность устанавливать связи с ровесниками, причем ранее незнакомыми, имеет и свои собственные эволюционные и онтогенетические корни. При рассмотрении эволюционно-биологических основ агрессии (глава 10) мы уже указывали на давление отбора в ранних культурах собирателей и охотников в сторону более низкой межгрупповой агрессии и высокой внутригрупповой кооперации.
Что касается онтогенеза, то Бишоф (Bischof, 1975,1985) обратил внимание на то, что у подростка постепенно развивается все большее «пресыщение» по отношению к хорошо знакомым членам семьи, родителям и братьям и сестрам, и соответственно он чувствует все большее притяжение к незнакомым ровесникам. В юности любопытство перевешивает прежний страх и недоверие по отношению к незнакомым. Возникает стремление к установлению отношений с незнакомыми людьми, в результате чего возникают устойчивые дружбы. Просыпающаяся в юности сексуальность — и это тоже имеет свои эволюционные основания — возбуждается лишь ранее незнакомыми представителями противоположного пола, не являющимися членами семьи (экзогамия; см.: Bischof, 1985 и Westermarck, 1934). В отличие от дочеловеческих приматов сексуальная активность у человека уже не ограничена короткими периодами течки. Она освободилась от жесткой привязанности к одной лишь функции размножения и служит теперь еще и поддержанию устойчивой связи между сексуальными партнерами, особенно связи мужчины с семьей.
С помощью этих разъяснений мы примерно очертили рамки тех социальных связей, которыми до сих пор преимущественно занималась психология мотивации: мотивации аффилиации и мотивации близости.
В обоих случаях речь идет о приобретении, поддержании и углублении вторичной близости с прежде незнакомыми взрослыми людьми за пределами знакомой семьи. Обратимся сначала к так называемой мотивации аффилиации.Мотивация аффилиации
Мюррей в 1938 г. описывал мотив аффилиации {needaffiliation) следующим образом:
«Заводить дружбу и испытывать привязанность. Радоваться другим людям и жить вместе с ними. Сотрудничать и общаться с ними. Любить. Присоединяться к группам» (Murray, 1938, р. 83).
Завязывание и поддержание отношений с другими людьми может преследовать весьма различные цели, такие как «произвести впечатление», «властвовать над другими», «получать или оказывать-помощь». Под аффилиацией (контактом, общением) мы подразумеваем определенный класс социальных взаимодействий, имеющих каждодневный и в то же время фундаментальный характер. Содержание их заключается в общении с другими людьми (в том числе с людьми незнакомыми или малознакомыми) и таком его поддержании, которое приносит удовлетворение, привлекает и обогащает обе стороны.
Степень достижения этих целей зависит не только от человека, стремящегося к аффилиации, но также и от его партнера. Человек, стремящийся к аффилиации, должен добиться многого. Прежде всего он должен дать понять, что стремится вступить в контакт, сообщив этому контакту привлекательность в глазах предполагаемого партнера. Он должен сделать очевидным для партнера, что рассматривает его как равного себе и предлагает ему полностью взаимные отношения, т. е. он не только «стремится к аффилиации», но и одновременно выступает партнером по аффилиации для соответствующей потребности человека, с которым он вступает в контакт. Несимметричность в распределении ролей или далеко идущие желания превратить партнера в средство удовлетворения своих потребностей (например, потребностей в независимости или зависимости, в превосходстве или уничижении, в силе или слабости, в предоставлении или получении помощи) наносят ущерб аффилиации как таковой или даже совсем разрушают ее.
Наконец, человек, стремящийся к аффилиации, должен добиться определенного созвучия своих переживаний переживаниям партнера, что побуждало бы обе стороны к взаимодействию и ощущалось бы ими как нечто приятное, приносящее удовлетворение и поддерживающее чувство собственной ценности.Цель аффилиации с точки зрения стремящегося к ней можно было бы определить как поиск если не любви со стороны партнера по аффилиации, то, по крайней мере, приятия, желанности себя, дружеской поддержки и симпатии. Однако подобное определение подчеркивает лишь одну сторону в отношениях аффилиации, а именно получение, и пренебрегает другой - отдачей. Вот почему гораздо более точным будет определить цель мотива аффилиации как взаимную и доверительную связь, при наличии которой каждый из партнеров если и не любит другого, то относится к нему приязненно, принимает его, дружески поддерживает и симпатизирует ему. Для достижения и сохранения такого рода отношений существует много как вербальных, так и невербальных способов поведения; их можно наблюдать, в частности, при вступлении в контакт с незнакомыми людьми. О мотивированности поведения стремлением к аффилиации можно судить по количеству и позитивному содержанию речевых высказываний, по дружелюбному выражению лица,
длительности контакта глаз, частоте кивании головой, по позе и жестикуляции и т. д. (о способах невербальной коммуникации см.: Mehrabian, 1972).
Прежде чем приступить к расмотрению некоторых из указанных выше целей мотива аффилиации, мы кратко остановимся на двух родственных социально-психологических подходах, занимающихся изучением симпатии и социальной тревожности.
Симпатия
Существует целое исследовательское направление, представители которого пытаются выяснить, что делает человека привлекательным для других; они пытаются также ответить на вопрос о том, насколько похожими должны быть люди, чтобы их тянуло друг к другу (см.: Byrne, 1971; Huston, 1974). Для объяснения этого ранее привлекалась главным образом выработанная в русле теории научения парадигма привлекательности, согласно которой привлекательным человека делают первичные (например телесный контакт) и вторичные (например похвала) поощряющие стимулы, тогда как тот, от кого исходят первичные (например боль) или вторичные (например порицание) наказания, кажется нам несимпатичным и мы стремимся его избежать (см.: Backman, Secord, 1959). Не довольствуясь этими довольно тривиальными объяснениями, исследователи все более убедительно демонстрируют, что симпатию порождает сходство мнений, а также черт личности. Диапазон изучавшихся личностных переменных стал практически необозримым. Он простирается от интеллекта и темперамента через физическую привлекательность (Berscheid, Walster, 1974) и личностную открытость до мотивации достижения и погони за сенсациями. В качестве зависимых переменных, указывающих на симпатию и притяжение, использовались решение вступить в контакт и поддерживать его или первые шаги к вступлению в контакт и его поддержанию.
С точки зрения психологии мотивации более интересным является относительно новое направление исследований, опирающееся на теорию личностных конструктов Келли (Kelly, 1955). Люди, жизненные темы которых и связанная с ними структура социального восприятия близки друг другу, склонны к взаимному притяжению (Banikiotes,Neimeyer, 1981; Neimeyer, Neimeyer, 1981). Даки Спенсер (Duck, Spencer, 1972) в лонгитюдном исследовании студенток показали, что их дружба основывается на концептуальном сходстве личностных конструктов, т. е. на подобии ценностных диспозиций и наиболее общих целей и намерений. Студентки, которые в момент знакомства обнаруживали больше сходных персональных конструктов, через полгода были в более близких дружеских отношениях, чем те, конструкты которых были менее сходными. Чем дальше развивалась дружба, тем менее значимым становилось буквальное сходство по сравнению с кон-цептуальным.
Социальная тревожность
Этим словосочетанием принято обозначать по-разному мотивированные состояния тревожности в социальных ситуациях и соответствующие им способы поведения наподобие робости или застенчивости. Страх чужих, явно обусловленный генетически и в разной мере выраженный у разных индивидов, следует отличать от
озабоченности тем, как произвести хорошее впечатление на окружающих и составить у них выгодное впечатление о себе, нередко связанное с сомнениями в том, что это удастся. Такую тревожность, основанную на опасении получить критическую оценку со стороны других людей, мы будем называть страхом перед чужой оценкой. Страх перед чужой оценкой по своему генезису не сводится к страху чужих, ибо он предполагает способность к принятию чужой перспективы (видеть себя глазами другого человека, на которого мы хотели бы произвести хорошее впечатление), которая в период раннего страха чужих в промежутке от шести месяцев до двух лет еще не сформирована.
Страх чужих, выражающийся в застенчивом поведении по отношению к незнакомым людям, является, по-видимому, генетически обусловленной характеристикой темперамента (Buss, Plomin, 1984). В пользу этого свидетельствуют данные близнецовых исследований и исследований приемных детей. Так, застенчивость биологических «матерей» коррелировала с застенчивостью их двухлетних детей, которые, начиная с самого рождения, были разлучены с матерями и усыновлены (Daniels, Plomin, 1985). Однояйцевые близнецы демонстрировали более сходное поведение по отношению к незнакомым людям (но не по отношению к матери), чем двухяйцевые близнецы того же возраста (Plomin, Roew, 1979). Генетическая укорененность индивидуальных различий в робости по отношению к незнакомым людям указывает то, что этот страх является частью нашего эволюционного наследия, и на то, что в эволюционно биологическом отношении-он дает определенные преимущества, по крайней мере в раннем онтогенезе.
Что касается страха перед чужой оценкой, то было сделано несколько довольно сходных попыток объяснить его, Во-первых, этот страх объясняется самооценочной тревожностью (Schlenker, Leary, 1982), связанной с оцениванием своего поведения с точки зрения того, какое впечатление оно производит на людей, значимых для индивида, и коррекцией поведения, чтобы оно стало наиболее впечатляющим. Поскольку человеку, испытывающему тревожность в социальных ситуациях, присуща потребность не произвести плохого впечатления на окружающих и одновременно он сомневается в том, что сможет показать себя в лучшем свете, самооценочной тревожности близки такие личностные характеристики, как «застенчивость в публичных ситуациях» (Buss, 1980) или «тревожная озабоченность собой» (Crozier, 1979). Это относится не только к озабоченности тем, что нас может недостаточно оценить потенциальный партнер по общению, но и к страху оказаться несостоятельным в глазах другого человека с точки зрения своих достижений, т. е. к хорошо исследованной области экзаменационной тревожности (см. обзор: Wine, 1982 и главу 7).
Страх перед чужой оценкой может возникать не только по отношению к незнакомым, но и по отношению к знакомым людям. С другой стороны, незнакомый человек может вызывать страх перед чужими, но в то же время не возбуждать страха перед чужой оценкой. Эти два источника социальной тревожности следует отличать друг от друга, поскольку они не всегда выступают в сочетании. Это было доказано Азендорпфом (Asendorpf, 1984) в серии по-разному построенных гипотетических и экспериментальных социальных ситуаций, в которых испытуемые встречались со знакомыми и незнакомыми людьми. Хотя социальная тревожность
в обоих случаях была примерно одинаковой, незнакомые люди вызывали меньше мыслей, связанных с производимым на них впечатлением, меньше страха перед негативной оценкой и меньше ощущений стыда, чем знакомые.
Застенчивость является весьма широко распространенной характеристикой поведения, основанной на социальной тревожности того или иного вида. Однако поведение застенчивого человека побуждается не только страхом «не понравиться» другому человеку или быть отвергнутым им. Наряду со страхом им движет стремление к контакту (ср. также работу: Cheek, Buss, 1981, где было установлено, что застенчивость и общительность являются независимыми друг от друга факторами). Застенчивые люди не являются одиночками, подобно ярко выраженным интровертам, но переживают явный конфликт приближения и избегания в социальных ситуациях, вызывающих у них застенчивость. Таким образом, застенчивость представляет собой поведение в ситуации конфликта. Застенчивый человек, с одной стороны, страдает от ощущения своей неполноценности в ситуациях социального контакта, а с другой — стремится к большему признанию и более близким отношениям с другими людьми. К таким результатам пришел Азендорпф (Asendorpf, 1984) в своем исследовании, в ходе которого студенты не только рас-сказывали о себе с использованием опросников, но и подвергались наблюдению в экспериментально создававшихся социальных ситуациях. Кроме того, они оценивали различные ситуации (например, встречу с партнером, в которого человек тайно влюблен, или воображаемое объяснение в любви и предложение руки и сердца) с точки зрения того, насколько сильно они актуализируют их застенчивость. Эти оценки у застенчивых и не страдающих застенчивостью людей оказались одинаковыми, что стало подтверждением того, что застенчивых отличает не побудительность возможных последствий действий в социальных ситуациях, предполагающих оценку со стороны других людей, но, скорее, невысокая уверенность в том, что они могут с честью справиться с такими ситуациями.
Мотив аффилиации
Последний вывод, к которому пришел в своем исследовании застенчивости Азендорпф, подразумевает, что индивидуальные различия — а следовательно, и мотив аффилиации — определяются не столько доминированием позитивных и негативных аффилиативных стимулов, сколько приобретенными обобщенными ожиданиями успеха своих аффилиативных усилий. К аналогичным выводам, сводящим модель ожидаемой ценности к компоненту обобщенного ожидания как важнейшему детерминанту индивидуальных различий, пришел Бирн и его соавторы (Byrne, McDonald, Mikawa, 1963), а также Меграбян и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974). Последние называют две тенденции мотива аффилиации (надежду на аффилиа-цию и страх отвержения) ожиданиями, но обозначают их как R\ и R2, что является сокращением от слова reinforcement (подкрепление), а не от слова expectancy (ожидание). Однако это относится лишь к тем случаям, когда стремящийся к аффилиации человек еще не знаком с партнером достаточно близко. В противном случае решающую роль играют не обобщенные ожидания R1 и R2, а конкретные ожидания, которые авторы обозначают как конкретные побудительности Л и г2. В этой главе мы еще вернемся к этому вопросу.
Бирн и его соавторы предложили перекрестную классификацию мотива аффи-лиации, различая тенденции «надежды на аффилиацию» (НА) и «страха отвержения» (СО) и выделяя четыре типа мотива аффилиации. Эту классификацию заимствовали у них Меграбян и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974). Если разделить ожидания успеха и неудачи по степени их выраженности на высокие и низкие, то первый тип составят люди, стремящиеся к близости (высокая НА и низкий СО), второй тип — боящиеся отвержения (низкая НА и высокий СО), третий тип — конфликтно-мотивированные (высокая НА и высокий СО, что характерно для застенчивых людей), и четвертый тип — люди со слабой мотивацией аффилиации (низкая НА и низкий СО). Хекхаузен (Heckhausen, 1980) пошел в своих исследованиях еще дальше и полагает, что существует ковариация между силой побудительности НА и СО, с одной стороны, и соответствующими ожиданиями, т. е. вероятностями аффилиации и отвержения, — с другой. Предполагалось, что преимущественно позитивное или негативное ожидание, вытекающее из обобщенного ожидания, оказывает влияние на серьезность или поверхностность аффилиативного поведения и его результаты — позитивные в случае надежды на успех и негативные в случае страха неудачи. В соответствии с этим должна увеличиваться сила позитивной побудительности аффилиации или негативной побудительности отвержения. При этом остается открытым вопрос о том, что при этом происходит с величиной, противоположной побудительности, — уменьшается ли она, возрастает или остается неизменной.
Ответу на этот вопрос посвящено исследование Келлера (-Keller, 1985). Он предлагал студенткам фотографии молодых людей высокой, средней и низкой привлекательности и внутри каждой группы варьировал (мнимую) вероятность успеха аффилиации (80, 50 и 20%). Оказалось, что студентки выбирали более привлекательных партнеров и — несколько менее решительно — партнеров с более высокой вероятностью успеха аффилиации. Поскольку выбор определялся и побудительностью, и ожиданием, остался открытым вопрос о том, ковариируют ли индивидуальные различия величины побудительности НА и СО с соответствующими различиями относящихся к ним ожиданий. Эта ковариация оказалась слабой. С помощью опросника, измеряющего мотив аффилиации, была обнаружена корреляция компонента СО («стремление к контакту, неловкость, беспомощность») с уклонением от выбора высокопривлекательного партнера, тогда как компонент НА («аффилиация, желание быть вместе») позитивно коррелировал с выбором такого партнера. Эти данные не дают достаточных оснований для того, чтобы привлекать независимые друг от друга комбинации выраженности ожиданий и ценности для объяснения индивидуальных различий в аффилиативном поведении.
Измерение мотива аффилиации
В 1952 г. Шипли и Верофф (Shipley, Veroff, 1952) опубликовали первую основанную на ТАТ методику измерения мотива аффилиации. Эти авторы несомненно находились в то время под влиянием соответствующих работ в области мотивации достижения, о чем свидетельствуют три момента. Прежде всего Шипли и Верофф также использовали перед написанием рассказов по ТАТ адекватные изучаемому мотиву способы побуждения мотивации различной силы. Кроме того, характер (но, разумеется, не содержание) ключевых категорий анализа и оценки рассказов со-
ответствовал ключевым категориям, разработанным для анализа мотива достижения. Наконец (и это привело к самым разнообразным последствиям), в качестве теоретической основы авторы воспользовались депривационной моделью мотивации: неудачный или сомнительный по своему исходу акт достижения или аффилиации побуждает соответственно мотив достижения (см. главу 8) или мотив аффилиации, подобно тому, как голод побуждает к поиску пищи.
Для достижения поставленной цели авторы исследования непосредственно перед проведением ТАТ провели социометрическое оценивание группы членов студенческого клуба, причем непосредственно в помещении этого клуба. Каждый из студентов по очереди вставал, и присутствующие оценивали его с точки зрения таких качеств, как приветливость, нетерпимость, робость, необщительность и т. д. В заключение каждый должен был назвать имена трех товарищей по клубу, с которыми он хотел бы поддерживать дружеские отношения. Наряду с экспериментальной группой в опыте участвовала контрольная группа, члены которой перед ТАТ должны были заполнить анкету о предпочитаемых ими блюдах. Вторая предложенная этими авторами методика состояла в сопоставлении двух групп, одна из которых объединяла студентов, за месяц перед тем получивших отказ в ответ на заявление о вступлении в клуб (экспериментальная группа), другая же (контрольная) группа состояла из студентов, принятых в клуб. В обоих исследованиях экспериментальные группы, т. е. группы, находящиеся в условиях депривации, набрали (в соответствии с предварительно отобранными ключевыми категориями анализа содержания рассказов по ТАТ) больше баллов, чем соответствующие им контрольные группы. (Однако результаты второго исследования не являются убедительными, поскольку обе группы испытуемых не были уравнены по силе мотива аффилиации перед принятием в клуб или отказом в таком принятии. Вполне возможно, что испытуемые экспериментальной группы изначально имели более сильный мотив.) Использованные при анализе ключевые категории содержания позволяли приписывать каждому высказыванию (позитивному или негативному) определенное количество баллов в тех случаях, когда тематика рассказов вращалась вокруг отвержения, расставания и одиночества. Авторы пришли к выводу, что их основанная на ТАТ методика измеряет страх отвержения. Однако они придерживались мнения, что эта Мотивационная тенденция (так же как и ее не обнаруженная противоположность — надеж-да на аффилиацию) ведет не к избеганию аффилиации, а к ее поиску.
В работе Аткинсона, Хейнса и Вероффа (Atkinson, Heyns, Veroff, 1954) была предпринята попытка избавиться от одностороннего акцента на страхе отвержения и включить в круг анализируемых явлений тенденцию поиска (т. е. надежду на аффилиацию). По сравнению с предшествующим исследованием, авторы изменили эксперимент в трех отношениях. Во-первых, они использовали картинки ТАТ, содержание которых могло возбуждать мысли не только об отвержении и расставании, но и об удачной аффилиации. Во-вторых, сохранив предложенную Шипли и Вероф-фом социометрическую ситуацию актуализации мотивации, они ввели в качестве контрольной нейтральную ситуацию. Место действия было перенесено из помещения клуба (где уже сами стены могли возбуждать связанные с аффилиацией позитивные представления) в одну из учебных аудиторий университета, где испытуемым было предложено выполнить задание на решение анаграмм. В-третьих, они расши-
рили разработанные Шипли и Вероффом ключевые категории, которые использовались для анализа содержания, включив в них категории, соответствующие позитивным представлениям, и разграничив внутри большинства категорий позитивные и негативные высказывания. Основной критерий наличия тематики, релевантной мотиву аффилиации, они сформулировали следующим образом:
«Тема аффилиации... присутствует в тех случаях, когда один или несколько персонажей рассказа явно озабочены установлением, поддержанием или восстановлением положительных аффективных отношений с другими людьми. Озабоченность такого рода непосредственно проявляется в случаях, когда само отношение описывается как дружба» (Atkinson, Heyns, Veroff, 1954, p. 406).
Количество баллов, набранных экспериментальной группой, почти по всем категориям значительно превзошло показатели контрольной группы. Однако по отдельным категориям различие было обнаружено только в позитивных, но не в не-гативных высказываниях (поэтому в суммарном показателе последние не учитывались). Авторы исследования не пытались сделать следующий шаг к различению внутри мотива аффилиации тенденций поиска и избегания (к тому же они не создали необходимых для этого противоположных условий актуализации мотивации). В общем, они пришли к тому же выводу, что Шипли и Верофф: мотив аффи-лиации состоит из одной только тенденции поиска, независимо от того, возбуждается ли эта тенденция через страх отвержения или через .надежду на общение. Подтверждением этого служит, с точки зрения авторов работы, корреляция мотива аффилиации с рядом социометрически выявленных личностных свойств — стремлением к одобрению, уверенностью и самоутверждением. Была обнаружена также корреляция с эгоизмом, которая плохо вписывается в общую картину.
Аткинсон и его соавторы оставили без внимания вопрос о том, не оказывают ли надежда на аффилиацию и страх отвержения — даже если и то и другое вносит свой вклад в тенденцию поиска — различное влияние на поведение. Результаты в целом не дают определенного ответа на этот вопрос. Мотив аффилиации актуализировался в рассматриваемом исследовании только негативно (т. е. порождением сомнения в успехе аффилиации), но не позитивно. Увеличение (по сравнению с нейтральной ситуацией) позитивных показателей в результате подобного рода негативной актуализации мотива может объясняться просто тем, что навязываемое испытуемым сомнение противоречит свойственным части из них обобщенным ожиданиям успеха и тем самым побуждает актуализацию содержаний, связанных с уверенностью в возможности аффилиации. Для проверки этой гипотетической зависимости представляется необходимым предварительное измерение изучаемого мотива в нейтральных условиях. Что касается применявшихся для анализа содержания рассказов ТАТ ключевых категорий (они подробно описаны в работе: Heyns, Veroff, Atkinson, 1958), то они так и не были изменены, хотя требовали доработки в соответствии с теоретически обоснованными критериями валидности, позволяющими развести избегание отвержения и стремление к аффилиации. На-конец, авторы дали столь широкое определение темы аффилиации, что оно охватывало весь неструктурированный конгломерат возможных социальных мотивов, в том числе таких, как стремление к одобрению, признанию или доминированию.
Впоследствии были предприняты попытки углубить экспериментальный анализ в двух направлениях: во-первых, путем создания для каждой из тенденций мотива особой ситуации актуализации и, во-вторых, путем их раздельной фиксации при анализе содержания результатов проективных тестов. В рамках первого направления Френч и Чэдвик (French, Chadwick, 1956) попробовали разделить «социометрическую ситуацию» на позитивную (субъект пользуется популярностью в группе) и негативную (субъект не пользуется популярностью в группе). Однако испытуемые (ими были служащие одной из военно-воздушных баз США) восприняли данные социометрии (фиктивные) как недостоверные. Поэтому авторы смогли говорить лишь о неспецифической ситуации актуализации. В этом исследовании мотив аффилиации был измерен с помощью так называемого теста на интуицию (одной из разработанных Френчем методик): вместо картинок испытуемому дается ряд предложений типа «Том всегда позволяет выигрывать другим», которые надо развернуть в рассказ; анализ самих рассказов в основном осуществляется по категориям, предложенным Аткинсоном с соавторами. Была также замерена популярность испытуемых в своих подразделениях, что позволило уравнять экспериментальную и контрольную группы по обеим переменным. Месяцем позже у испытуемых вновь была измерена мотивация аффилиации, на этот раз после ее искусственной актуализации. Результаты оказались вполне однозначными: в случае актуализации мотивация возрастает, причем независимо от направления актуализации (следует, однако, отметить, что специфичную по направлению актуализацию в эксперименте создать не удалось), и тем в большей степени, чем выше изначально зафиксированный мотив аффилиации. Эти не связанные с направлением актуализации Мотивационные эффекты зависели от установленного социометрически статуса испытуемых: у популярных испытуемых росло число категорий содержания, связанного с НА, у непопулярных — с СО.
Последний результат хорошо согласуется с нашими общими соображениями, поскольку популярность среди членов группы до некоторой степени должна совпадать с ожиданиями (применительно к данной группе) каждого члена группы. Отсюда можно сделать следующий вывод: ситуация социометрии актуализирует мотив аффилиации, однако направленность возникающей мотивации зависит от ожиданий, которые (уже существующие в специфической форме) субъект привносит в ситуацию эксперимента.
Это предположение подтвердилось в двух последующих исследованиях. Первое из них — опыт Розенфельдта и Франклина (Rosenfeldt, Franklin, 1966) — само по себе не является убедительным. В качестве испытуемых выступали студентки, жившие в одном общежитии, Они были разделены на четыре группы — одну контрольную и три экспериментальных, членов которых перед ТАТ просили заполнить социометрический опросник. Испытуемым первой экспериментальной группы между заполнением опросника и ТАТ сообщалось о положительных результатах социометрии, испытуемым второй группы — об отрицательных, испытуемым третьей группы результаты не сообщались. Во всех экспериментальных группах показатели мотивации были выше, чем в контрольной группе, однако значимым это отличие от контрольной группы оказалось только во второй (здесь различие максимально) и третьей группах. Заключительный вывод авторов о том, что аффи-
лиация является мотивом избегания (т. е. что мотивация аффилиации может наблюдаться только в ситуации, угрожающей аффилиации), представляется преждевременным, как и выводы рассмотренной выше работы Аткинсона и его соавторов (Atkinson, Heyns, Veroff, 1954). По всей вероятности, сообщаемые испытуемым негативные результаты гораздо сильнее, чем позитивные, противоречат их реалистическим ожиданиям. На самом деле рассказы ТАТ испытуемых второй группы содержали также очень много позитивных высказываний. Для доказательства влияния обобщенных ожиданий опять-таки не хватает предварительного проведения ТАТ.
Автором второго исследования был Фишман (Fishman, 1966), который отказался от всяких манипуляций по актуализации мотивации и был первым ученым, кто наблюдал реальное аффилиативное поведение в условиях, мало-мальски прибли-женных к жизненным. В этом исследовании искусственное возбуждение мотивации было заменено действительными отношениями приязни и дружбы, выявленными в ходе ответов совместно проживающих студенток на специальный опросник. На основе этих ответов был составлен список специфических ожиданий, связанных с отдельными членами группы. Непосредственно перед заполнением опросника (а не после него!) был проведен ТАТ, результаты которого обрабатывались в соответствии с ключевыми категориями анализа содержания, разработанными Хейн-сом и его соавторами (Heyns, Veroff, Atkinson, 1958). Наряду с суммарным показателем мотива аффилиации с помощью методики де Чармса (de Charms, 1957; см. также ниже) были выделены показатели обеих тенденций -*- НА и СО. По прошествии определенного времени (от 2 до 4 недель) организовывалась встреча каждых четырех живущих вместе испытуемых в уютно обставленной комнате. Сначала они были предоставлены сами себе, а затем им давалась письменная инструкция провести дискуссию на одну из тем, популярных среди студентов. Экспериментатор, находившийся в соседней комнате, наблюдал происходящее с помощью особого приспособления и фиксировал в соответствии со специально разработанными ключевыми категориями «позитивное» и «негативное» аффилиативное поведение (на основе этих данных было вычислено процентное содержание «позитивных актов»).
Представленные в табл. 11.1 данные, так же как и результаты исследования Френча и Чэдвика (French, Chadwick, 1956), демонстрируют значимость специфи-ческих ожиданий, которая становится очевидной при рассмотрении этих ожиданий в сочетании с результатами ТАТ. При недифференцированном рассмотрении результатов всех испытуемых обнаруживаются лишь слабые корреляции мотива аффилиации в целом и тенденции НА с позитивным аффилиативным поведением. Корреляция между таким поведением и тенденцией СО практически отсутствует. Корреляции значительно возрастают (в случае НА от 0,20 до 0,58), когда они рассчитываются для подгруппы испытуемых, обладающих сильными положительными специфическими ожиданиями, в то время как высокие обобщенные ожидания не приводят к увеличению связи между величиной мотива аффилиации и позитивным аффилиативным поведением. Иначе говоря, наиболее интенсивный обмен позитивными аффилиативньши действиями наблюдается в тех случаях, когда ярко выраженной положительной привлекательности (высокие общие показатели и высокие показатели НА в ТАТ) сопутствуют высокие специфические ожидания (сильная взаимная приязнь партнеров).
Таблица 11.1
Корреляция показателей ТАТ с долей (в %) позитивных аффилиативных действий в групповой дискуссии (D. В. Fishman, 1966, р. 158) Испытуемые (количество) Показатели ТАТ мотив аффилнации НА СО Всего (N = 80) 0,22* 0,20 0,10 Со специфическими аффилиативиыми ожиданиями: 0 низкими (N = 40) -0,02 -0,19 0,24 высокими (N = 40) 0,46** 0,58*" ' 0,16 * р<0,5; **р<0,1.
Были предприняты попытки развести оба компонента мотива в рассказах ТАТ. Де Чармс (DeCharms, 1957) и следовавший ему Фишман просто разделили общее количество баллов, подсчитываемое по методике Аткинсона и его соавторов (Atkinson, Heyns, Veroff, 1954; Heyns, Veroff, Atkinson, 1958), на два суммарных показателя (охватывающих как позитивные, так и негативные высказывания): один — для рассказов, в которых преобладает тематика отвержения (СО), второй — для рассказов, в которых доминирует тематика удачной аффилиации (НА). Бирн и соавторы (Byrne, McDonald, Mikawa, 1963), кроме этого, для каждого рассказа выявляли наличие или отсутствие положительной или отрицательной «межличностной эмоции». Они обнаружили, что росту значений показателей ТАТ, полученных в нейтральной ситуации, соответствует увеличение числа рассказов с положительными эмоциями, в то время как негативные эмоции чаще появляются при средних и низких значениях показателей. На основании этого авторы сделали вывод о том, что высокие значения показателей ТАТ говорят о тенденции НА, низкие — о тенденции СО, а средние — о конфликте между ними. Однако существует гораздо более тривиальное объяснение. Если из ключевых категорий, выделенных Хейнсом и соавторами для анализа содержания, исключить негативные (например, категорию «негативно окрашенные чувства»), то с увеличением показателя ТАТ рассказа неизбежно растет позитивная межличностная аффективная нагрузка его содержания.
Единственная до настоящего времени попытка разработать ключевые категории анализа содержания для противоположных по направлению возбуждаемой мотивации ситуаций принадлежит Лауфену (Laufen, 1967). Он предложил испытуемым перед проведением ТАТ заполнить опросник, предназначенный для выявления мотивации аффилиации. Для одной группы вопросы были сформулированы с позиции страха отвержения, для другой — с позиции надежды на аффилиа-цию. В обоих случаях требовалось давать только ответы «да» и «нет». Заранее определенные ключевые категории анализа содержания обнаружили значимое различие в ожидаемом направлении только для тенденции СО. Но в любом случае предложенный способ манипуляции мотивацией обладает невысокой валидно-стью, ибо уверенный в успехе аффилиации испытуемый может спокойно отвечать «нет» на вопросы, связанные с отвержением, без какой бы то ни было актуализации тенденции СО. Более убедительный способ валидизации мы расмотрим ниже.
Бояцис (Boyatzis, 1972, 1973) разработал полупроективную методику, в которой он разделил страх отвержения и потребность в аффилиации. Испытуемые должны были продолжить историю, которая начиналась примерно следующим образом: «Ганс получил новое место. Вместе со всей своей семьей он только что переехал в другой район». В дополнение к истории испытуемым рассказывали о ряде событий, которые могли произойти в жизни Ганса, и просили их предположить, как повел бы себя Ганс в этих^ситуациях. Например, сообщалось о приглашении на ужин супружеской парой, живущей по соседству: обрадовался ли Ганс возможности познакомиться со своими новыми соседями (желание аффилиации) или его беспокоит, сочтут ли его приятным человеком (страх отвержения)? У испытуемых с высоким стремлением к аффилиации больше близких друзей, тогда как боящиеся отвержения испытуемые стремятся находить лишь таких друзей, взгляды которых совпадают с их собственными. Они избегают одиночества и нуждаются в согласии с другим человеком.
Поведенческие корреляты данных ТАТ
Неудовлетворительное состояние основанных на ТАТ средств измерения мотива аффилиации объясняется и тем фактом, что до сих пор исследовались только отдельные поведенческие корреляты аффилиативной мотивации. Существует, по-видимому, всего одна работа, рассматривающая аффилиативное поведение в собственном смысле слова, т. е. социальное взаимодействие. Это уже упоминавшееся исследование Фишмана (Fishman, 1966). Стоит также упомянуть данные исследований Лэнсин-га и Хейнса (Lansing, Heyns, 1959) и Боятциса (Boyatzis, 1972), согласно которым люди с высоким мотивом аффилиации проявляют большую активность в таких связанных с общением видах деятельности, как разговоры по телефону и написание писем.
Убедительный индикатор мотивации аффилиации — в том смысле, что он являлся нереактивным, непосредственным и оперантным поведенческим показателем, — использовала Константян (Constantian, 1981; см. также: McClelland, 1985a, b). Она снабдила студентов летней школы электронными аппаратами вызова, исполь-зуемыми врачами в больницах. В течение двух часовых интервалов в промежутке от 9 утра до 11 вечера студенты через регулярные интервалы времени получали звуковой сигнал, услышав который, они должны были сразу отметить на специальном бланке, чем они занимаются в данный момент. Студенты с сильным мотивом аффилиации (по ключу ТАТ Хейнса и его коллег (Heyns et al., 1958)) в целом оказались чаще занятыми разговором или написанием письма.
Наряду с мотивом аффилиации как предсказателем оперантного аффилиатив-ного поведения, Константян фиксировала и прямое предпочтение направленного на общение поведения: она просила испытуемых ответить, предпочитают ли они осуществлять 15 различных видов деятельности (в частности, работать, ходить за покупками, посещать музей, перекусывать в кафе, гулять) в компании или в одиночку. Поскольку оба этих способа поведения не связаны между собой негативной корреляцией, должно существовать большое количество людей, которые не предпочитают исключительно уединение или исключительно компанию, а любят и то и другое или обладают разными предпочтениями по отношению к разным видам
деятельности. Как правило, показатели мотива аффилиации и связанных с аф-филиацией предпочтений дополняют друг друга. Так, человек тем больше любит гулять с друзьями, чем выше его мотив аффилиации и чем больше он любит проводить время в компании. Поскольку мотив и предпочтения рассматриваются как независимые друг от друга показатели, то одновременно признается, что одиночество ценится не только теми, кто любит осуществлять многие виды деятельности в одиночку, но и теми, кто обладает скорее сильным, чем слабым, мотивом аф-филиации.
Поскольку предпочтения сильно зависят от реальных возможностей и культурных нормативов, доминирующий мотив может проявляться какими-то особыми и нередко, необычными способами. Так, перекусывать за пределами дома приятнее и удобнее в компании, поэтому Константян сталкивалась с предпочтением компании в этом случае у низкомотивированных испытуемых так же часто, как и у высокомотивированных. Иначе обстоит дело с прогулками на лоне природы. Здесь лишь высокомотивированные испытуемые (если они предпочитают общение) выше оценивают прогулки с друзьями. Таким же образом лишь у высокомотивированных испытуемых любовь к уединению выразилась в такой уединенной форме аффилиативного поведения, как написание писем. С помощью техники звонков было зафиксировано, что 60% высокомотивированных предпочитают писать письма в одиночестве и лишь менее 10% — в компании.
В работе Аткинсона и Уолкера (Altkinson, Walker, 1956) уточнялось влияние актуализованной мотивации аффилиации на чувствительность восприятия. По результатам измерения мотива аффилиации в нейтральных условиях испытуемые были разделены на высоко- и низкомотивированных. Месяцем позже у половины каждой из этих групп социометрически актуализовалась аффилиативная мотивация, после чего все испытуемые выполняли задание на восприятие. Им предъяв-лялась картинка, в четырех квадрантах которой были изображены различные объекты, причем увидеть что-либо отчетливое было невозможно, поскольку картинка была плохо освещена, а ее предъявление было кратковременным. В одном из квадрантов находилось схематически изображенное человеческое лицо, в других — объекты, нерелевантные аффилиации (предметы домашнего обихода). Испытуемые должны были ответить, изображение какого квадранта ощущалось как наиболее четкое или же показалось наиболее ярким. В случае актуализации мотивации (но не в нейтральных условиях) высокомотивированные испытуемые называли квадрант с изображением лица чаще, чем низкомотивированные.
Был обнаружен целый ряд личностных особенностей людей с высоким мотивом аффилиации, связанных со стремлением избегать конфликтов с другими людьми. При групповом принятии решения они реже выдвигают предложения о стратегии работы над заданием, угрожающие единству рабочей группы (Exline, 1962). В речах членов советского Политбюро мотив аффилиации коррелировал с предложениями о разрядке напряженности с Западом, г- 0,47;р < 0,05 (Hermann, 1980). Аналогичным образом американские президенты, которые, как Эйзенхауэр, Кеннеди, Никсон и Форд, в своей речи при вступлении в должность выдвигали аффи-лиативно окрашенные программы, ориентировались во внешней политике на равновесие и на заключение договоров об ограничении вооружений. Впрочем, исто-
рики оценивают этих политиков и как менее эффективных. Их правительственный аппарат был чаще замешан в разного рода скандалах (Winter, 1967). По сравнению с низкомотивированными испытуемыми люди со средним и высоким мотивом аффилиации делают тем больше предложений, направленных на изменение несов-падающих взглядов других людей, чем больше эти расхождения (Byrne, 1962). Они избегают азартных игр типа рулетки (McClelland, Watson, 1973), а также соревновательных игр типа шахмат (.McClelland, 1975). В играх, моделирующих международные отношения, они склонны вести себя довольно пассивно; они реже являются инициаторами конфликтов, но от них реже исходят и акты кооперации, они меньше занимаются затемняющей истину пропагандой (Terhune, 1968b). Они не участвуют в сплетнях и клевете на других людей и обладают слабой мотивацией власти, т. е. они не очень стремятся к тому, чтобы влиять на других людей ради достижения своих собственных целей (McClelland, Constantian, Pilon, Stone, 1982). Демографические различия в мотивации аффилиации и их влияние на политическую и предпринимательскую деятельность мы рассмотрим в конце следующей, 12-й главы, при обсуждении констелляций мотивов власти, аффилиации и достижения. i
В исследовании Френча (French, 1956) испытуемый должен был выбрать партнера для совместного выполнения задания. Им мог быть либо друг испытуемого, не проявивший способностей к выполнению этого задания, либо неприятный испытуемому человек, который, как было установлено, хорошо справлялся с этим заданием. Выбор испытуемого отражал соотношение его мотивов. Сильный мотив достижения в сочетании со слабым мотивом аффилиации вел к предпочтению деловых качеств партнера, в то время как сильный мотив аффилиации при низком мотиве достижения вел к предпочтению дружеских отношений.
Подобного рода конфликт был спровоцирован и в весьма интересном эксперименте Уолкера и Хейнса (Walker, Heyns, 1962). Каждый испытуемый должен был привести с собой одного из своих друзей, друзей разъединяли, и испытуемый оказывался в группе, члены которой соревновались в решении задач на шифровку. Зашифрованные списки слов дешифровались группой, которая находилась в другом помещении и члены которой также соревновались между собой. Затем испытуемый узнавал, что зашифрованные им списки дешифрует его друг, но этот друг не успевает справиться с работой (испытуемому передавалась от его имени записка с просьбой (фиктивной) работать медленнее, поскольку он, друг, отстает от своей группы). В соответствии с присущим каждому из испытуемых соотношением мотивов он либо отзывался на эту просьбу, либо продолжал работать в начатом темпе. Если мотивы аффилиации и достижения были одинаково сильны, то полтина испытуемых проявляла конформность, т. е. разрешала конфликт в пользу аффилиации, а другая половина разрешала его в пользу достижения. Когда же один из мотивов преобладал, то подавляющее большинство испытуемых вели себя соответственно доминирующему мотиву. Характерно, что эти результаты относятся только к испытуемым-женщинам; мужчины, даже при доминировании мотива аффилиации, не откликались на просьбу своего друга.
Ситуации достижения нередко содержат стимулы, актуализирующие мотивацию аффилиации, например, побуждая к смене соперничества на сотрудничество
или к возникновению неформальных отношений между тем, кто дает задания, и тем, кто их выполняет. Поскольку в подобных ситуациях к мотивации достижения добавляется мотивация аффилиации, результат действия может изменяться; при этом не обязательно, чтобы оба мотива вступали в конфликт. Наиболее разработанный план эксперимента по исследованию этой ситуации представлен в рассмотренном в главе 8 (табл. 8.3) эксперименте Френч (French, 1958). Испытуемые с доминирующим мотивом аффилиации достигали наилучших результатов в тех случаях, когда работали не индивидуально, а в группе, а даваемая экспериментатором положительная обратная связь касалась слаженности работы, а не деловых качеств испытуемых.
Аналогичное взаимодействие мотива аффилиации с ситуационной структурой побуждений установил Мак-Кичи (McKeachie, 1961) на материале данных об академической успеваемости 600 студентов по 31 спецкурсу (по психологии, математи-' ке и французскому языку). Перед началом занятий у всех студентов и у 31 преподавателя наряду с другими мотивами был измерен мотив аффилиации. Аффилиатив-ная структура побуждений курса определялась как по силе мотива преподавателя, так и по специально отобранным показателям его речевого поведения (например обращение к студенту по имени, беседа с ним после занятий и т. п.). Как видно из рис. 11.1, студенты с высоким мотивом аффилиации получали у преподавателей с таким же мотивом лучшие оценки, чем студенты с низким мотивом аффилиации. И наоборот, последние получали лучшие оценки по сравнению с высокомотивированными студентами у низкомотивированных преподавателей.
Рис. 11.1. Количество студентов с высокой и низкой мотивацией аффилиации, получивших высокие и низкие итоговые оценки по курсам в зависимости от аффилиативной структуры привлекательности
(McKeachie, 1961, р, 128)
Дальнейшие исследования неожиданно показали, что различия в результатах в ситуациях достижения нередко связаны с мотивом аффилиации, а не достижения. Это происходило либо когда экспериментатор просил испытуемого о помощи (Atkinson, Raphelson, 1956), либо когда мужчина-испытуемый имел дело с женщиной-экспериментатором (Atkinson, O'Connor, 1966), либо когда имело место сочетаний этих двух условий (French, 1955; Jopt, 1974). В работе Йолта (Jopt, 1974) изучалось влияние пола экспериментатора на испытуемых-юношей, причем автор учитывал различия испытуемых как по силе тенденций мотива достижения (НУ и СН), так и по силе тенденций мотива аффилиации (НА и СО, измеренные в соответствии с категориями анализа Лауфена). Испытуемыми были 16-летние школьники; половина из них выполняла (каждый индивидуально) задание (кодирование символов) под руководством экспериментатора-мужчины, вторая половина — под руководством экспериментатора-женщины (обе группы были уравнены по Мотивационной структуре). Лишь экспериментаторы-женщины заранее рассчитывали на сотрудничество своих испытуемых в последующих опытах.
На рис. 11.2 показаны результаты опыта для испытуемых с четырьмя возмож-ными структурами мотивов. В целом .достигнутые результаты выше в случае работы с экспериментатором-мужчиной. Вторая общая закономерность связана с мотивом аффилиации: испытуемые, боящиеся отвержения (НА < СО), при всех условиях и всех соотношениях тенденций мотива достижения лучше справляются с заданием, чем испытуемые, надеющиеся на аффилиацию (НА > СО), причем разница результатов максимальна в случае избегающих неудач испытуемых (НУ < СН), работающих под руководством женщины-экспериментатора. Возможное объяснение, что испытуемые, боящиеся неудачи и отвержения, при работе с женщиной-экспериментатором, которая к тому же просит о сотрудничестве, освобождаются от своих страхов и прилагают все силы к выполнению задания, вполне правдоподобно. Испытуемые с той же Мотивационной структурой, сочетающей страх неудачи со страхом отвержения, показали лучшие результаты и в исследовании Шнайдера и Майзе (Schneider, Meise, 1973). При выполнении задания на ловкость они продемонстрировали более высокий уровень притязаний, чем испытуемые всех остальных Мотивационных групп.
гис. 11.2. Среднее число обработанных символов для четырех групп испытуемых с разным соотношением мотивов достижения и аффишации. Одна половина испытуемых каждой группы {N= 15) работала
с экспериментатором-мужчиной, вторая - с экспериментатором-женщиной.
Обозначения: Оу - ориентированные на успех (НУ > СН), Он - ориентированные на неудачу (НУ<СН), Оа -ориентированные на аффилиацию (НА > СО), Оо - ориентированные на отвержение (НА < СО) (Jopt, 1974, р. 323)
Соррентино и Шеппард (Sorrentino, Sheppard, 1978) провели полевой эксперимент, весьма убедительный с точки зрения контроля и варьирования независимых переменных мотива и привлекательности. Эксперимент осуществляли тренеры команд пловцов трех канадских университетов, и его видимая цель состояла в отработке взаимодействия этих команд. Спортсмены должны были проплыть 200 м вольным стилем в двух различных ситуациях: индивидуального соревнования и соревнования группового. Во втором случае группы из шести пловцов формировались из студентов одного пола, по два от каждого университета. Чтобы дать всем спортсменам равные шансы на победу, для каждого из них тренеры на основе личных рекордов определили индивидуальную поправку, учитывавшуюся при сравнении реально показанного времени. Поскольку при такой организации соревнований выигрыш (спортсмена и его группы) зависел всецело от приложенных усилий, испытуемые при индивидуальном соревновании должны были бы особенно остро переживать привлекательность достижения, а при групповом — привлека-тельность аффилиации.
По мнению авторов, возможность приблизить победу своей группы сообщала дополнительную мотивацию спортсменам с доминированием надежды на аффилиацию, что должно было привести к лучшему показателю времени у таких спортсменов в групповом соревновании по сравнению с индивидуальным. Для спортсменов с доминированием страха отвержения соотношение результатов должно быть обратным: возможность стать причиной поражения своей команды подрывала их мотивацию и приводила к худшему результату в групповом соревновании по сравнению с индивидуальным.
Эти гипотезы полностью подтвердились как в отношении противоположного соотношения результатов в индивидуальном и групповом соревновании у испытуемых с разной Мотивационной структурой, так и в отношении разницы их результатов в групповом соревновании. Было обнаружено отчетливое взаимодей-ствие между тенденциями мотива аффилиации и обоими условиями соревнования. Разница в результатах, показанных в двух заплывах, оказалась более выраженной, когда была выделена-группа испытуемых, ориентированных на успех, и их результаты были рассмотрены отдельно. Максимальное улучшение результатов в групповом соревновании (по сравнению с индивидуальным) наблюдалось у спортсменов, сочетавших сильное стремление к успеху с ярко выраженной надеждой на аффилиацию; наибольший спад результатов также показали спортсмены с сильной мотивацией успеха, но сочетающейся с сильным страхом отвержения.
Измерение позитивных тенденций мотивов аффилиации и достижения прово-дилось с помощью категорий анализа Хейнса и соавторов (Heyns, Veroff, Atkinson, 1958) и Мак-Клелланда с соавторами (McClelland, Atkinson, Clark, Lowell, 1953); измерение соответствующих негативных тенденций ~ страха отвержения и избегания неуспеха — с помощью опросников Мехрабяна (Mehrabian, 1970) и Мандле-ра и Сарасона (Mandler, Sarason, 1952). Примечательно, что гипотезы подтвердились не только для результирующего значения мотива аффилиации (НА—СО, трансформированное по г), но и для каждой из его тенденций. Это еще один аргумент в пользу понимания аффилиации как Мотивационной системы, состоящей из двух независимых тенденций — надежды на аффилиацию и страха отвержения.
Физиологические и нейроиммунологические
корреляты
В конце70-х гг. Мак-Клелланд поднял вопрос о том, не сопутствует ли актуализации того или иного конкретного мотива выброс в кровь определенных гормонов, и какие последствия это может иметь для соответствующих функций организма и в конечном счете для здоровья^ человека (см. обзор в: McClelland, 1984а). Проведен-ные исследования не обнаружили связи мотива достижения с каким-либо гормоном, зато была выявлена связь мотива власти с семейством адреналина (прежде всего с норадреналином), а мотива аффилиации — с допамином. Допамин вызывает расширение сосудов и расслабление пищеварительной системы. Такое действие допаминэргической нейроэндокринной системы хорошо сочетается с целью аф-филиативного поведения — установлением и, поддержанием хороших и устойчивых отношений с привлекательными партнерами.
Как утверждают Мак-Клелланд и его соавторы (McClelland, Patel, Stier, Brown, 1987), одновременно с возбуждением мотива аффилиации происходит выброс до-памина (но не адреналина, норадреналина или кортизона), особенно выраженный у людей с сильным мотивом аффилиации в те моменты, когда им приходится жаловаться на многочисленные стрессы своей жизни. Мотив аффилиации актуализировался путем демонстрации фильма о романтической любви или о конфликтных супружеских отношениях, а затем измерялся с помощью основанной на ТАТ методики. Содержание допамина измерялось как в слюне, так и в сыворотке крови.
Сильный мотив аффилиации, особенно если он сильнее мотива власти (см. следующую главу), благоприятствует здоровью. Это подтверждается данными ряда независимых друг от друга исследований (см.: McClelland, 1985a). В результате лонгитюдного исследования 30 выпускников университета было обнаружено, что сила мотива аффилиации негативно коррелирует с повышенным диастолическим давлением по прошествии двадцати лет (McClelland, 1979). Ненапряженное общение и совместное времяпрепровождение с другими людьми было характерно для индивидов, которые менее всего были подвержены болезням.
Особенно показательными оказались данные, относящиеся к защитному веществу иммунной системы — иммуноглобулину A (IgA) в слюне, — находящемуся, так сказать, на переднем крае защиты нашего организма от вирусных инфекций, особенно от заболеваний верхних дыхательных путей. В лонгитюдном исследовании, проводившемся на протяжении года, Йеммот (Jemmot, 1982) разделил студентов-стоматологов на группы в соответствии с двумя Мотивационными синдромами — расслабленной аффилиации и подавленного стремления к власти — и регулярно измерял уровень иммуноглобулина в слюне перед экзаменами и каникулами. Студенты с высоким мотивом аффилиации постоянно демонстрировали более высокую концентрацию иммуноглобулина, чем все прочие группы, в первую очередь — чем студенты с сильным мотивом власти. При этом у всех студентов экзаменационное напряжение первоначально приводило к снижению концентрации IgA. Лучшая иммунная защита студентов с высоким мотивом аффил наци и сочеталась с меньшим количеством простудных заболеваний.
Опросники
Наряду с основанными на ТАТ методиками измерения мотива аффилиации заслуживает упоминания предложенный Мехрабяном (Mehrabian, 1970) опросник, который в отличие от многочисленных опросников, направленных на измерение мотива достижения, был разработан на основе определенных теоретических принципов (ср.: Mehrabian, Ksionzky, 1974). Свой опросник Мехрабян построил прежде всего на различении двух тенденций мотива аффилиации — аффилиативной тенденции (fil) и чувствительности к отвержению (R2). Он интерпретирует эти тенденции как обобщенные ожидания положительного или отрицательного подкрепляющего воздействия партнера по аффилиации. Как уже отмечалось, в случае, когда партнеры не-знакомы, Мехрабян исходит из переменных, отражающих не привлекательность, а ожидания. Когда же партнеры были хорошо знакомы, решающее значение приобретают не ожидания, а специфическая привлекательность. Опросник разработан для первого типа ситуаций, когда партнером выступает незнакомый или малознакомый человек. Во втором случае, когда партнеры близко знакомы, применяется особая 15-шкальная социометрическая методика. С помощью факторного анализа ее результатов также были выделены два компонента — положительное и отрицательное подкрепляющее значение партнера по аффилиации.
Более внимательное изучение опросника Мехрабяна показывает, что понятие ожидания в этом опроснике фактически отождествляется с положительным и отрицательным подкрепляющим действием контакта с партнером и ситуаций общения в целом. Ожидание по Мехрабяну — это прогноз не того, в какой мере субъекту удастся или не удастся достигнуть положительного результата аффилиации, а, скорее, того, в какой мере в данной ситуации предпочитается, чтобы более или менее положительные и отрицательные последствия наступили сами собой или чтобы были предприняты определенные действия. Например, оба утверждения «Для меня очень важно иметь друзей» (тенденция аффилиации) и «Временами я воспринимаю критику очень близко к сердцу» (страх отвержения) относятся к ситуациям с подразумеваемым подкрепляющим значением, и испытуемый может соглашаться или не соглашаться с ними, используя 9-балльную шкалу оценок («очень сильно» — «сильно» — «до некоторой степени»— «слабо» — «все равно» — ...). Степень согласия—несогласия отражает величину ожидания подкрепляющего эффекта. Под ожиданием в опроснике понимается, во-первых, количество различных ситуаций, обладающих подкрепляющим эффектом; во-вторых, степень выраженности этого эффекта. Иначе говоря, можно сделать вывод, что авторы опросника на основе ограниченного набора ситуаций стремятся выявить в сфере аффилиации общий потенциал подкреплений, которые окружающий мир как бы держит наготове для данного человека.
В связи с тем что опросник выявляет обобщенные подкрепляющие эффекты, сокращения для обеих тенденций мотива аффилиации R1 и R2 выбраны вполне
адекватно.
Обе части опросника (относящиеся к R1 и /?2) появились в результате отбора вопросов, направленных на выявление личностных свойств. Многомерный факторный анализ позволил избавиться от неадекватных заданий, в результате сохранены 25 вопросов, относящихся к RX, и 24 вопроса, относящихся к R2. Обе части
опросника свободны от тенденций к социально желательным ответам и не корре-лируют между собой.
Комбинация обеих частей опросника дает, в первом приближении, четыре типа мотива аффилиации: 1) высокая R1, низкая R2 — в большинстве случаев потребность в аффилиации постоянно удовлетворяется; 2) низкая R1, высокая R2—B большинстве ситуаций потребность в аффилиации остается неудовлетворенной или же вовсе отвергается; 3) Низкая-RI и низкая R2 — большинство ситуаций обладают лишь очень слабым позитивным или негативным релевантным аффилиации подкрепляющим действием; (4) высокая R1 и высокая R2 — в большинстве ситуаций потребность в аффилиации либо удовлетворяется, либо отвергается. Эти типы мотива аффилиации складываются в результате подкреплений, получа'емых в социальных взаимодействиях, прежде всего в детстве. Четвертый тип (высокие значения #1 и R2), по мнению Мехрабяна, является Мотивационной основой ярко выраженного конформного поведения, т. е. показателем мотива зависимости, поскольку частое применение позитивных и негативных санкций есть средство формирования у индивида тенденции к зависимости.
Мехрабян и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974) проверяли валидность своего опросника прежде всего на основе сравнения с реальным взаимодействием испытуемого с незнакомым человеком (помощником экспериментатора) в ситуации ожидания в приемной. В качестве переменных они использовали общее количество высказываний в минуту, количество кивков головы, дружелюбное выражение лица, скорость речи, расстояние до собеседника и многое другое. Было сделано предположение, что тенденция страха отвержения R2 в меньшей степени определяет все эти проявления, чем аффилиативная тенденция R1, присущая данной ситуации и данному человеку.
Следующая методика измерения мотива аффилиации была предложена Соколовским (Sokolowski, 1977). Исходя из техники решетки Шмальта (Schmalt, 1976a; см. главу 8) и пользуясь интеракционистской моделью поведения, он составил тест из 19 картинок, изображавших различные ситуации, и соответствующих подписей. Повторяющиеся для каждой картинки 20 высказываний можно сгруппировать в соответствии с четырьмя стабильными факторами — надеждой на аффилиацию (НА) и страхом отвержения (СО), связанными с ожидаемыми результатами действия и ожидаемыми результатами ситуации. Факторами надежды на аффилиацию были «исполненная надежды готовность активно преобразовывать ситуации» (НА1) и «ситуационный оптимизм» (НА2), факторами страха отвержения — «страх ошибочного действия» (СО1) и «безразличие/отсутствие заинтересован-ности» (СО2). Конвергентная валидность факторов аффилиативной решетки по отношению к обеим шкалам опросника Мехрабяна, как и ожидалось, оказалась устойчивой, гак же как и независимость факторов надежды на аффилиацию и страха отвержения в рамках аффилиативной решетки (Sokolowski, 1986; Sokolowski, Adam, в печати). Для построения показателя чистой надежды мотива аффилиации напрашивается разложение компонентов дисперсии (Endier, Hunt, 1966) обоих ожиданий, относящихся к результату действия (НА1 и СО1), поскольку они объясняют наибольшую долю индивидуальной дисперсии (Schmalt, Sokolowski, 1982). Это математическое решение можно подтвердить и эмпирически.
В валидизационном исследовании (Sokolowski, 1986) было обнаружено, что ! испытуемые с высокой (позитивной) и с низкой (негативной) мотивацией аффилиации отчетливо различаются по своему поведению в социальном сценарии, представленном с помощью диафильма и магнитофонной записи. Социальный сценарий состоял из трех частей: сообщения о предстоящей через неделю встрече с при-влекательным человеком на одной вечеринке (часть 1), последних приготовлений к вечеринке (часть 2) и вступления в контакт с данным лицом на самой вечеринке (часть 3). Негативно мотивированные люди характеризовали себя на протяжении всех трех частей как более раздраженных, нервных и испытывающих стеснение, чем позитивно мотивированные, причем эти различия оказались довольно значительными. При приближении ожидаемого социального события у позитивно мотивированных к аффилиации испытуемых частота сердцебиений снижалась, у негативно мотивируемых — напротив, повышалась. Этот эффект оказался значимым и был проинтерпретирован как результат мотивационного конфликта стремления-избегания у испытуемых, мотивируемых избеганием отвержения. Оба этих результата — различия самоощущения у стремящихся к аффилиации и избегающих отвержения и динамика частоты сердцебиения — согласуются с данными и интерпретациями Мехрабяна и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974) и подтверждают валидность измерительной методики.
Многие данные говорят о том, что, как уже подчеркивалось со ссылкой на другие результаты (Asendorpf, 1984), испытуемые, мотивируемые отвержением, не могут противопоставляться тем, кто стремится к аффилиации. Такие испытуемые избегают не аффилиации, а ее поисков. Для обеих Мотивационных подгрупп поиск и нахождение аффилиации являются важной целью деятельности. Они отличаются друг от друга не столько побудительностью, которой обладает для них общение с другими людьми, сколько ожиданием успешности своего поиска и осуществления аффилиации. Соответственно в этих исследованиях не было обнаружено ковариации ожидания и побудительной ценности аффилиации. Ибо несмотря на страх отвержения (событие с негативной побудительностью), мотивируемые отвержением люди все же стремились к аффилиации. Очевидно, что, несмотря на весь негативный опыт, аффилиация обладает для них позитивной ценностью, ко-| торой надо добиться, как бы сильно ни препятствовал этому страх отвержения.
Если испытуемые в эксперименте Мехрабяна и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974) узнавали до встречи с незнакомым человеком какие-то его статусные характеристики (например, социальное происхождение, экономические связи, успехи в учебе и т. д.), это оказывало противоположное воздействие на связанный с аффи-лиацией уровень притязаний представителей обеих Мотивационных групп. Для испытуемых, чувствительных к отвержению, аффилиативный партнер с более низким, чем у самого испытуемого, статусом обладал большей привлекательностью, чем партнер с высоким (большим, чем у самого испытуемого) статусом. Для надеющихся же на аффилиацию испытуемых отношение было обратным: партнер по аффилиации был для них тем более привлекателен, чем более высоким статусом он обладал.
В заключение следует сказать, что значение аффилиативной мотивации все еще остается не вполне ясным. В традиции измерения мотива аффилиации с помощью
ТА Т по-прежнему доминирует компонент отвержения; помимо этого, он недостаточно четко отграничен от надежды на аффилиацию. В противоположность этому, у Мехрабяна и Ксензки (Mehrabian, Ksionzky, 1974) на первый план выступают разные способы поведения во взаимодействии, которые в совокупности указывают, скорее, на индивидуальные различия неспецифической общительности.
Чтобы внести ясность в спектр значений «аффилиации», Бэйкер (Baker, 1979) составил из восьми различных шкал измерения мотива аффилиации и родственных ему конструктов наподобие «романтической любви» (Rubin, 1970) опросник из 128 пунктов и предложил заполнить его 14-15-летним школьникам. Факторный анализ позволил выделить семь факторов, которые объясняют 74% дисперсии Хотя результаты исследования подростков и не следует переносить HS взрослых, все же заслуживает внимания тот факт, что среди этих факторов вновь оказалась пара противоположных тенденций; стремления к аффилиации (находить новых друзей; 12% от совокупной дисперсии) и страха отвержения (6,2%). Однако главный фактор, объясняющий 27% совокупной дисперсии, включает в себя комплекс уже существующих тесных дружеских связей и то, насколько они ценны и желанны. Здесь мы снова сталкиваемся с различием стремления к аффилиации в смысле общения с незнакомыми людьми и приобретения новых знакомых и, с другой стороны, заботы о поддержании уже существующих дружеских отношений и наслаждения ими. В следующем разделе мы рассмотрим именно этот последний вид глубоко личных социальных отношений - мотивацию близости.
Еще по теме Онтогенетические и эволюционно-биологические аспекты социальных связей:
- Часть 1. Термины общей психологии
- Терминологический словарь
- Оглавление
- Классификация мотивов на основе инстинктов: Уильям Мак-Дауголл
- Онтогенетические и эволюционно-биологические аспекты социальных связей
- 2.4.3 Нейробиологические модели познания
- 2. ИССЛЕДОВАНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ В ПСИХИКЕ ЛЮДЕЙ
- Глава 5. Эго-психология и связанные с ней направления в теории личности: Эрик Эриксон, Эрих Фромм и Карен Хорни
- Общая характеристика периода старения и старости. Границы и стадии возраста. Биологические аспекты геронтогенеза. Психологическое переживание старения и старости. Изменения в функционировании психических функций. Изменение структуры социальной активности в старости. Проблема одиночества. Эмоциональная сфера в старости. Особенности личности пожилого (старого) человека. Личностные новообразования в старости. Изменения в структуре мотивации. Изменения временной перспективы.
- § 3. История детской психологии
- ГЛАВА 8ПАТОГЕНЕТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ ПАРАФИЛИЙ
- Глава 4. Происхождение и развитие сознания человека
- ПСИХОПАТОЛОГИЯ ВЛАСТИ
- ГЛАВА IX О великих теориях:Ж.Пиаже и Л. С. Выготский
- ГЛАВА 4. ОРИЕНТИРОВКА И ЕЕ ПАТОЛОГИЯ
- Основное содержание работы
- 1. Адаптационная модель здоровой личности