СЕНСОРНЫЙ ОПЫТ

Наш практикум отличается от других практикумов по коммуникации и психотерапии по нескольким существенным параметрам. Начиная наши исследования, мы наблюдали деятельность людей, блестяще де-лающих свое дело, после чего они с помощью метафор пытались объяснить, что же они делают.

Некоторые организуют практикумы, на которых вы можете наблюдать и слушать человека, компетентного в так называемой «профессиональной коммуникации». Такой человек продемонстрирует вам, что он действительно умеет делать определенные вещи. Если вам повезет и вы сможете держать свой сенсорный аппарат открытым, вы научитесь делать определенные вещи.

Существует также определенная группа людей, называемых теоретиками. Они расскажут вам о своих убеждениях относительно истинной природы человека, о том, каким же должен быть «открытый, приспособленный, аутентичный, спонтанный» и т.д. человек, но не покажут, как можно что-либо делать.

Большинство знаний по психологии на сегодня устроено так, что в них смешивается то, что мы называем «моделированием», с тем, что обычно называется «теорией», а мы считаем «теологией». Описание того, что люди делают, смешивается с описанием того, какой же является реальность сама по себе. Когда вы смешиваете опыт с теорией и упаковываете это в одну пачку, то получаете психотеологию. Что получает свое развитие в психологии, так это различные системы религиозных убеждений, во главе каждой из которых стоит свой мощный евангелист.

Еще одна странная вещь в психологии — это масса людей, называющих себя «последователями» и никак не связанные с психологами-практиками! Каким-то образом случилось так, что исследователи производят информацию не для практиков.

Следующим важным признаком, характеризующим психотерапевтов, является то, что они приходят в психотерапию с готовым набором подсознательных стереотипов, что дает огромную вероятность неудачи в их деятельности. Когда психотерапевт начинает работу, он прежде всего настроен на поиск неадекватности в содержании. Они хотят знать, в чем же состоит проблема, чтобы помочь человеку найти решение. Это всегда происходит именно так, независимо от того, получал ли психотерапевт подготовку в академическом институте или в комнате с подушками на полу.

И это происходит также с теми, кто считает себя «ориентированными на процесс». Где-то в глубине их сознания постоянно звучит голосок: «Процесс, следи за процессом». Такие люди скажут нам: «Да, я — психотерапевт, ориентированный на процесс. Я работаю с процессом». Каким-то образом процесс превращается в вещь — вещь в себе и для себя.

И еще один парадокс. Огромное большинство психотерапевтов считают, что быть хорошим психотерапевтом — это делать все интуитивно, что означает иметь развитое подсознание, которое все сделает за вас. Так прямо они об этом не говорят, так как не лю-бят слово «подсознание», но они делают то, что они делают, не зная, как они это делают. Мне кажется, что действия, совершенные с помощью подсознания, мо- гут быть очень полезными и хорошими. Но те же самые психотерапевты говорят, что целью психотерапии является осознанное понимание своих проблем, ин- сайт. Таким образом, психотерапевты — это группа людей, которые утверждают, что они не знают, как они делают то, что они делают, и вместе с тем убеждены, что единственный путь достижения чего-либо в жизни — это знание о том, каковы же собственные проблемы человека!

Когда я начал впервые исследовать процесс психотерапии, я спрашивал терапевтов, к какому результату они стремятся, меняя тему разговора или приближаясь к пациенту и прикасаясь к нему определенным образом, либо же повышая или понижая голос.

Мы считаем себя людьми, которые создают «модели». Мы придаем очень малое значение тому, что люди говорят, и очень большое значение — тому, что люди делают. Зачем мы моделируем поступки людей? Мы — не психологи, не теологи и не теоретики. Мы не думаем о том, чтобы узнать, какова же «реальность» на самом деле. Функция моделирования — создавать описания, которые являются полезными. И если вы заметите, что мы отвергаем что-то, известное вам из научных исследований или из статистики, то попро-буйте понять, что мы предлагаем здесь просто иной уровень опыта. Мы не предлагаем ничего истинного, а предлагаем только полезное.

Мы считаем, что моделирование является успешным, если можно систематически получать результат, которого достигает моделируемая личность. А если мы можем научить еще кого-то систематически достигать тех же самых результатов, то это является еще более сильным тестом на успешность моделирования.

Когда я делал свои первые шаги в области изучения коммуникации, мне случилось попасть на конференцию. В зале сидело 650 человек. Очень известный человек поднялся на трибуну и сделал следующее утверждение: «Самое важное, что мы должны понять от-носительно психотерапии и коммуникации — это то, что первым шагом является установление личностного контакта с человеком, с которым вы общаетесь». Это утверждение поразило меня в том смысле, что мне оно всегда казалось очевидным. Этот человек говорил еще шесть часов, но ни разу не сказал, как же установить этот контакт. Он не указал ни на одну специфическую вещь, которую каждый мог бы сделать, чтобы лучше понять другого человека, или, по крайней мере, создать у него иллюзию, что его понимают.

Затем я посещал курс «Активного слушания».

Впоследствии мы обратились к изучению того, что в действительности делают те люди, которые считаются «корифеями» в психотерапии. Когда мы сравнивали двух таких терапевтов, как Вирджиния Сатир и Милтон Эриксон, то пришли к выводу, что по видимости трудно найти два более различных способа действия. По крайней мере, я более резкого различия ни-когда не видел.

Пациенты, работавшие с тем и другим терапевтом, также утверждают, что получали при этом совершенно различный опыт. Тем не менее, если рассмотреть их поведение и основные стереотипы и последовательность действий, то они оказываются сходными. В нашем понимании, последовательности действий, которые они используют, чтобы достигнуть, скажем, дра-матических эффектов, весьма и весьма сходны. Делают они одно и то же, но «упаковывают» совершенно по-разному.

То же самое справедливо относительно Фрица Перлса. По сравнению с Сатир и Эриксоном — у него меньшее количество стереотипов действия. Но когда он действует сильно и эффективно, у него обнаруживаются те же самые последовательности действий, что и у них. Фриц обычно не стремится к достижению определенных результатов. Если кто-то придет к нему и скажет: «У меня истерический паралич левой ноги», то он не будет прямо стремиться к определенному ус-транению именно этого симптома. Милтон же и Вирджиния нацелены на достижение определенного результата, что мне очень нравится.

Когда я захотел обучиться психотерапии, то попал на такой учебный курс, где ситуация была такова: вас высаживали на необитаемый остров и в течение месяца каждый день бомбардировали информацией, ожидая, что так или иначе вы что-нибудь себе подберете. Руководитель этого практического курса имел очень богатый опыт и умел делать такие вещи, которые никому из нас не удавались. Но когда он говорил о том, что он делает, то мы отнюдь не обучались делать это. Интуитивно, или, как мы говорим, подсознательно, его поведение было систематизировано, но он не осознавал, как оно систематизировано.

Например, мы очень мало знаем о том, как порождается фраза. Умея говорить, вы так или иначе создаете сложные построения из слов, но ничего не знаете о том, как же вы это делаете, и не принимаете сознательного решения о том, какой же будет фраза. Вы не говорите себе: «Так, я собираюсь себе что-то сказать... Сначала я поставлю существительное, потом прилагательное, затем глагол, а в конце — наречие, чтоб, зна-ете, покрасивее немножко получилось». Но все-таки вы говорите на языке, который имеет синтаксис и грамматику, то есть правила настолько же четкие и ясные, как математические построения. Люди, называющие себя трансформационными лингвистами, истратили много государственных денег и бумаги для того, чтобы определить эти правила. Они, правда, не говорят, что с ними можно делать, но их это и не

интересует. Их совершенно не интересует реальный мир, и я, живя в нем, иногда понимаю, почему.

Итак, человек, говорящий на любом языке, имеет безошибочную языковую интуицию. Если я скажу: «Понять вы да можете идею эту», ваше впечатление от этой фразы будет совершенно иное, чем если бы я сказал: «Да, вы можете понять эту идею», хотя слова, составляющие обе фразы, совершенно одинаковы. Что- то на подсознательном уровне говорит вам, что вторая фраза сформировалась правильно, а первая — нет. Задача моделирования, которую мы себе ставим, заключается в том, чтобы выработать подобную систему отличий для еще более практических целей. Мы хотим выделить и показать в ясном виде то, что одаренные терапевты делают интуитивно или подсознательно, и сформулировать правила, которые желающий может выучить.

Когда вы приходите на семинар, происходит обычно следующее. Руководитель семинара говорит:

— Все, что вы должны делать, чтобы научиться тому, что умею я, как опытный коммуникатор, это при-слушиваться к тому, что делается у вас внутри.

Это верно в том случае, если у вас внутри вдруг окажется то же самое, что и у руководителя.

193

7 Зак 2962

Если вы понаблюдаете за тем, как работает Вирд-жиния Сатир, то на вас обрушится огромный поток информации — о том, как она двигается, каким тоном говорит, как меняет тему, какие сенсорные сигналы использует, чтобы определить свою позицию по отно-шению к каждому члену семьи и т.д. Это невероятно сложная задача — проследить за всеми выделяемыми ею сигналами, ее реакциями на них и реакциями членов семьи на ее вмешательство.

Мы не знаем, что делает Вирджиния Сатир с семьями на самом деле. Но мы можем описать ее поведение так, чтобы дать кому-либо это описание и сказать:

— Вот, возьмите это. Произведите такие-то действия в такой-то последовательности. Продолжайте до тех пор, пока эта система действий не станет постоян-ной частью вашего подсознания, и вы сможете вызывать такие же реакции, как и Вирджиния.

Мы не проверяли наше описание на точность или на соответствие научным данным. Мы хотим лишь понять, является ли наше описание адекватной моделью того, что мы делаем, работает оно или не работает: можете ли вы использовать ту же самую последовательность действий, что и Вирджиния, и при этом достигать аналогичных результатов? Наши утверждения не имеют отношения ни к «истине», ни к тому, что «на самом деле происходит». Но мы знаем, что наша модель поведения Вирджинии эффективна. Работая по нашим описаниям, люди научились действовать настолько же эффективно, как и Вирджиния, но стиль каждого при этом оставался уникальным. Если вы научитесь говорить по-французски, то все равно выражать себя на этом языке вы будете по-своему.

Вы можете использовать ваше сознание для того, чтобы принять решение о приобретении определен-ных навыков, которые, видимо, будут вам полезны в вашей профессиональной деятельности. Используя наши модели, вы можете тренировать эти навыки. После некоторого периода сознательной тренировки вы можете позволить новым навыкам функционировать подсознательно. Своим умением водить машину все мы обязаны сознательной тренировке. Теперь мы можем водить машину на далекие расстояния и не осознавать, как мы это делаем, пока какая-то исключительная ситуация не привлечет нашего внимания.

Эриксон, Сатир и все успешно работающие терапевты уделяют огромное внимание тому, как человек представляет себе то, о чем говорит, и использует эту информацию самым разнообразным путем. Напри- мер, представьте, что я клиент Вирджинии и гово-рю ей:

Вы знаете, Вирджиния,... как мне тяжело... ситуация моя очень тяжелая... Моя жена... попала под поезд... Вы знаете, у меня четверо детей, и двое из них — гангстеры...

Я постоянно думаю о том, что я сделал неправильно, но как-то не могу ухватить, в чем дело.

Я не знаю, видели ли вы, как работает Вирджиния, но она работает очень, очень красиво. То, что она де-лает, кажется волшебством, несмотря на то, что я убежден, что волшебство имеет свою структуру и может быть доступно всем вам. Одна из целей, которую она преследует, отвечая этому человеку — это приближение, присоединение к этому человеку в его модели мира примерно следующим образом:

Я понимаю, что вас что-то гнетет, и вы как человек не хотели бы ДЛЯ себя этой тяжести, которую внутри себя вы постоянно ощущаете. Вы надеетесь на другое.

На самом деле неважно, что она ему ответит, пока она пользуется подобными словами и тоном голоса, что и пациент. Если бы тот же самый клиент пошел к другому психотерапевту, то диалог мог бы выглядеть так:

Вы знаете, доктор Бэндлер, мне очень тяжело. Знаете, похоже, я не смогу сам с этим справиться...

Я вижу это, мистер Гриндер.

Кажется, я сделал что-то не то со своими детьми, но не знаю, что же именно. Я думаю, может быть, вы поможете мне помочь ухватить это.

Конечно. Я вижу, о чем вы говорите. Сосредоточимся на одном из конкретных аспектов. Постарайтесь дать мне свою собственную перспективу, свой взгляд на происшедшее. Скажите мне, как вы видите ситуацию в данный момент.

Но... знаете... я... я чувствую, что, кажется, не мо- іу ничего ухватить.

Я вижу это. Для меня важно — что стало ясным из вашего красочного описания — для меня важно, чтобы мы видели дорогу, по которой мы пойдем вместе.

Я пытаюсь рассказать вам о том, что моя жизнь была полна тяжелейших событий. И я стараюсь найти способ...

Я вижу, что все выглядит разрушенным... по крайней мере, это следует из вашего описания. Тона, в которые вы все раскрашиваете, отнюдь не веселы.

Вот вы сейчас сидите и смеетесь, а мы не можем даже сказать, что сгустили краски по сравнению с тем, что происходит в «реальной жизни». На наблюдения за тем, что происходит в психотерапевтических клиниках и амбулаториях, мы потратили массу времени. По нашим мнениям, очень многие терапевты путаются подобным же образом.

Мы приехали сюда из Калифорнии, где полно эле-ктронных фирм. У нас было много клиентов, которые называли себя «инженерами». Не знаю почему, но обычно инженеры имеют одни и те же причины, заставляющие их прибегнуть к терапии. Я не знаю, но они приходят и говорят примерно следующее:

Знаете, примерно в течение длительного времени я чувствовал себя на подъеме, много достиг, но приближаясь к вершине, я оглянулся и увидел, что жизнь моя пуста. Видите ли вы это? То есть, видели ли вы, чтобы у человека моего возраста были подобные проблемы?

Да, я начинаю схватывать суть ваших чувств — вы хотите измениться.

Подождите минуточку — я хочу попытаться показать вам, как я вижу всю картину. Знаете...

Я чувствую, что это очень важно.

Да, я знаю, что каждого человека что-то тревожит, но я хочу дать вам действительно ясное представление о том, как я вижу проблему, чтобы вы смогли показать мне, что я должен знать для того, чтобы найти выход из положения, поскольку, откровенно говоря, я чувствую себя очень подавленным. Видите ли вы, как это может быть?

Я чувствую, что это очень важно. В том, что вы говорите, есть многое, за что можно ухватиться. Нужно только выбрать, за что же именно сейчас мы можем зацепиться и начать работать над этим вплотную. Я действительно хотел бы услышать вашу точку зрения.

Но я и не хочу, чтобы вы избегали подобных чувств. Пойдемте вперед и дадим им свободно течь, чтобы они смыли этот ад, который вы здесь изобразили.

Я ... я не вижу, чтобы это нас к чему-нибудь привело.

Я чувствую, что мы натолкнулись на барьер в наших отношениях. Не хотите ли вы обсудить ваше со-противление?

Не заметили ли вы случайно стереотипа в этих диалогах? Мы наблюдали терапевтов, которые проигрывали этот стереотип в течение двух-трех дней. Сатир же действует совершенно иным путем — она присоединяется к клиенту, а другие психотерапевты — нет.

Мы заметили у человеческих существ одну интересную черту. Если они замечают, что какое-то действие, которое они умеют производить, не дает результата, они все равно повторяют его. У Б.Ф. Скиннера была группа студентов, долго экспериментировавших с крысами в лабиринте. И кто-то однажды их спросил: «Какова же реальная разница между человеком и крысой?» Не полагаясь на наблюдения, бихевиористы тут же решили, что для решения этого вопроса необходим эксперимент. Они построили огромный лабиринт, рассчитанный на человека, затем подобрали контрольную группу крыс и учили их проходить через лабиринт, в центре которого находился кусочек сыра. Группу же людей стимулировали пятидолларовой бу-мажкой. В этой части эксперимента значимых различий между людьми и крысами обнаружено не было. Лишь на уровне вероятности 95% обнаружили, что люди обучаемы несколько быстрее, чем крысы.

Но Действительно значимые различия появились во второй части эксперимента, когда из лабиринтов убрали сыр и пятидолларовые бумажки. После не- скольких попыток крысы отказались входить в лаби-ринт... Люди же никак не могли остановиться! Они все бегали! И даже ночью проникали в лабораторию с этой целью.

Одной из мощных процедур, обеспечивающих рост и развитие большинства областей деятельности, является правило: если то, что вы делаете, не срабатывает, сделайте что-либо другое. Если вы инженер, собравший ракету, и вы нажимаете кнопку, а ракета не взлетает, вы меняете свое поведение, ищете, какие измене-ния в конструкции надо произвести, чтобы преодолеть тяжесть.

Но в психотерапии дело обстоит иначе: если вы сталкиваетесь с ситуацией, в которой ракета не взлетает, то это явление имеет определенное название: «сопротивляющийся клиент». Вы констатируете факт, что то, что вы делаете, не срабатывает, и обвиняете в этом клиента. Это освобождает вас от ответственности и необходимости изменять свое поведение. Или, если вы более гуманно настроены, вы «разделяете с клиентом чувство вины за неудачу» или говорите, что «клиент еще не готов».

Другой проблемой в психотерапии является изобретение одного и того же несколько раз. То, что делают Фриц и Вирджиния, делалось и до них. Понятия, используемые в транзактном анализе (например, «разрешение»), были известны еще по работам Фрейда. Интересным является то, что в психотерапии знания не передаются.

Когда люди научились читать, писать и передавать друг другу информацию, количество знаний начало увеличиваться. Если кто-то изучает электронику, то сначала он овладевает всем тем, что было достигнуто в этой области, чтобы идти дальше и открывать при этом что-то новое.

В психотерапии же мы сначала посылаем человека в школу. И только после ее окончания он начинает обучаться психотерапии. И это не только он почему- то не научился психотерапии — вообще не существует способов обучения психотерапевтов. Все, что мы де- лаем — это предоставляем им клиентов и провозглашаем, что они имеют «частную практику», то есть практикуют частным образом.

В лингвистике существует понятие «номинализа- ция». Номинализация происходит тогда, когда мы берем процесс и описываем его как вещи или явление. При этом мы сильно запутаем и себя, и окружающих, если не будем помнить, что используем, скорее, представление, нежели часть опыта. Это явление может быть и полезным. Если вы — член правительства, то имеете возможность говорить о таких номинализаци- ях, как, например, «национальная безопасность» — и люди начнут волноваться за эту безопасность. Наш президент съездил в Египет и заменил слово «императивный» на слово «приемлемый» — и вот мы снова стали дружить с Египтом. Все, что он сделал — это заменил слово.

Слово «сопротивление» — это тоже номинализация. Оно описывает процесс как вещь, не говоря ничего о том, как он функционирует. Честный, вовлеченный, аутентичный терапевт из последнего диалога описал бы своего пациента как холодного, нечувстви-тельного и настолько удаленного от своих чувств, что он не способен даже эффективно общаться с психотерапевтом. Клиент действительно сопротивлялся.

Клиент же пойдет искать другого психотерапевта, поскольку этот психотерапевт нуждается в очках. Он абсолютно ничего не видит.

И, конечно же, они оба правы.

Итак, заметил ли кто-либо из вас тот стереотип, о котором мы говорили? Он действительно будет для нас исходным пунктом нашего движения.

Женщина: «В последнем диалоге клиент употребляет, в основном, визуальные слова, например: «смотреть, видеть, показывать, взгляд». Терапевт же упо-требляет кинестетические слова: «взять, схватить, ощутить, тяжелый».

Верно. Существуют еще люди, употребляющие, в основном, аудиальные слова: «Я слышу, что вы говорите», «Тогда прозвенел звонок», «Мне это созвучно» и т.д. Мы заметили, что различные люди думают по- разному, и различия соответствуют трем основным сферам сенсорного опыта — визуально-аудиальной и кинестетической.

Человек, с которым вы впервые встречаетесь, мыслит, по всей вероятности, в одной из трех этих систем представлений. Он может внутри себя генерировать визуальные образы, испытывать кинестетические ощущения или говорить что-то самому себе. Определить систему представлений можно, обращая внимание на слова, обозначающие процессы (глаголы, наречия и прилагательные), которые человек использует, чтобы описать свой внутренний опыт. Если вы уделите этому внимание, то сможете построить свое поведение так, чтобы вызвать желаемую реакцию. Если вы хотите установить хороший контакт с человеком, вы можете использовать те же самые процессуальные слова, что и он. Если вы хотите установить дистанцию, то можете намеренно употреблять слова из другой си-стемы представлений, как это было в последнем диалоге. Давайте немного поговорим о том, как функционирует язык. Если я посмотрю на вас: «Удобно ли вам?», у вас возникнет определенный ответ. Предпо-сылкой адекватного ответа является то, что вы понимаете те слова, которые я вам говорю. Знаете ли вы, как вы понимаете, например, слово «удобно»?

Женщина: «Физически».

Так, вы понимаете это слово физически. Вы чувствуете при этом слове, что внутри вашего тела происходят определенные изменения. Эти изменения отличаются от тех, которые возникают внутри вас при слове «испуганный».

Она ощутила, что понимает слово «удобный» по-средством внутренних изменений в своем теле. Заметил ли еще кто-либо из вас, как он понимает это слово? Возможно, у некоторых из вас появятся визуальные образы себя в удобном положении — в гамаке ли, в траве, на солнышке. Или же вы услышите звуки, ко-торые ассоциируются у вас с этим словом: журчание ручья или шум сосен.

Чтобы понять, что я вам говорю, вы должны взять слова, которые являются всего лишь произвольными обозначениями частей нашего личного опыта, и открыть доступ их значениям, то есть некоторым наборам образов, ощущений или звуков, которые и являются для вас значением слова «удобный». Вот это и есть наше простое понимание того, как функционирует язык. Мы называем этот процесс трансдеривационным поиском.

Слова — это триггеры, которые вызывают в нашем сознании те, а не иные переживания.

В эскимосском языке существует семьдесят слов для обозначения снега. Значит ли это, что у эскимосов иначе устроен сенсорный аппарат? Нет. Я считаю, что язык — это сконцентрированная мудрость группы людей. Среди бесконечного множества элементов сенсорного опыта язык выбирает то, что повторяется в опыте людей, создающих язык, и то, что они считают полезным ввести в сознание. Неудивительно, что у эскимосов существует семьдесят слов для обозначения снега, если учесть, в каких условиях они живут и какие виды деятельности осуществляют. Для них само вы-живание связано со снегом, и поэтому они проводят столь тонкие различия. У лыжников также существует множество слов для обозначения разных видов снега.

Олдос Хаксли в своей книге «Двери восприятия» замечает, что, обучаясь языку, человек становится наследником мудрости всех тех людей, которые жили до него. Но он, этот человек, становится и жертвой в оп-ределенном смысле этого ялова: из всего неизмеримого многообразия внутреннего опыта лишь некоторые из его элементов получают наименования и поэтому привлекают внимание человека. Другие же, не менее важные, и, быть может, более драматические и полезные элементы опыта, будучи неназванными, обычно остаются на сенсорном уровне, не вторгаясь в со-знание.

Между первичным и вторичным отражением опыта обычно существует расхождение. Опыт и способ пре- доставленности этого опыта самому человеку — это две разные вещи. Один из наиболее опосредованных способов представления опыта — это отражение его с помощью слов. Если я скажу: «На столе, который здесь стоит, находится стакан, до половины наполненный водой», то этим предложу вам ряд слов, произ-вольных символов. Вы можете согласиться или не согласиться с моим утверждением, поскольку в данном случае я апеллирую к вашему сенсорному опыту.

Если же я буду использовать слова, не имеющие прямых референтов в сенсорном опыте (хотя у вас есть нрограмма, позволяющая потребовать от меня других слов, более близких к сенсорному опыту), то единственно, что вам остается, если вы захотите понять, что я говорю — это прибегнуть к вашему прошлому опыту, найти референты в нем.

Ваш опыт совпадает с моим в той степени, в которой мы разделяем одну культуру с ее основными предпосылками. Слова должны быть соотнесены с той моделью мира, которая имеется у вашего собеседника. Слово «контакт» имеет совершенно различный смысл для человека из гетто, представителя среднего класса и для представителей одной из ста семей, относящихся к правящей верхушке. Существует иллюзия, что люди смогут понять друг друга, если будут использовать одинаковые слова. Но поскольку слова всегда соответствуют различным у каждого человека элементам опыта, то отсюда и различие в их значении.

Я считаю, что психотерапевт должен вести себя так, чтобы у клиента создавалась иллюзия того, что вы по-нимаете, что он говорит. Но хочу предостеречь вас самих от этой иллюзии.

Многие из вас, впервые встречая клиента, уже имеют какие-то интуитивные впечатления о нем. Быть может, что для вас существуют такие клиенты, о которых вы с первого взгляда знаете, что психотерапевтический процесс здесь будет очень трудным, что пройдет очень много времени, прежде чем вы сможете по-мочь им сделать выбор, к которому они стремятся, хотя вы еще совершенно ничего не знаете о том, каков же этот выбор. О других же клиентах с первого взгля- да складывается совершенно другое впечатление, — вы знаете, что с ними будет интересно работать и вы будете испытывать удовольствие от работы. Вы предчувствуете приятные волнения и приключения в поисках вместе с ними новых способов поведения. Кто из вас испытывал подобные предчувствия? Попрошу вас сюда. Знаете ли вы, когда вы испытываете подобные переживания?

Женщина: «Да...»

Что за переживания?

Давайте я вам помогу. Начните с того, что слушайте мои вопросы. Вопрос, который я вам задам, это один из тех вопросов, которые я хочу научить задавать вас всех. Вот он: «Каким образом вы узнаете о том, что вы ощущаете интуитивную догадку?» (Женщина смотрит влево и вверх.)

Да, вот как вы об этом узнаете.

Она ничего не сказала, вот что интересно. Ответ на вопрос, который я задал, она пережила не вербально. Этот процесс аналогичен тому процессу, который происходит тогда, когда мы переживаем интуитивную догадку. Это и был ответ на мой вопрос.

Из нашего семинара вы можете извлечь по крайней мере следующий вывод: вы будете получать ответы на ваши вопросы в той мере, в какой ваш сенсорный аппарат будет настроен на то, чтобы замечать ответы. Вербальная же или осознанная часть ответа редко бывает релевантной.

Давайте Сейчас вернемся назад и продемонстрируем это снова. Как вы узнаете о том, что испытываете интуитивную догадку?

Женщина: «Ну, разрешите мне вернуться к предыдущему диалогу. Я старалась облечь ответ в какую-то форму. Это было для меня символом...»

Каким символом? Было ли это что-то, что вы видели, слышали, или ощущали?

Я как бы увидела это в голове...

Да. Вы увидели это в своей голове. Это была картина.

Вся информация, которую она передала нам вербально, являлась бы избыточной, если бы вы были в состоянии, позволяющем вам заметить ее невербальный ответ на заданный вопрос. Все, что она передала нам вербально, ранее было выражено невербально, причем выражено значительно более тонко. Если вы прочистите ваши сенсорные каналы, то вслед за тем, как вы сделаете какое-либо утверждение или зададите вопрос, собеседник всегда даст вам невербальный ответ, вне зависимости от того, осознает он это или нет.

Информация о репрезентативных системах данного человека может быть получена множеством различных способов. Самый легкий способ — это начать тре-нировать свои ощущения, пытаясь заметить движения глаз собеседника: они указывают, какую репрезентативную систему они используют. Перед тем, как зайти к вам в кабинет, человек планирует то, что он будет делать. Он визуализирует, повторяет себе то, что собирается сказать, или сосредотачивается на чувствах, которое собирается вам описать. Когда он это делает, он проникает внутрь себя, производя соответствующие жесты, о которых каждый из нас подсознательно знает, но которые за всю историю психологии еще никто внятно не описал.

Например, вы задаете человеку вопрос. Он отвечает: «Хм, давайте посмотрим» и смотрит налево и вверх, делая движение головой в том же самом направлении. Когда человек смотрит вверх, он созерцает внутрен-нюю картину.

Верите ли вы этому? Да, это ложь. Все, что мы собираемся вам здесь сказать — это ложь. Поскольку у нас нет требований к истинности и точности, на этом семинаре мы постоянно будем вам лгать. Между нами и другими учителями существует лишь два различия. Первое: мы на наших семинарах в самом их начале предупреждаем, что все, что мы скажем, будет ложью, а другие учителя этого не делают. Большинство из них верит в то, что провозглашает, не осознавая искусственности своих утверждений. Второе отличие состоит в том, что если вы будете действовать так, как будто наши утверждения действительно истинны, то убедитесь, что они работают.

Как люди, чьей цель является создание моделей, нам совершенно не интересно, правдивы ли наши утверждения, точны ли они, могут ли быть подтверждены данными из неврологии. Мы интересуемся только тем, работают ли они.

А сейчас попрошу подняться сюда трех желающих...

Сейчас я собираюсь задать Фрэн, Харвею и Сьюзен несколько вопросов. Все, что я хочу от остальных участников семинара — это чтобы они очистили свои сенсорные аппараты. Вы можете сидеть здесь и представлять себе то, о чем вы вспоминаете, говорить себе об этом или переживать соответствующие ощущения.

А сейчас я предлагаю вам устроить учебную стратегию, которая понадобится вам в течение следующих пяти минут: освободите свой внутренний опыт. Успокойте внутренние диалоги, примите удобную позу, не создавайте внутренних образов. Попытайтесь заметить с помощью вашего сенсорного аппарата те связи, которые существуют между вопросами, которые я буду задавать нашим трем испытуемым, и невербальными ответами. Особенное внимание обратите на движение глаз испытуемых. На остальные возникающие в процессе ответов важные явления мы обратим внимание в другой раз. Сейчас же обратите внимание на эту часть невербальной реакции.

Сейчас я задам нашим испытуемым несколько вопросов. Просьба к испытуемым: найдите ответ на вопрос, но не вербализуйте его. После того, как вы отдадите себе отчет в том, что знаете ответ на вопрос, либо же его не знаете, прекратите думать о вопросе. Вербально вы не должны мне ничего отвечать — сохраните ответ для себя.

Первый вопрос: «Какого цвета верхний «глаз» светофора — красного или зеленого?.. Сколько светофоров вы сегодня видели утром по дороге в наш отель?.. Какого цвета глаза вашей матери?.. Сколько цветных ковров в вашей квартире?» (Фрэн в ответ на каждый вопрос смотрит прямо вперед, Харвей — вверх и влево, Сьюзен — вверх и вправо, иногда — прямо вперед.)

Заметили ли вы движения глаз наших испытуемых? Отметили ли вы какую-либо систематичность в этих движениях? Задержите эту информацию для себя на некоторое время. Наши испытуемые — сложные человеческие существа, поэтому они дают более, чем одну реакцию. Но, тем не менее, в реакциях на данный набор вопросов есть и нечто общее.

Сейчас я задам испытуемым другие вопросы, а вас попрошу пронаблюдать за тем, как изменяются их глазодвигательные реакции.

«Вспомните фрагмент вашего любимого музыкального произведения... Какая буква в алфавите стоит перед Р? Попробуйте вспомнить голос вашей матери...» (Фрэн и Харвей смотрят влево вниз после каждого вопроса, Сьюзен смотрит вправо вниз.)

Вот каково различие в реакциях на предыдущий и данный набор вопросов.

А сейчас — следующие вопросы: «Помните ли вы, как вы ощущаете воду, когда плывете?.. Что происходит с вами зимой, когда вы из уютного, натопленного помещения выходите на мороз?» (Фрэн и Харвей смотрят вправо вниз, Сьюзен — влево вниз.)

Какова же связь между набором вопросов и глазодвигательными реакциями? Что вы наблюдали, пока я задавал вопросы?

Мужчина: «Я заметил, что когда Сьюзен зрительно представляла себе что-либо, она смотрела вверх. Но иногда смотрела прямо вперед».

ОК. Я согласен с вами. Как же вы узнали, что она в данный момент что-то зрительно себе представляет? Ведь это ваше предположение. Что за вопросы я задавал, когда вы заметили эти движения глаз?

Мужчина: «О цвете глаз и о светофорах».

То есть вопросы, требовавшие по преимуществу визуальной информации. В реакциях на эти вопросы было много движений глаз, направленных вверх. А в какую сторону преимущественно.

Женщина: «Сьюзен смотрела направо. Это потому, что она левша».

Потому что она левша? Но она не всегда будет смотреть направо. Понаблюдайте это.

Сьюзен, как бы вы выглядели, если бы у вас были длинные рыжие волосы?.. На кого вы были бы похожи, если бы у вас выросла борода?.. Знаете ли вы, как вы выглядите, сидя сейчас здесь? (Сьюзен смотрит влево вверх.) Куда сейчас был направлен ее взгляд? Вы сказали, что она обычно смотрит вправо, отвечая на визуально ориентированные вопросы. Куда она смотрела сейчас? Налево вверх. Так что она не всегда смотрит вправо. Иногда она смотрит вверх. Существует систематическое различие между вопросами, какие я задавал только что, и визуальными вопросами, которые я задавал с самого начала. Каково же это различие?

Женщина: «Первая группа визуальных вопросов относилась к прошлому опыту. Для ответа же на вторую группу вопросов у Сьюзен в прошлом не было информации».

Прекрасно. Первый набор образов мы называем эйдетическим. То образы-воспоминания. Второй набор — то сконструированные образы. Она никогда не видела себя сидящей на стуле в этой комнате. Она никогда не имела такого визуального опыта, так что она была вынуждена сконструировать этот образ, чтобы увидеть, как она выглядит.

Большинство «нормально организованных» людей (праворуких) дают реакции, противоположные реакции Сьюзен. Сьюзен — левша, и поэтому ее реакции инвертированы. Большинство смотрят налево вверх, вызывая эйдетические образы, и направо вверх, вызывая сконструированные образы.

Но многие из нормальных правшей смотрят направо вверх, когда дело идет-об эйдетических образах. Барбара смотрела направо вверх, чтобы вспомнить что-то несколько минут назбд. Помните ли вы, что вы тогда видели?

Барбара: «Нет».

Помните ли вы дом, в котором жили в детстве?

Барбара: «Да».

Она снова посмотрела вправо вверх. Что вы видели Барбара?

Барбара: «Я видела гостиную».

Я думаю, что ваша гостиная обладала определенными особенностями. Давайте проверим мои предположения. Гостиная, которую вы видели, была подвешена в пространстве. Вы видели ее как бы со стороны, а не так, как если бы вы находились внутри нее. Это была картина, которую вы никогда не видели прежде, потому что это был фрагмент той серии образов, которые хранятся у вас в памяти. Это не было ничем таким, что вы видели непосредственно. Это был искусственно извлеченный из вашей памяти кусок картины. Так ли это?

Барбара: «Да».

Когда вы задаете человеку визуально ориентированные вопросы и он смотрит направо вверх, то это не значит, что он левша. Если вы хотите узнать, почему он смотрит направо вверх, у вас есть несколько возможностей. Действительно, одна из возможностей состоит в том, что этот человек, как, например, Сьюзен, имеет инвертированную церебральную организацию, другая возможность состоит в том, что человек конструирует образ, касающийся прошлого, как, например, Барбара. В этом случае образ будет не цветным, с малым количеством деталей и без контекста, что всегда имеется у образа эйдетического. Это важное различие.

Когда у Барбары возникает образ, он появляется как бы вне контекста, что характерно для сконструированных образов. Кстати, Барбара, наверное, часто спорит с людьми о прошлом — особенно с теми, кто вспоминает эйдетически.

Салли: «Я не заметила, чтобы Фрэн смотрела вверх или вниз — она смотрела только прямо».

ОК. Заметили ли вы различие между тем, как Фрэн смотрела прямо на меня перед тем, как я задал ей вопрос, и после того? Были ли в ее взгляде -какие-либо изменения?

Салли: «Да, после вопроса ее взгляд стал более за-думчивым».

«Задумчивым». То, что для вас и для меня выглядит более «задумчивым», может отражать совершенно иной вид внутреннего опыта. «Задумчивый» — это сложное определение опыта, суждение о нем. Это не сам ваш сенсорный опыт. Я уверен, что слово «задумчивый» имеет для вас определенный смысл и вы легко можете связать его с определенными переживаниями. Опишите, пожалуйста, то, что вы видели, чтобы мы могли согласиться или не согласиться с этим.

Как мы и сказали ранее, ответы на заданные вопросы предшествуют вербализации. Если вы имеете возможность непосредственно наблюдать за вашим собеседником, вы всегда получите ответ еще до того, как он будет вербализован. Я попросил Салли описать свой опыт, и она уже дала на мою просьбу невербальную реакцию. В своих движениях она отразила то, что делала Фрэн.

Салли, вы ощутили то, что сейчас сделали?

Салли: «Я вроде бы чуть прикрыла глаза».

Да, ваши ресницы дрогнули. Что еще вы можете извлечь из того, что только что сделали, или из ваших воспоминаний о том, что сделала Фрэн?

Знакомо ли вам такое ощущение в беседе, когда глаза собеседника продолжают быть устремленными прямо на вас, но вдруг у вас появляется чувство, что вы находитесь в одиночестве? Только наедине с собой? Именно это здесь произошло. В обоих случаях зрачки расширились, а мышцы лица расслабились.

Если вы беспокоитесь о том, что не сможете увидеть расширения зрачков, то я считаю, что это утверждение не касается самого явления расширения зрачков, а касается ваших перцептивных программ. Я сейчас не имею в виду остроту вашего зрения. Ваши перцептивные возможности — это нечто приобретенное, выученное — и, следовательно, может быть выучено еще лучше. Большинство людей действуют таким образом, как будто бы их чувства являются пассивными приемниками огромного потока информации, посту- пающего из внешнего мира. Этот поток действительно есть, и он настолько огромен, что мы можем отобрать только незначительную часть его. Активно выбирать полезную информацию мы выучиваемся в течение жизни.

А сейчас мы попросим вас несколько минут посвятить тому, чтобы изменить свои перцептивные про-граммы, определив, (1) существуют ли стереотипы, о которых мы говорим, и (2) можно ли их полезным образом использовать. Продвигаться мы будем постепенно. Полагаясь на контакт, который нам с вами удалось установить, каким бы он ни был, мы попросим вас проделать несколько упражнений. С их помощью, используя свой сенсорный аппарат, вы сможете установить для себя, существует ли на самом деле то, о чем мы здесь говорим. Потом мы поговорим о том, как это можно использовать. Ключевым является то, насколько ценными могут быть подобные знания.

Разрешите мне заверить вас всех, что если у вас сейчас имеются определенные навыки эффективной коммуникации, которыми вы пользуетесь в терапии, преподавании или управлении, то после окончания нашего семинара они, эти навыки, останутся при вас. Мы не хотим вас здесь призывать делать выбор, а хотим только, чтобы вы рассмотрели новый подход. Я предполагаю, что многие здесь присутствующие являются эффективными и компетентными терапевтами. Вы достигаете определенных результатов и радуетесь им, считаете терапию вашим призванием, вы любите вашу работу, по крайней мере, иногда. Но даже в те моменты, когда вы делаете свою работу очень и очень хорошо, вы иногда скучаете. У каждого существует тенденция повторять ту последовательность действий, которая когда-то принесла вам успех, в надежде добиться хороших результатов. Я думаю, что успех — это одно-из самых опасных переживаний для человека, в особенности если вы его достигаете в начале вашей карьеры. От этого ваша деятельность становится воспроизводящей, стереотипной, рассчитанной на истертую пятидолларовую бумажкуЪ лабиринте.

Например, вы предложили пациенту произнести монолог перед пустым креслом, представляя, что в кресле сидит его мать — и увидели, как после этого он драматически переменился к лучшему. И вы могли решить, что теперь каждый терапевт в стране должен пользоваться этим приемом, в то время как это был один из мириад возможностей подходов, способных произвести такие же изменения с пациентом.

Сомневающихся и скептиков мы попросим сделать следующее: принять нашу ложь за истину на некоторое время, а именно на время, которое понадобится для выполнения упражнений. Таким образом вы сможете использовать свой сенсорный опыт (а не наши сумасшедшие вербализации), чтобы решить, действительно ли то, что мы описываем, присутствует в поведении вашего собеседника.

А сейчас мы хотим сделать утверждение, что вы всю свою жизнь не замечали того, что является совершенно очевидным. Вы не замечали, что человек, говоря: «Ну, для меня это выглядит так», смотрит влево вверх, произнося «И тут я сказал себе...» — смотрит налево вниз, и говоря «Я тогда почувствовал» — смотрит пря-мо вниз. Люди делают это постоянно, а вы, оставаясь жертвами культуральных стереотипов, не замечали этого и не могли эффективно реагировать на эту ин-формацию.