Глава шестая Психология восприятия

Элементарные условия и закономерности восприятия

Сущность восприятия

Активность бывает двух видов: акция, то есть спонтанное (независимое, свободное) воздействие субъекта на объективную действительность, и реакция, то есть активность, возникающая в результате воздействия на субъекта объективной дейст-вительности.

Раздражение

Для чувственного восприятия необходимы две вещи: должны существовать, во-первых, нечто объективное, воздействующее на субъекта, а во-вторых — некий аппарат, делающий возможным переживание этого воздействия. Первое обычно именуется «раздражителем» или «раздражением», а второе — «органом чувств».

Раздражителем можно считать все, что может воздействовать на наши органы чувств. Однако после Фехнера раздражителем обычно считался лишь элементарный физический процесс, полученный в результате анализа воздействующего на нас предмета или явления. Например, согласно Фехнеру, раздражителем следует считать не аккорд, а отдельный тон, который дает анализ этого аккорда, или, вернее, элементарный физический процесс, соответствующий каждому отдельному тону. Но в современной психологии, не разделяющей элементаристически-физиологического определения раздражения, раздражителем принято считать именно аккорд.

3. Органы чувств

Орган чувств в широком смысле этого слова состоит из трех основных частей. Первая часть представляет собой рецептор — внешний аппарат со специфическим строением для получения раздражения.

Особое место в этом смысле занимает так называемый «пятый» орган чувств — поверхность нашего тела, кожа, или, как его называют, орган осязания. Как выяснилось, он вовсе не представляет собой орган только лишь одного чувства. В нем обнаружился целый ряд органов в виде отдельных точек, воспринимающих раздражения тепла и холода и позволяющих ощутить температуру, также точек, воспринимающих раздражение осязания, и, наконец, отдельных участков для рецепции болевого раздражения. К этому следует добавить окончания чувствительных нервов в мышцах и суставах как органы совершенно иного чувства — кинестетического чувства и, наконец, орган равновесия тела, расположенный во внутреннем ухе, в трубках формы полумесяца и специальных мешочках, имеющих внутри нервные окончания, раздражение которых происходит посредством движения так называемой «эндолимфы» в трубочках и так называемых «отолитов» в мешочках.

Пятый орган чувств занимает особое место не только благодаря тому, что включает в себя целый ряд отдельных и различных органов чувств, но особенно и потому, что он не выделен из всего организма так же четко, как вышеотмеченные четыре органа чувств. Когда мы что-либо видим или слышим, то всегда чувствуем, что воздействию раздражителя подвергаются именно эти части тела — глаз, ухо. Но когда дело касается пятого органа чувств, то это не всегда происходит так. Бывают случаи, когда трудно сказать, какой участок тела чувствует тепло или холод, какая часть тела подвергается давлению.

Роль органов чувств очень велика, ведь именно они дают возможность отражения существующего вне нас объктивного мира и установления с ним соответствующих отношений. Для приспособления живого организма к внешней среде, целесообразного воздействия на нее, безусловно, большое значение имеет то, насколько близко должен подойти организм к источнику раздражения, к раздражителю, чтобы ощутить его воздействие. В этом плане решающее значение имеет строение принимающего аппарата органов чувств — рецептора. Существуют такие органы чувств, которым необходим непосредственный контакт с раздражителем для отра-

жения его воздействия; однако существуют и органы, способные получать раздражение издали. К первой группе следует отнести органы осязания и вкуса — это так называемые контактные органы, а ко второй — группу действующих на расстоянии, или дистанционных, органов, то есть органы зрения, слуха и обоняния. Для получения осязательного или вкусового ощущения необходимо, чтобы раздражитель непосредственно соприкоснулся с соответствующим органом, ведь на расстоянии по-чувствовать вкус или получить осязательное ощущение невозможно. Зато глаз и ухо ощущают воздействие раздражителя и издали. Промежуточное положение занимает орган обоняния. Разумеется, запах чувствуется и на расстоянии; однако для этого необходимо, чтобы мельчайшие частицы объекта, вызывающего запах, пришли в непосредственный контакт со слизистой оболочкой носа; иначе ощутить запах невозможно.

4. Ощущение

В результате воздействия раздражителя в органе чувств возникает определенный физиологический процесс — так называемое возбуждение. Посредством проводящего нерва этот процесс достигает головного мозга и распространяется в его определенных областях — в соответствующих сенсорных центрах. Психический процесс, возникающий вследствие этого, можно назвать ощущением.

В психологии девятнадцатого века ощущение считалось элементом восприятия; подразумевалось, что в результате воздействия среды у человека обычно возникает восприятие — некое сложное явление, для понимания которого необходим анализ. В качестве конечного результата такого анализа получаем элементарные процессы, которые с целью их размежевания от восприятия именуются ощущениями. В среде ощущению соответствует элементарный физико-химический процесс, воздействующий, в свою очередь, на нервные элементы и вызывающий в них этот элементарный физиологический процесс — возбуждение.

Таким образом, представление психологии девятнадцатого века об ощущении было следующим: элементарный физический процесс (раздражение) вызывает элементарный физиологический процесс (возбуждение), за которым следует элементарный психологический процесс — ощущение. Восприятие строится из таких элементарных процессов, представляя собой производный процесс. Например, утверждалось, что восприятие яблока происходит следующим образом: к ощущению цвета прибавляется ощущение вкуса, запаха и др.; вместе все эти ощущения дают восприятие яблока.

В основе такого понимания ощущения лежит заведомое убеждение в том, что психика имеет такое же строение, как физическая реальность. А ведь эта последняя состоит из элементарных процессов! Следовательно, при ее воздействии на нас, в сущности, одновременно действует целый ряд элементарных физических процессов, то есть раздражителей, каждый из которых вызывает соответствующее возбужде-ние и соответствующее ощущение.

\

Исходя из этого, казалось очевидным, что для изучения восприятия достаточно изучить соответствующее ему раздражение; обнаруживая действие раздражения, следует признать и существование соответствующего ему ощущения, даже если в вос- приятии оно никак не проявляется. Например, мы слышим аккорд; даже сконцент-рировав внимание, нельзя сказать, что в нем слышится несколько тонов вместе. Нет, аккорд испытывается нами как совершенно простое переживание. Однако физический раздражитель, дающий аккорд, фактически состоит из нескольких тонов. Следовательно, согласно вышеотмеченной точке зрения, следует заключить, что каждый из этих физических тонов должен сопровождаться отдельным ощущением и что аккорд представляет собой не простое переживание, а совокупность всех этих ощуще-ний. Неважно, что заметить эти ощущения в переживании невозможно! В действительности же их существование не должно вызывать сомнений.

Таким образом, согласно этому мнению, получается, что могут существовать и незаметные ощущения. Заслугой психолога Кёлера следует считать то, что он впервые обратил внимание на это непроверенное исходное положение традиционного взгляда на ощущения — так называемую «гипотезу константности», показав ее несостоятельность. Совершенно очевидно, что наше восприятие ни в коем случае не строится из таких психических элементов, каждый из которых представляет собой отдельную, самостоятельную психическую реальность, простое отражение отдельного, частичного раздражения — между раздражением и психическими процессами нет такого прямолинейного соответствия, подобного параллелизма.

Следовательно, старое атомистическое понимание понятия ощущения сегодня не может считаться правомерным. Однако понятие ощущения все-таки должно остаться в психологии. Анализ восприятия все-таки необходим, и среди единиц, полученных в результате подобного анализа, встречается специфический чувственный психический материал, предоставляющий данные об отдельных органах чувств.

Конечно, в нормальных условиях наши органы чувств никогда не действуют отдельно, разобщенно, никогда, стало быть, не давая соответствующих ощущений самостоятельно, в отрыве друг от друга. Но, тем не менее, для выявления того, как происходит отражение, восприятие среды, самостоятельное, отдельное рассмотрение специфических чувственных данных каждого отдельного органа чувств — ощущений оказывается весьма полезным. Вполне понятно, что в курсах классической психологии психологии ощущения отводилось особенно большое место. Сегодня же иногда вопрос ощущений и вовсе оставляют без внимания. Ни один из этих подходов не представляется целесообразным — на наш взгляд, необходимым и достаточным является краткий обзор основных данных психологии ощущения.

5. Моменты ощущения

Прежде чем перейти к рассмотрению отдельных ощущений, остановимся на общих вопросах психологии ощущений.

Во-первых, какие стороны, или моменты, присущи ощущениям, благодаря которым становится возможным их взаимосопоставление?

Какое бы ощущение мы ни взяли, одно остается абсолютно безусловным — оно непременно связано с каким-либо органом чувств и дает совершенно своеобразное, полностью отличное от других переживание; ощущение органа зрения — цвет и свет — это нечто совершенно иное, нежели ощущение органа слуха — тон и шум. Построенная на почве обычного, повседневного наблюдения ненаучная, наивная психология, в том или ином виде присущая каждому из нас, подразумевает, что между ощущениями различных органов чувств нет ничего общего, что цвет, на-

пример, не имеет ничего общего со звуком. Сегодня в научной психологии уже установлено, что это мнение не совсем правильно, так как выяснилось, что ощущение все-таки является единым. В этом плане был прав еще Аристотель, говоривший о существовании «общего чувства». Ощущение — одно, но в связи с различными органами чувств оно проявляется по-разному. После Гельмгольца эту сторону ощущений называют модальностью. Стало быть, первое, чем отличаются ощущения друг от друга, это — модальность.

Однако не совсем одинаковы и ощущения каждой отдельной модальности. Например, одно — ощущение красного цвета, а зеленого цвета — совсем другое; или же соленое — это одно переживание, а острое — совсем иное. Интрамодальное (внут— римодальное) различие между ощущениями именуют качественным.

Интересно, могут ли ощущения одной и той же модальности и качества еще как-то отличаться друг от друга. Как известно, ощущение какого-либо тона может меняться, невзирая на неизменность его качества. Подобное изменение касается силы, интенсивности ощущения.

Таким образом, ощущения могут отличаться друг от друга по модальности, качеству и интенсивности. Все эти три стороны есть у всякого ощущения — оно непременно имеет какую-либо модальность, определенное качество и определенную интенсивность.

6. Так называемый

«закон специфической энергии»

В связи со сказанным естественно возникает вопрос: если ощущение едино, то какова роль различия органов чувств? Можно предположить, что все возможные различия между ощущениями полностью зависят от различия органов чувств. Прежде за ответом на данный вопрос обращались к теории физиолога Иоганнеса Мюллера. Исходный пункт данной теории составляет то бесспорное наблюдение, что ощущение каждой отдельной модальности связано с совершенно определенным органом чувств, что не существует ни одного случая -в рамках ни нормы, ни аномалии — перемещения ощущения какой-либо модальности на другой орган чувств. Короче говоря, никогда не случалось так, чтобы человек слышал глазом и видел ухом. Одним словом, каждый орган чувств способен дать только собственное специфическое ощущение.

От чего это зависит? Воздействуя на один и тот же орган чувств совершенно различными раздражителями, получаем всегда один и тот же результат — в любом случае мы будем иметь дело с одним и тем же ощущением, чем бы оно ни было вызвано; например, результатом раздражения органа зрения всегда будет зрительное ощущение. Следовательно, модальность ощущения совершенно не зависит от объек-тивного раздражителя. Но тогда остается единственная возможность — она зависит от органа чувств. Складывается такое впечатление, будто бы зрительный нерв обладает особой способностью специфического действия, то есть специфической энергией, и в ответ на любое раздражение может выявить только эту энергию; например, зрительный нерв может только видеть. Аналогичное следует сказать и об остальных органах чувств.

\

Что вытекает из этого? Получается, что, имея, например, ощущение цвета, я тем самым получаю сведения не о вызвавшем данное ощущение объекте, а об особенностях самого органа чувств, его способности действия. Одним словом, ощу- щение вовсе не является отражением объективной действительности, а всего лишь выявляет специфику действия органов чувств.

По данной теории Мюллера (теории специфической энергии органов чувств) по-лучается, что ощущение отнюдь не отображает объективную действительность; то, что представляется объективной реальностью, на самом деле зависит лишь от строения органов чувств. Следовательно, чувственно данный нам мир полностью иллюзорен, и наша активность протекает в этом иллюзорном мире. То, насколько многообразен этот мир или какими признаками он обладает, полностью зависит от наших органов чувств — любое качественное различие ощущений основывается на различии соответствующего органа чувств.

Следовательно, в конечном счете любое качественное различие должно быть сведено на модальные различия. То, что видим глазами разные цвета, слышим ушами различные тона, или поверхностью нашего тела, кожей чувствуем как прикосновение, так и тепло и холод, в соответствии с данной теории указывает на то, что ни глаз, ни ухо и ни один другой орган чувств, дающий качественно различные ощущения, не являются по существу одним органом — каждый из них должен включать в себя целую группу отдельных органов. Согласно теории Мюллера, достаточно выя-вить какое-либо качественно отличное ощущение, чтобы предположить и существование соответствующего ему органа и с полным правом начать его поиск. Влиянием данной теории объясняется то, что одно время в психофизиологии органов чувств велся интенсивный поиск отдельных органов, в результате чего был открыт целый ряд таких органов. В частности, в глазе были обнаружены отдельные органы для ощущения света (так называемые «палочки») и ощущения цвета (так называемые «кол-бочки»), а на коже — отдельные точки ощущения тепла и холода, давления и т.д. Несомненно, что этот факт свидетельствует в пользу данной теории. Но, тем не менее, он все-таки не оправдывает ее главную мысль, согласно которой ощущение представляет собой не отражение объективной действительности, а своеобразие организации органов чувств.

В чем же правильна теория Мюллера? Наблюдение, на которое она опирается, представляет собой несомненный факт, игнорировать который невозможно. Оче-видно и то, что органы чувств взрослого человека безусловно обладают специфической энергией, то есть глаз может только видеть, а ухо — слышать. Однако это не означает, что сам раздражитель не имеет никакого значения. Напротив, будь органы чувств полностью индифферентны по отношению к качественному различию раздражителей, то было бы совершенно непонятно, почему у каждого органа чувств появилось свое специфическое строение и, следовательно, специфическая энергия. Не вызывает сомнений, что формирование органов чувств произошло в результате длительного процесса развития, и организация каждого органа чувств является следствием этого развития. Это с очевидностью подтверждает даже краткое рассмотрение истории развития органов чувств.

В самом начале развития никакого различия между органами чувств не существовало — единственным органом живого существа была вся масса протоплазмы, весь организм, и интересно, что он одновременно был и органом чувств, и двигательным органом, то есть тем, чем организм и воспринимал, и отвечал на воздействие раздражителя. Размежевание органов чувств и движения и возникновение затем многочисленных, отличных друг от друга органов чувств является следствием последующего развития.

Этот путь развития нужно представить следующим образом: первичная, диффузная двигательная и чувственная, то есть сенсомоторная, функция отделяется от тела в целом, увязывая с его отдельными частями; на теле вычленились отдельные части, на которые было возложено выполнение этих двух функций. Таким образом, общая функция всего тела превратилась в функцию его отдельных частей. Так возник первый специальный орган, выполняющий сенсомоторные функции. Следует особо подчеркнуть, что примитивная чувствительность живого организма, стало быть, непосредственно связана с движением — ощущение не существует отдельно, вместе с ним возникает и соответствующее движение организма. Размежевание этих функций произошло на более высокой ступени развития.

Далее развитие пошло по пути дифференциации самостоятельных органов чувств. Во-первых, для нахождения и идентификации пищевых объектов, производящих химическое воздействие на организм, в этом последнем выделились отдельные части, наделенные особой химической чувствительностью, и потому легче и точнее справлявшиеся с этой функцией. Так возник орган вкуса, строение которого со временем все больше и больше соответствовало возложенной на него функции. Также возник и орган обоняния, воспринимающий химическое воздействие пищи и на расстоянии, облегчая, тем самым, организму ее поиск. К этому добавилось зарождение и последующее развитие аппаратов, специально устроенных для получения механических и микромеханических раздражителей, — органов осязания, зрения и слуха. Если прежде эти раздражители воспринимались всем организмом, то теперь положение изменилось; для их отражения вычленились отдельные части организма, наилучшим образом приспособленные для решения данной задачи.

Таким образом, становится ясным, что выделение отдельных органов в процессе развития служило лучшему приспособлению организма к среде. Потому-то и появились органы с различным строением, что существовали различные раздражители, к которым организму приходилось приспосабливаться. Потому-то и выполняет каждый отдельный орган соответствующую своему строению специфическую функцию, что его развитие происходило в условиях воздействия специфического раздражителя. Итак, можно заключить, что отмеченные Мюллером факты специфического действия органов чувств доказывают не их независимость от природы раздражителей, а, напротив, полную зависимость от последних; стало быть, ощущения дают нам не иллюзию действительности, а представляют собой ее отражение.

Таким образом, мы можем остановиться на следующем положении: наша активность протекает во взаимосвязи с объективной действительностью; для ее успеш-ного осуществления необходимо правильное отражение объективной действительности, и субъективно такое отражение дает наше чувственное восприятие.

Естественно встает вопрос: каков вклад каждого отдельно взятого органа чувств в отражении объективной действительности?

Однако прежде чем перейти к рассмотрению данного вопроса, следует уяснить, какая взаимосвязь существует между ощущением и раздражением с точки зрения интенсивности.

7. Закон Вебера и Фехнера

Каждое ощущение, кроме качества, непременно обладает определенной степенью интенсивности, или силы. Представляется интересным выяснить, каково взаимоотношение между интенсивностью ощущения и интенсивностью раздражения. Возможно, что интенсивность ощущения либо совершенно не связана с интенсивностью раздражения, либо, наоборот, она представляет собой прямое отражение этого пос- леднего, либо же, наконец, между ними имеется специфическая взаимосвязь, подчиняющаяся определенной закономерности.

Решить данный вопрос невозможно ни путем простого наблюдения, ни на основе того или иного теоретического соображения. В этом случае дать что-либо значимое может только эксперимент. Поэтому неудивительно, что первый шаг, сделанный на пути научного решения данного вопроса, носил экспериментальный характер; вместе с тем, это был тот первый психологический вопрос, разрешить который попытались путем эксперимента. История экспериментальной психологии начинается с того времени, когда физиолог Вебер поставил вопрос о соотношении между ощущением и раздражением, то есть между психическим и физическим, с точки зрения их интенсивности. В последующем опыты Вебера продолжил физик Фехнер, окончательно заложив тем самым основы той части психологии, которая известна под названием «психофизики» и которая в течение нескольких десятилетий считалась наиболее интересной и важной отраслью психологии.

Так, что же выяснилось о взаимосвязи между ощущением и раздражением с точки зрения их интенсивности?

Во-первых, окончательно подтвердились наблюдения, свидетельствующие о том, что человек ощущает отнюдь не любое изменение раздражения, а чувствует лишь раздражение относительно большой интенсивности. Во-вторых, в результате точных исследований был найден закон, лежащий в основе соотношения между ин- тенсивностями раздражения и ощущения.

Для понимания этого закона особенно важным является понятие так называемого «порога», установленное в процессе психофизических исследований.

Выяснилось, что интенсивность раздражения должна достигнуть определенного уровня с тем, чтобы мы хоть как-то почувствовали его воздействие. Уровень раздражения, дающий такое едва заметное ощущение, называется «нижним порогом» ощущения. Однако существует и такой уровень интенсивности раздражения, после увеличения которого интенсивность ощущения уже не усиливается. Этот уровень называется «верхним порогом» ощущения. Воздействие раздражения мы чувствуем только в интервале между этими порогами, поэтому их принято называть и «внешними порогами» ощущения.

Примечательно, что полного параллелизма между интенсивностями ощущения и раздражения не существует и в межпороговом интервале интенсивностей. Например, беря в руки книгу, мы, разумеется, чувствуем ее вес. Следовательно, в данном случае интенсивность ее веса находится в промежутке между нижним и верхним порогами. А теперь заложим в книгу лист бумаги; физически вес книги увеличится, то есть уровень интенсивности раздражения повысится. Однако, взяв книгу в руки, мы это изменение ее веса не почувствуем. Увеличение веса должно достигнуть определенного уровня, чтобы мы могли это как-то заметить. Величина прироста раздражения, необходимого для получения этого едва заметного различия между ощущениями, называется «порогом различения». Раздражение, по интенсивности превышающее данную величину, называется «запороговым», а раздражение с меньшей интенсивностью — «допороговым». Уровень порога различения (высокий или низкий) зависит от чувствительности к различению: чем выше чувствительность к различению, тем ниже порог различения.

Вебер первым обратил внимание (1834) на то, что порог различения бывает двояким — абсолютным и релятивным и что очень важно отличать их друг от друга. Абсолютным порогом различения называется прирост интенсивности раздражения, необходимый для достижения порога различения. Например, если для того, чтобы почувствовать едва заметное изменение 2000-граммового веса, к нему необходимо добавить 200 грамм, и тогда эта величина представляет собой абсолютный порог ощущения. Показатель абсолютного порога не является постоянной величиной и зависит от веса основного раздражителя. Например, если к основному раздражителю весом в 2000 грамм следует добавить 200 грамм, то в случае 4000-граммового раздражителя 200 грамм уже недостаточно — к нему нужно прибавить больше.

Если эту же величину (в нашем примере — 200 грамм) выразить не в твердых физических единицах измерения (в нашем примере — граммах), а числом, выражающим отношение между добавочным раздражением и основным раздражением, то получим релятивный порог различения (в нашем примере вес основного раздражителя составлял 2000 грамм, а добавочного — 200 грамм; отношение между ними составляет 200/2000 = 0,1. Следовательно, релятивный порог равен 0,1). Когда Вебер вычислил релятивный порог различения для различных случаев основного раздражения, выяснилось, что этот порог представляет собой константную величину. В области модальности веса он равен 0,1. Это означает, что для того, чтобы почувствовать едва заметное изменение веса, его нужно увеличить или уменьшить на одну десятую часть.

Именно в этом заключается известный основной психофизический закон Вебера, сыгравший столь значительную роль в истории психологии. Его формула очень проста и выражается следующим образом:

dr/r = const,

где dr — величина дополнительного раздражения, а r — величина основного раздражения.

После опубликования Вебером формулы своего закона было проведено множество экспериментальных исследований с целью установления величины релятивного порога различения во всех модальностях ощущения. Фехнер дал закону Вебера точное математическое выражение: для того, чтобы интенсивность ощущения росла в математической прогрессии, интенсивность раздражения должна расти в геометрической прогрессии. Более короткая математическая формула данного положения выглядит следующим образом:

Е = logR,

где Е — интенсивность ощущения, R — интенсивность раздражения.

Последующие интенсивные исследования подтвердили, что закон Вебера- Фехнера имеет приблизительное значение — он действителен лишь в определенных пределах. В этих пределах величина порога различения для разных модальностей оказалась следующей:

Вес - 10% (в пределах 2000-6000 грамм).

Давление — 5% (на кончике указательного пальца, в пределах 50—2000 грамм).

Свет — 1—3% (в пределах 1000-2000 люкс).

Острота зрения — 2% (при сравнении линий, плоскостей).

Тон — 12% (в пределах средней высоты и средней силы).

Шум - 33%.

Ошибка Фехнера главным образом заключалась в том, что он счел возможным точное измерение интенсивности ощущения, приняв за единицу измерения так называемую «едва заметную разницу между интенсивностями ощущения». Экспериментальное изучение вопроса не подтвердило правильности его подхода.

Психология ощущений

Проблема ощущения в современной психологии

В классической психологии ощущения сами по себе представляли самостоятельный интерес. В соответствии с основным убеждением, согласно которому для изучения психики решающее значение имело исследование элементарных переживаний, ощущение стало предметом особого внимания. Главная задача состояла по возможности в точном установлении всех видов элементарных ощущений, затем в выявлении соответствующих им элементарных процессов как в сфере физической действительности, так и в области физиологии и, наконец, в нахождении основных закономерностей взаимосвязи ощущения, раздражения и возбуждения. Гельм- гольц и Вундт — это два величайших исследователя, не только заложивших основу, но и придавших завершенный вид психологии ощущений, вернее — психофизике и физиологии ощущений.

Чувственное восприятие значимо, прежде всего, постольку, поскольку представляет собой одно из необходимых условий нашей активности — отражая внешнюю действительность, оно, следовательно, является одним из важнейших факторов, ре-гуляторов нашего поведения. В данном случае ощущения утрачивают самостоятельный интерес. Для нас решающее значение имеет вклад, вносимый в восприятие ощущениями в процессе отражения объективной действительности. Стало быть, для нас главная проблема психологии ощущений заключается не в выяснении соотношения между раздражением и ощущением и установлении возможных закономерностей в этом направлении. Нет! Главный интерес для нас составляет точное описание всего многообразия ощущений, полный учет всех видов и форм их проявления. Что же касается вопроса объяснения, он должен быть поставлен в связи с проблемой восприятия.

Таким образом, в наше время в психологии ощущений несомненно произошел очевидный перелом, так как сегодня проблемы психофизиологии и физиологии ощущений отодвинулись на второй план, уступив место в первую очередь вопросам, свя-занным с феноменологией ощущений.

Зрение

1. Основные виды зрительных ощущений

Роль зрительных ощущений в психической жизни человека особенно велика. Можно сказать, что в своих отношениях с действительностью человек в первую очередь руководствуется зрением. Какие ощущения дает нам зрение? Что замечают, что видят наши глаза в объективном мире?

Несомненно, в основном две вещи: свет и цвет. Итак, зрение включает в себя две качественно различные группы ощущений — ощущения света и ощущения цвета. Нужно сказать, что по существу и ощущения света переживаются как ощущения цвета — темное и светлое; они всегда считались цветом, особенно их полюса — черное и белое. Аналогичное можно сказать и о средних уровнях ступеней света, ведь серое — скорее цвет, чем свет. Поэтому, признав все зрительные ощущения цветовыми ощущениями, мы, быть может, дадим более правильное описание наших переживаний. Тогда свет, безусловно различаемый глазом, следует считать не качественно отличной отдельной группой зрительных ощущений, а одним из моментов ощущения цвета, по которому можно отличить один цвет от другого. Некоторые психологи так и поступают, полагая, что единственная функция зрения заключается в ощущении цвета.

Приняв данную точку зрения, нужно разделить все многообразие цветовых ощущений на две большие группы; первую составят пестрые цвета — те, что встречаются в спектре — цветные, то есть хроматические, цвета, а вторую — бесцветные, ахроматические, или, иначе, нейтральные, цвета (белый, серый и черный).

Нейтральные цвета

Цвета отличаются друг от друга прежде всего «цветовым тоном». Все многообразие нейтральных цветов может быть выражено посредством прямой линии. Крайние точки этой прямой занимают белое и черное, а расположенные между ними точки — от белого к черному — различные нюансы серого цвета. Для системы нейтральных цветов особенно характерны два обстоятельства. Во-первых, разложив эти цвета по интенсивности, получаем такой же ряд, что и в случае их разложения в порядке качественных различий. Максимально интенсивным является тот цвет, который лучше всех виден, то есть обладающий максимальным светом. Среди нейтральных цветов таковым является белый. Начав с белого и постепенно уменьшая его интенсивность, получим непрерывный ряд серых тонов, члены которого, постепенно утрачивая свет, все больше и больше приближаются к черному. Таким образом, все ступени нейтрального цвета располагаются на одной линии. Крайние полюсы и тут представлены белым и черным, а серые тона расположены между этими полюсами — точно так же, как и в случае расположения этих же цветов по качеству.

Вторую особенность системы нейтральных цветов, вытекающую по сути из первой, составляет то, что каждой ступени интенсивности свойственно ярко выраженное качественное своеобразие; в частности, каждый оттенок серого отличается от всех остальных тональностей серого не только по интенсивности, но и по качеству. В данном случае интенсивность и качественная сторона совпадают настолько полно, что можно подумать, что психологически зримого различия между ними нет и в других случаях, а то, что представляется нам различием по интенсивности, на самом деле, возможно, есть не что иное, как качественное различие.

Спектральные цвета

Система тонов хроматических цветов дает совсем иную картину. Одной прямой линии для выражения всех качественных различий тут уже недостаточно — таких линий нужно по крайней мере четыре.

Рассмотрим эти цвета с тем, чтобы увидеть, в каком виде представлена данная система.

Ряд хроматических цветов начинается с красного, постепенно ослабевающего за счет желтого, которого становится все больше и больше — до достижения той точки, где уже нет ничего, кроме желтизны. Таким образом, завершается одна линия, включающая в себя красный, оранжевый и желтый. После этого начинается линия желтого цвета, к которому постепенно добавляется зеленый; последний все больше и больше увеличивается до тех пор, пока и он не достигнет точки чисто зеленого цвета. Это будет вторая линия: желтый—зеленый. Затем начинается третья линия в направлении к синему и, наконец, четвертая — к фиолетовому.

Примечательно, что, хотя эти линии и продолжают одна другую, они, тем не менее, все-таки не создают одну прямую линию. Нет, это скорее ломаная линия. Почему? Дело в том, что, если их объединить на одной прямой линии, тогда начальный цвет, красный, в том или ином виде должен быть представлен на всем протяжении этой прямой. Так оно и есть до достижения точки чистой желтизны. Однако после этого от красного абсолютно ничего не остается, а потому считать последующие цвета прямым продолжением красной линии неправомерно. Мы точнее представим положение вещей, сказав, что в точке чистой желтизны происходит преломление красной линии и начинается новое направление. Тогда это было бы направлением желтого цвета, с которым в точке зеленого цвета произойдет то же, что и с предыдущим, и отсюда уже пойдет линия зеленого цвета, которую, в свою очередь, в точке синего цвета опять-таки ожидает аналогичная судьба, что и другие направления — опять начнется новая линия, в которой заново появятся элементы красного. Это означает, что направление этой последней линии пойдет в сторону красного, завершившись точкой чистого красного цвета.

Таким образом, эти четыре линии составляют одну замкнутую фигуру, в которой представлены все возможные нюансы спектральных цветов.

При расположении хроматических цветов в данном порядке наглядно проявляются две специфические особенности. Первая состоит в том, что своеобразие хроматических цветов таково, что цвет, дальше всего отстоящий от начального цвета (красного), ближе всех стоит к нему по своему тону; в частности, в спектре первое место занимает красный, а последнее — фиолетовый, но ведь ни один цвет по своему тону не близок так к красному, как фиолетовый. Этим и объясняется то обстоятельство, что для выражения всего многообразия цветов мы вынуждены обратиться к замкнутой фигуре.

И еще второе обстоятельство: эта фигура является четырехугольником, поскольку среди хроматических цветов четыре — красный, желтый, зеленый и синий — действительно занимают особое место, тогда как все остальные цвета располагаются вокруг них, в большей или меньшей степени приближаясь к ним, хотя и переживаются как чистые, простые цвета. По наблюдению Геринга, в ряду нейтральных цветов такими же чистыми цветами являются черный и белый. По этой причине упомянутые четыре цвета называются главными, а остальные — переходящими цветами.

Однако все многообразие цветов выражено этой замкнутой фигурой не полностью. Дело в том, что цвета отличаются друг от друга не только тем, что находит свое графическое отображение посредством этой замкнутой фигуры, то есть тоном. Не все цвета одного тона одинаковы; различие подтверждается и в пределах одного тона каждого цвета. Это различие может быть по меньшей мере двояким — тон одного и того же цвета может быть представлен в большей или меньшей степени. Например, существует большое разнообразие красного цвета — более или менее красный. Максимально красный называют насыщенным красным цветом. Таким образом, тона одного и того же цвета различаются по своей насыщенности.

Помимо насыщенности, цвета отличаются друг от друга и по светлоте; при разном освещении красный цвет выглядит по-разному: темно-красный и светло- красный отличаются друг от друга. Характерную особенность ощущения цветов представляет также то, что из любого цвета путем его постепенного изменения можно получить какой угодно цвет, то есть от каждого цвета можно перейти на все остальные цвета. Данное обстоятельство заставляет задуматься над тем, что в графическом изображении системы цве- тов следует учесть все возможные моменты различия между цветами, то есть не только тон цвета, но и степень насыщенности и светлоты.

Такое изображение дает так называемый цветовой октаэдр. Как мы уже знаем, графическая картина ощущений света представлена прямой линией. Представим себе цветовой четырехугольник в виде горизонтально расположенной плоскости, середину которой стержнем пронизывает перпендикулярный ей отрезок, выражающий ощущение светлоты, одна половина которого расположена на одной стороне плоскости, а вторая — на другой. Тогда, соединив концы четырехугольника цветов с крайними точками этого отрезка — точками белого и черного, получим замкнутую фигуру — октаэдр, передающий все возможные различия между цветами. На поверхности граней этого октаэдра располагаются все тона всех цветов. Вместе с тем на нем пред-ставлены и все возможные ступени светлоты — более светлые цвета располагаются на одной стороне, а более темные — на другой. Поднимаясь вверх в направлении белого, мы получаем все более и более светлый цвет, а опускаясь вниз в направлении черного, встречаем все более и более темные цвета. В то же время на цветовом октаэдре представлен и третий момент, по которому различаются цвета — насыщенность. На плоскости основания октаэдра представлены все тона цветов с максимальной насыщенностью. Все ступени насыщенности представлены в поперечном разрезе — как со стороны белого, так и черного цветов.

Таким образом, цветовой октаэдр позволяет учесть все возможные различия между хроматическими цветами, давая адекватное графическое выражение этих различий.

Однако существует еще один момент, по которому цвета наглядно отличаются друг от друга. Этот момент, на который впервые обратили внимание лишь в XX веке, исследователь Д. Кац назвал «своеобразием проявления цветов» (ЕгесЬетип^е18е). Он полностью отличается от всех вышеупомянутых моментов; своеобразие проявления цвета нельзя размещать рядом с тоном, насыщенностью и светлотой цвета. Его следует отнести к совсем иной плоскости. Дело в том, что цвета никогда не даются нам как таковые, сами по себе, всегда являясь цветом какого-либо предмета с определенной плоскостной структурой; стоит удалить эту структуру — и цвет изменится, станет не тем, чем был в действительности. Тон, насыщенность и светлота представляют собой лишь «материал» для психического проявления своеобразия цвета. Следовательно, один из основных вопросов психологии цвета — это вопрос о своеобразии проявления цветов, то есть вопрос о возможных проявлениях цвета или зрения вообще.

Кац различает два основных случая: первый, когда цвет дан в виде цвета от-дельных предметов, и второй, когда он не связан ни с каким отдельным предметом, будучи нерасчлененным и целостным.

Под этим последним случаем Кац подразумевает «освещенность». Возьмем для примера освещенность нашей комнаты. Можно ли сказать, что она представляет собой результат сложения цветов всех находящихся в комнате предметов? Разумеется, нет. Тон и светлота цвета предметов — одно, а освещенность — совсем другое. Освещенность не является свойством каждого отдельного предмета; она заполняет все пространство, распространяясь постольку и на отдельные предметы. Так обстоит дело и во всех других случаях. Одним словом, освещенность представляет собой одну из самостоятельных разновидностей проявления нашего зрения.

Совсем иначе происходит проявление своеобразия самих цветов. Как уже отмечалось, цвет всегда связан с каким-либо отдельным предметом, или, по крайней мере, является цветом чего-то. Кац отмечает следующие случаи проявления цвета:

1. Цвет плоскости — это тот случай, когда цвет дан на плоскости. Например, цвет неба безусловно переживается специфически — совершенно иначе, чем цвет того же тона, насыщенности и светлоты, но, скажем, на поверхности бумаги. Цвет плоскости мы видим, например, и закрытыми глазами — при воздействии на глаза сильного света. Ощутить цвет плоскости можно и в экспериментальной ситуации: возьмем какой-либо цветной, скажем красный, лист бумаги. Затем возьмем и второй, серый лист бумаги. Проколем его булавкой и через дырочку посмотрим на красный листок. Теперь цвет красного листа бумаги будет переживаться совершенно иначе, чем когда мы смотрим на него непосредственно. Здесь Кац говорит о редукции цвета плоскости.

Цвет поверхности переживается совершенно по-другому — это цвет поверхности предметов.

Иначе переживается цвет прозрачной плоскости, например, цвет цветного стекла.

И, наконец, иным является и цвет пространства — цвет цветной жидкости или газа.

Это и есть все те чувственные содержания, которые дает наше зрение.

Слух 1 .Шум

Какие качественно различные ощущения дает наш слух? Что замечает наше ухо? Естественно, звук. Однако звук бывает двух видов: шум и тон. Различие между ними переживается настолько очевидно, что никто никогда не путает шум и тон друг с другом. Тем не менее определить словесно, в чем именно заключается это различие, очень сложно, поскольку описать тон и шум как простейшие психические переживания так же невозможно, как и красный или любой другой цвет.

Шумы очень многообразны. Можно даже сказать, что весь мир связан с какими-то шумами. Чего стоит хотя бы уже то, что единственным чувственным материалом нашей речи является шум. Переживание тонов встречается несравненно реже, чем ощущение шумов. Несмотря на это, эти последние изучены значительно меньше, чем первые. Можно сказать, что физиологическая акустика, составляющая одну из центральных частей классической психологии, была скорее психологией тонов, нежели слуха вообще. Это, разумеется, объясняется не только тем, что шумы до сего времени все еще не стали предметом столь же точных исследований, как тона. Причина этого и в том, что любого рода шум — явление с чрезвычайно индивидуальными свойствами, поэтому усмотреть в нем порядок и закономерности весьма затруднительно. Возможно, именно этим и объясняется то, что шумы все еще не стали предметом специального, исчерпывающего изучения.

После Вундта принято различать три разновидности проявления шума: 1. Мгновенные, или моментальные, шумы — такие, например, как треск, хлопанье и др. Для этих шумов характерны внезапность, моментальность, они возникают и прекращаются подобно молнии. 2. Совершенно иначе переживаются, например, свист, шуршание, скрежет, громыхание. Они более продолжительны, непременно занимают более или менее длительный отрезок времени. Вундт такие шумы называл продленными. 3. Особенно интересны тональные, или звуковые, шумы. Это — тот своеобразный шум, который переживается в результате одновременного и беспорядочного воздействия тонов; например, если на клавиатуру рояля упадет нечто достаточно большое, то, конечно, каждая клавиша издаст свой тон, но в совокупности мы получим переживание не тона, а определенного шума.

Гельмгольц настоящим шумом считал именно эту форму шума. Шум, полагал он, по существу всегда представляет собой сложный феномен. Проанализировав его, в конечном счете получим лишь беспорядочную совокупность различных тонов. Следовательно, по его мнению, ухо способно дать только ощущение тона — других элементарных переживаний у него нет. Психологически эта мысль Гельмгольца неприемлема, ведь переживание шума специфично и совершенно не похоже на переживание тона. Тот факт, что одновременное звучание множества тонов переживается в виде шума, ни в коем случае не означает, что тут шум представляет собой сумму этих тонов, а мы будто различаем каждый отдельный тон, и при этом к переживанию одного тона прибавляется переживание второго, затем третьего и т.д., создавая в целом переживание шума. Это можно сказать только в том случае, если предварительно принять положение о том, что всюду, где подтверждается наличие раздражителя, непременно присутствует и соответствующее ощущение. Поскольку здесь, в случае тонального шума, на нас воздействует сложный раздражитель, в котором участвуют раздражители, соответствующие каждому отдельному тону (отдельной клавише), то подразумевается, что за каждым раздражителем следует ощущение соответствующего тона, а шум должен представлять собой лишь смешение этих ощущений. Однако мы знаем, что «гипотеза константности», на которой основывается данная предварительная посылка, психологически безусловно несостоятельна. Эта ошибка, допущенная Гельмгольцем, проистекает из того, что в своих психологических взглядах он опирался на гипотезу константности.

2. Тон

Психология тонов значительно более продвинута, чем психология шума. После Гельмгольца и Штумпфа тон изучен столь же точно, как и цвет. Однако, как и в случае цвета, исследователи больше интересовались психофизикой и психофизиологией тонов. Поэтому в дальнейшем стало необходимым заострить внимание на феноменологии тонов. Исследования Ревиша и Кёлера в этом направлении значительно обогатили психологию тонов.

Тона отличаются друг от друга прежде всего своей высотой. Всем знакомо своеобразное различие между высоким и низким голосами; именно эта особенность и подразумевается под высотой тона.

Разумеется, изменение высоты тона происходит постепенно, так что графическим изображением непрерывной последовательности тонов различной высоты вполне правомерно считать прямую, каждая точка которой соответствует определенной высоте тона. В этом многообразии тонов лишь некоторые привлекают особое внимание, и именно они находят свое применение в музыке. В европейской музыке особенное значение придается семи тонам, известным в итальянском искусстве под названием ёо, ге, ш1, Га, 8о1, 1а, 81.

Второе, что характерно для переживания любого тона, это его тембр. Уяснить, что такое тембр, достаточно легко — достаточно обратиться к простому примеру. Возьмем, скажем, один и тот же тон какой-либо определенной высоты на скрипке и на фортепьяно. Сколь немузыкальным бы ни был человек, он непременно различит эти тона друг от друга — один слышится совершенно иначе, чем другой. Данная особенность и называется тембром тона. Два абсолютно одинаковых инструмента дают совершенно одинаковые тона, различить которые невозможно — они имеют одинаковый тембр. Таким образом, тембр зависит от строения инструмента.

Невзирая на то, что тон того или иного тембра дает совершенно простое переживание, то есть он слышится как простой, один целостный тон, Гельмгольц тем не менее все-таки попытался предпринять его анализ, сделав вывод, что любой инструмент, подобно голосу человека, дает только сложные тона (относительно простой тон дает лишь камертон). Во всяком случае, физически это безусловно так. Разложив звуковые волны того или иного тона, получим простые волны, среди которых одна будет иметь наименьшую частоту колебаний; такой волне соответствует определенный тон — так называемый основной тон, а остальным волнам, более высокой частоты, — так называемые обертоны, поскольку высота тона зависит от частоты колебания воздуха.

Таким образом, когда мы слышим какой-либо тон одного инструмента, на нас воздействуют волны, соответствующие как основному тону, так и обертонам. Гельмгольц, как известно, придерживался гипотезы константности, рассуждая, стало быть, следующим образом: каждая волна, как определенный раздражитель, непременно должна вызывать соответствующее своему тону ощущение; стало быть, при воздействии на нас сложной волны мы должны иметь ощущение не одного тона, а целой группы тонов — основного тона и обертонов. Этим и обусловлено своеобразное звучание тона, его так называемый тембр, представляющий собой со-вокупность основного тона и обертонов. Поскольку каждый инструмент всегда имеет собственное отличительное строение, постольку различны и волны, соответствующие основному тону и обертонам, и совершенно очевидно, полагал Гельмгольц, что именно данное обстоятельство лежит в основе его своеобразного тембра.

Итак, согласно Гельмгольцу, каждый тон является сложным, включая в себя целый ряд тонов, а поэтому всегда имеет собственный тембр.

Известно одно наблюдение, именуемое резонансом. Если в комнату, в которой звучит какой-либо тон — скажем, определенное ёо, внести настроенный на этот же тон камертон, то вскоре и он начнет звучать. Это явление называется резонансом, тогда как камертон в данном случае можно назвать резонатором.

Данный факт Гельмгольц использовал для проверки своего взгляда на природу тембра. Скажем, мы полагаем, что в тембре в качестве обертонов должны участвовать какие-то определенные тона. Как нам убедиться, что это действительно так? Обратимся к соответствующим резонаторам! Внесем их туда, где звучат интересующие нас тона. Если зазвучат и резонаторы, то тогда станет очевидным, что тембр в самом деле представляет собой совокупность данных тонов. Именно так Гельмгольц пытался доказать правомерность своей теории о сложном составе тембра.

Однако этот опыт все же не доказывает того, что психологически тембр является не простым, а сложным переживанием. Дело в том, что, когда мы слышим определенный тон со своим специфическим тембром, мы слышим только этот конкретный тон, не воспринимая его как множество других тонов, поскольку их в этом случае мы просто не слышим, а потому переживания, ощущения других тонов у нас, естественно, нет. Но тогда какое имеем право утверждать, что данное ощущение все же существует! Опыты с резонаторами доказывают лишь одно — а именно то, что они позволяют получить ощущение каждого отдельного тона; но эти ощущения отдельных тонов возникают лишь в том случае, когда мы прибегаем к помощи резонаторов. Следовательно, из этого факта следует не вывод, сделанный Гельмгольцем, — будто данные ощущения существуют и без резонатора, — а исключительно то, что без резонатора они не существуют, ведь иначе для их получения резонатор нам бы не потребовался.

Впрочем, Штумпф уже давно доказал, что простые тона создают тембр не наподобие суммы психических атомов, а «сливаются» друг с другом, образуя неразрывную целостность, подчас настолько абсолютную, что их переживание в качестве сложного тона становится совершенно невозможным. Этот фактический результат исследований Штумпфа существенно противоречит положению Гельмгольца, лучше отражая истинное положение вещей. Тем не менее по сути Штумпф все-таки остается на позициях Гельмгольца, поскольку говорит о «слиянии» тонов. Ведь слиться может лишь то, что до этого, хотя бы логически, существовало раздельно. Следовательно, согласно Штумпфу, первичную реальность составляет опять-таки ощущение отдельного элементарного тона, а слияние как целостность, переживаемая, в частности, в виде тембра, представляет собой вторичное явление. В современной психологии отвергается и этот отголосок гипотезы константности, и тембр признан одной из первичных сторон тона.

Как уже отмечалось, многообразие тонов по их высоте можно выразить посредством линии, однако ни в коем случае нельзя утверждать, что здесь имеем дело с прямой. В самом деле, давно замечено, что за седьмым тоном — 81 следует тон, очень похожий на ёо, за ним — тон, звучащий почти как ге, далее тон, аналогичный ш1, и так далее до 81. Создается впечатление, как будто все семь основных тонов заново повторяются в той же последовательности, только в более высоком регистре. Так появляется так называемая вторая октава; за ней следует третья октава и так да-лее, до последней (всего различают семь октав). Очевидно, что поскольку тона непрерывно следуют один за другим, графическое выражение в виде линии остается в силе. Однако для адекватного изображения подобной последовательности тонов эту линию следует представить в виде спирали, как это впервые было показано Дроби— шем. Спираль в данном случае удобна потому, что она хорошо передает обе характер-ные стороны многообразия тонов — как непрерывное возрастание различия между тонами, так и периодическое повторение их родственности.

По мнению Гельмгольца и Штумпфа, подобная родственность октав определяется тем обстоятельством, что они имеют общие обертоны. Ревишем (1913) было доказано, что эта родственность имеет место и в случае простых тонов, где говорить об обертонах уже невозможно; следовательно, она должна иметь другую основу. Ре— виш полагал, что первичным свойством тонов является не одна лишь высота, а им присуще еще и другое первичное свойство — качество тона. По его мнению, родственность тонов различных октав объясняется их идентичностью по качеству, хотя по высоте они четко отличаются друг от друга.

Таким образом, после Ревиша наряду с высотой тона говорят и об его качестве.

Второе новое открытие в области психологии тонов также носит феноменологический характер. После экспериментов В. Кёлера выяснилось, что тон обладает еще одним, ранее незамеченным свойством, названным Кёлером вокальностью (гласностью). Оно заключается в том, что тона похожи на те или иные гласные звуки: один тон звучит, например, как «у», другой — как «о»; встречаются тона, звучащие как «а», «э» или «и». В общем данная последовательность совпадает с рядом тонов по высоте: низкие тона скорее приближаются к «у», а высокие, в конечном счете, — к «и».

Это открытие, между прочим, важно еще и потому, что позволило окончательно решить вопрос о том, почему гласные звуки нашей речи носят тональный характер, тогда как о согласных этого не скажешь. Прежде это объясняли тем, что относили гласные звуки к тональным шумам, то есть соединению простых тонов.

После Кёлера вопрос обернулся совершенно иначе; оказалось, что вокальным характером обладают сами тона, а, не наоборот, вокалы (то есть гласные) имеют тональный характер.

Выяснилось, что на линии тонов лишь вполне определенные точки имеют выраженную вокальность. Эти точки удалены друг от друга на расстояние октавы, и, следовательно, каждой октаве присуща своя определенная вокальность. Получается, что октавы разнятся не только по высоте, но и по вокальности.

Уже давно замечено, что наряду с изменением по высоте тон изменяется и в другом направлении — он как бы меняет свою «светлоту» и «массивность». Эти свойства — светлота и массивность — настолько тесно связаны с высотой тона, что прежде они считались не самостоятельными, а просто сопутствующими свойствами высоты тона. Нынче же эту устаревшую точку зрения следует признать ошибочной. Как выяснилось, светлота и массивность изменяются и в независимости от высоты тона. Следовательно, они представляют собой независимые особенности тона, занимающие в феноменологии тона такое же место, как и все остальные вышеотме- ченные признаки.