б) Табу властителей
Отношение примитивных народов к вождям, королям и священникам руководствуется деумя основными принципами, которые как будто скорее дополняют, чем противоречат друг другу. Их нужно бояться и оберегать[135].
И то, и другое совершается при помощи бесконечного числа предписаний табу. Нам уже известно, почему нужно остерегаться властителей: потому что они являются носителями таинственной чародейственной и опасной силы, передающейся через прикосновение, подобно электрическому заряду, и приносящей смерть и гибель всякому, кто не защищен подобным же зарядом. Поэтому следует избегать всякого посредственного и непосредственного соприкосновения с опасной святыней, и в тех случаях, где этого нельзя избежать, найден был церемониал, чтобы предупредить опасные последствия.И убийцы в Восточной Африке думают, например, что они умрут, если войдут в дом священнослужителя-короля, но что они избежат этой опасности, если при входе обнажат левое плечо и склонят короля прикоснуться к ним рукой. Таким образом, перед нами тот замечательный факт, что прикосновение короля становится целебным и защитным средством против опасности, грозящей от прикосновения к королю. Но тут речь идет о целебной силе преднамеренного, совершенного по инициативе короля прикосновения, в противоположность опасности, связанной с прикосновением к нему. То есть здесь противопоставляются активность и пассивность по отношению к королю.
Если речь идет о целебном действии прикосновения, то нам незачем искать примеры у дикарей. Еще недалеко то время, когда короли Англии проявляли такое же воздействие на скрофулез, носивший поэтому название «ТНе Юп§’з ЕуП». Королева Елизавета в такой же степени не отказывалась от этой части своих королевских прерогатив, как и любой из ее наследников. Карл I будто бы излечил в одну поездау 1633 больных. Во время царствования его распутного сына Карла II, после победы над великой английской революцией, исцеление королем скрофулеза достигло высшего расцвета.
Этот король за период своего царствования прикоснулся приблизительно к ЮООООскрофулезных больных. Наплыв жаждущих исцеления в иных случаях бывал так велик, что однажды шестеро или семеро из них вместо исцеления умерли, раздавленные в толпе. Скептик из Оранской семьи Вильгельм III, став королем Англии после изгнания Стюартов, отказался от такого чародейства. Единственный раз, снизойдя до этого, он это сделал со словами: «Дай вам бог лучшего здоровья и больше разума»[136].Следующее свидетельство может служить доказательством страшного действия прикосновения, при котором, хотя и не преднамеренно, проявляется активность, направленная против короля или того, что ему принадлежит. Вождь высокого положения и большой святости на Новой Зеландии забыл однажды в пути остатки своего обеда. Тут пришел раб — молодой, крепкий, голодный парень. Он увидел оставленное и набросился на пищу, чтобы съесть ее. Едва только он закончил еду, как человек, видевший это, с ужасом сказал ему, что он совершил покушение на обед вождя- Раб был крепким и мужественным воином. Но, услышав это со-
общение, он упал, с ним сделались ужасные судороги и к вечеру следующего дня он умер[137]. Женщина маори поела каких-то плодов и затем узнала, что они взяты с места,- на которое наложено табу. Она громко вскрикнула, что дух вождя, которого она таким образом оскорбила, наверное убьет ее. Это произошло около полудня, а к двенадцати часам следующего дня она была уже мертвой[138]. Зажигалка вождя маори погубила однажды несколько человек. Вожпь потерял ее, другие ее нашли и пользовались ею, чтобы закуривать свои трубки. Когда они узнали, кому принадлежит зажигалка, они умерли от страха[139].
Нечему удивляться, что явилась потребность изолировать от других таких опасных лиц, как вождей и духовных лиц, воздвигнуть вокруг них стену, за которой они были бы недоступны для других. Можно предположить, что эта стена, воздвигнутая первоначально из предписаний табу, существует еще и теперь в форме придворного церемониала.
Но, может быть, большая часть этого табу для властелинов не объясняется потребностью защищаться от них. Противоположная точка зрения в обращении с привилегированными лицами (потребность защищать их от грозящей им опасности) принимала явное участие в создании табу, а следовательно, и в развитии придворного этикета.
Необходимость защитить короля от всевозможных опасностей объясняется его огромным значением для блага его подданных. Строго говоря, его личность направляет течение мирового бытия. Народ должен его благодарить не только за дождь и солнечный свет, влияющие на урожаи плодов земли, но и за ветер, подгоняющий корабли к берегу, и за твердую почву, по которой ступают подданные[140].
Эти короли дикарей наделены могуществом и способностью делать людей счастливыми, свойственной только богам, в чем на
более поздних ступенях цивилизации их льстиво уверяют только самые усердные низкопоклонники из придворных.
Кажется явным противоречием, что лица, обладающие такой большой властью, сами требуют величайшей заботливости и охраны их от окружающей опасности. Но это не' единственное противоречие, проявляющееся в обращении с королевскими лицами у дикарей. У этих народов считается необходимым следить за своими королями, чтобы те правильно пользовались данными им силами. Подданные нисколько не уверены в их добром намерении и совестливости. К мотивировке предписаний табу для короля примешивается толика недоверия. «Мысль, что доисторическое королевство основано на деспотизме,— говорит Фрейзер,— потому что народ существует якобы только для его властелинов, никоим образом не применима к монархиям, которые мы тут имели в виду. Напротив, в них властелин живет только для своих подданных. Его жизнь имеет цену только до тех пор, пока он выполняет обязанности, связанные с его должностью, направляя течение явлений природы на благо своих подданных. Как только он перестает это делать или оказывается непригодным, заботливость, преданность и религиозное почитание, предметом которых он до того был в безграничной мере, превращаются в ненависть и презрение.
Он с позором изгоняется и может быть доволен, если ему сохранили жизнь. Может случится, что сегодня его еще обожают, как бога, а завтра его убивают, как преступника. Но у нас нет права осуждать такое изменчивое поведение народа — непостоянное и противоречивое. Народ остается безусловно последовательным. Если, по его мнению, их король — это их бог, то он должен быть и их защитником. А если он не хочет защищать народ, то пусть уступит место другому, более услужливому. Но пока король соответствует их ожиданиям, заботливость о нем не знает границ, и подданные заставляют его относиться к самому себе с такой же внимательностью. Такой король живет ограниченный системой церемоний и этикетов, закутанный в сеть обычаев и запрещений, цель которых никоим образом не состоит в том, чтобы возвысить его достоинство, и еще‘менее в том, чтобы увеличить его благополучие. Во всем этом сказывается только намерение удержать его от таких шагов, которые могли бы нарушить гармонию природы и вместе с тем погубить его самого, его народ и всю вселенную. Эти предписания, далеко не способствующие его благополучию, вмешиваются в каждый его поступок, уничтожают его свободу и делают жизнь короля, которую подданные его будто бы должны охранять, тягостной и мучительной».Одним из самых ярких примеров такого сковывания освященного властелина церемониалом табу является образ жизни японского микадо в прошлых столетиях. В одном описании, которому свыше двухсот лет, сообщается: «Микадо думает, что прикоснуться ногами к земле не отвечает его достоинству и святости. Если он хочет куда-то пойти, то кто-нибудь должен нести его на плечах. Но еще менее пристойно выставлять ему свою святую личность на открытый воздух. И солнце не удостаивается чести сиять над его головой. Каждой части его тела приписывается такая святость, что ни его волосы на голове, ни его борода не могут быть острижены, а ногти не могут быть срезаны. Но чтобы он не был очень грязным, его моют по ночам, когда он спит. Считается, что грязь, смываемая с его тела в таком состоянии сна, можно считать украденной, а кража такого рода не умаляет его достоинства и святости.
Еще в более древние времена он должен был каждое утро в течение нескольких часов сидеть на троне с царской короной на голове, но сидеть, как статуя, то есть не двигая руками, ногами, головой или глазами. Только таким образом, по убеждению японцев, он может удержать мир и спокойствие в царстве. Если он, к несчастью, повернется в ту или другую сторону или в течение некоторого времени обратит свой взор только на часть царства, то наступят война, голод, пожары, чума или какое-нибудь другое большое бедствие, которое опустошит страну»[141].Некоторые из табу для королей у варваров живо напоминают меры пресечения против разбойников. В 5Нагк Рот* при Кар Райгоп в Нижней Гвинее (Западная Африка) живет король-свя- щеннослужитель Кики1и один в лесу. Он не смеет прикасаться к женщине, не смеет оставлять своего дома, ни даже вставать со своего стула, в котором обязан спать сидя. Если он ляжет, то ветер стихнет и мореплавание приостановится. На его обязанности лежит сдерживать бури и вообще заботиться об умеренном здоровом состоянии атмосферы[142]. Чем могущественнее король Ьоагщо, говорит Бастиан, тем больше он должен соблюдать табу. И наследник престола с детства связан ими, и они множатся по мере того, как он растет; к моменту вступления на престол они его душат. Место не позволяет и наша задача не требует того, чтобы мы входили в более подробные описания табу, связанные с королевским и священническим достоинством. Укажем еще, что главную роль среда них играют ограничения свободы движения и диета. Но какое консервативное влияние оказывает связь с этими привилегированными лицами на древние обычаи, можно убедиться на двух примерах церемониала табу, взятых у цивилизованных народов, то есть у народов с более высокой степенью культуры.
Патеп 01аН5, первый священнослужитель Юпитера в Древнем Риме, должен был соблюдать особенно большое число табу. Он не должен был ездить верхом, видеть лошадей, вооруженных людей, носить цельное, не надломленное кольцо, завязывать узлом свои одежды, прикасаться к пшеничной муке или к прокисшему тесту.
Он не смел даже называть по имени козу, собаку, сырое мясо, бобы и плющ; волосы ему мог стричь только свободный человек (не раб) и бронзовым ножом, а его волосы и срезанные ногти нужно было хоронить под деревом, приносящим счастье; он не смел прикасаться к покойному, стоять с непокрытой головой под открытым небом и т. п. Жена его Иагшшса соблюдала, кроме того, еще особые запреты. На некоторых видах лестниц она не смела подниматься выше трех ступенек; в определенные праздничные дни ей нельзя было причесывать волосы; кожа для ее ботинок не могла быть взята от животного, умершего естественной смертью, а только от зарезанного или принесенного в жертву; когда она слышала гром, то становилась нечистой, пока не приносила очистительную жертву[143].Древние-короли Ирландии были подчинены целому'ряду чрезвычайно странных ограничений, от соблюдения которых ожидали всяких благ для страны, а от нарушения — всяких бедствий. Полный список этих табу помещен в Воок оГ К1§Н1з, самые старые рукописные экземпляры которых датируются 1390 и 1418 годами. Запрещения чрезвычайно детализированы, касаются различных родов деятельности в определенных местах и в определенное время. В таком-то городе король не должен пребывать в определенные дни недели, такую-то реку он не должен переходить в известный час, на такой-то равнине не должен останавливаться лагерем полных девять дней и т. п.[144]...
Тяжесть ограничений табу для королей-священнослужителей имела у многих диких народов исторически важные и на наш взгляд особенно интересные последствия. Эта должность перестала быть чем-то желанным. Тот, кому она предназначалась, прибегал к всевозможным средствам, чтобы избавиться от нее. Так, например, в СотЬос15сНа, где имеются король огня и король воды, часто приходится силой вынуждать наследников принять королевский сан. На №пе или 5аша§е 1$1апс1, коралловом острове в Тихом океане, монархия фактически пришла к концу, потому что никто не соглашался на такую ответственную и опасную должность. В некоторых районах Западной Африки после смерти короля собирается тайный совет, чтобы назначить его преемника. Того, на кого падает выбор, хватают, связывают и держат под стражей в доме фетишей до тех пор, пока он не соглашается принять корону. Иной раз предполагаемый наследник престола находит средства и пути, чтобы избавиться от предлагаемой ему чести. Так, про одного военачальника рассказывают, что он день и ночь не расставался с оружием, чтобы оказать сопротивление всякой попытке посадить его на престол[145]. У негров в Сьерра- Леоне сопротивление против принятия королевского достоинства так велико, что большинство племен было вынуждено избирать себе королей из чужеземцев.
Этими обстоятельствами Фрейзер объясняет тот факт, что в историческом развитии в конце концов произошло разделение объединенного духовно-королевского сана на духовную и светскую власть. Подавленные бременем своей святости, короли оказались неспособными осуществлять свою власть в реальных отношениях и были вынуждены передать ее менее значительным, но дееспособным лицам, готовым отказаться от почестей королевского достоинства. Из них впоследствии образовались светские власти, между тем как потерявший практически всякое значение духовный сан остался за прежними королями. Известно, насколько эта гипотеза находат подтверждение в истории Древней Японии.
Когда мы анализируем отношение примитивных людей к их властелинам, то в нас пробуждается надежда, что нетрудно будет перейти от их описания к психоаналитическому пониманию их. Отношения эти по своей природе очень запутаны и не лишены противоречий. Властелинам предоставляются большие права, совершенно совпадающие с табу для других. Они являются привилегированными особами. Они могут делать то и наслаждаться тем, что из-за табу запрещается всем остальным. В противовес этой свободе для них имеются свои табу, которые не распространяются на обычных лиц. Здесь, таким образом, возникает первая противоположность, почти противоречие между большой степенью свобода и большой степенью ограничений для одного и того же лица. Им приписывают необычные чародейственные силы и потому боятся прикосновения к ним или к их собственности. А с другой стороны, ждут самого благодетельного действия от этих прикосновений. Это кажется вторым, особенно ярким противоречием. Однако нам уже известно, что оно лишь кажущееся. Целебное и охраняющее действие имеет прикосновение, исходящее от самого короля с благостным намерением. А опасно только прикосновение к королю или чему-либо королевскому, вероятно, из-за напоминания о связанных с этим агрессивных тенденциях. Другое, не так легко разрешимое противоречие состоит в том, что властелину приписывается большая власть над явлениями природы, а в то же самое время считается необходимым с особенной заботливостью охранять его от угрожающей ему опасности, как будто его собственное могущество, способное так много совершить, защитить его не в состоянии. Другим затруднением в этих взаимоотношениях является недоверие к намерениям властелина использовать свое невероятное могущество должным образом на благо подданных и для своей собственной защиты. Поэтому подданные и считают себя вправе следить за ним. Этикеты табу, которым подчинена жизнь короля, служат одновременно всем этим целям: опеке над королем, защите его от опасностей и защите подданных от опасностей, угрожающих им с его стороны.
Само собой напрашивается следующее объяснение сложных и противоречивых отношений примитивных народов к их властелинам: из суеверных и других мотивов в отношениях к королям проявляются разнообразные тенденции, из которых каждая развивается до крайних пределов, не обращая внимания на другие. Отсюда впоследствии развиваются противоречия, которые, впрочем, мало замечает интеллект и дикарей, и народов, стоящих на более высокой ступени цивилизации, если дело идет об отношениях, касающихся религии или «лояльности».
Все это верно, но психоаналитическая техника, пожалуй, позволит проникнуть глубже в связь явлений и сказать нечто большее о природе этих разнообразных тенденций. Если мы проанализируем описанное положение вещей, как если бы оно составляло картину симптомов невроза, то начнем, прежде всего, с чрезмерной боязливой заботливости, которой хотят объяснить церемониал табу. Такой избыток нежности — обычное явление в неврозе, особенно в неврозе навязчивости, который мы в первую очередь берем для сравнения. Происхождение этой нежности нам вполне понятно. Она возникает во всех тех случаях, где, кроме преобладающей нежности, имеется противоположное, но бессознательное течение враждебности, то есть имеет место типичный случай амбивалентной направленности чувств.
Недоверие, кажущееся абсолютно необходимым при объяснении табу для короля, является иным прямым выражением той же бессознательной враждебности. Из-за разнообразия окончательного исхода такого конфликта у разных народов, у нас не было бы недостатка в примерах, на которых нам было бы гораздо легче доказать такую враждебность. У Фрейзера[146] мы узнаем, что дикие йттез из Сьерра-Леоне сохранили за собой право избивать выбранного ими короля в вечер накануне коронования. Они с такой основательностью пользуются этим конституционным правом, что несчастный властелин часто ненадолго переживает момент своего возведения на трон. Поэтому представители народа положили себе за правило избирать в короли то лицо, против кого они озлоблены. Но все же и в этих парадоксальных случаях враждебность проявляется не как таковая, а выливается в форму церемониала.
Другой образец отношения народов к своим властелинам вызывает воспоминание о душевном процессе, широко распространенном в области невроза и явно проявляющемся в так называемом бреде преследования. Тут невероятно увеличивается значение определенного лица. Его могущество чрезвычайно разрастается, чтобы тем легче возложить на него ответственность за все мучительное, случившееся с больным. В сущности, дикари таким же образом поступают со своими королями, приписывая им власть над дождем и солнечным светом, над ветром и бурей и низвергая или убивая их, если природа не оправдала их надежд на хорошую охоту или богатую жатву. Прообразом того, что параноик конструирует в бреде преследования, является отношение ребенка к отцу. Подобного рода всемогущество в представлении сына приписывается отцу, а недоверие к отцу тесно связано с завышенной оценкой его. Если параноик выбирает «преследователем» кого-то, с кем его связывают жизненные отношения, то тем самым он вводит его в круг людей, олицетворяющих отца, и ставит его в условия, позволяющие возложить на него ответственность за все переживаемые несчастья. Таким образом, эта вторая аналогия между дикарем и невротиком позволяет нам предполагать, как много в отношениях дикаря к своему властелину исходит из детской почи- таемости ребенком отца.
Но самое большое основание для нашей точки зрения, проводящей параллель между табу и невротическими симптомами, мы находим в самом церемониале табу, значение которого для положения достоинства было уже описано выше. В этом церемониале явно просматривается двусмысленное значение и его происхождение из амбивалентных тенденций, если только мы допустим, что он с самого зарождения предназначался для совершения производимого им действия. Он не только отличает королей и возвеличивает их над обычными смертными, но и превращает их жизнь в невыносимую муку, накладывает на них цепи рабства, гораздо более тяжелые, чем влачат их подданные. Этот церемониал кажется нам параллелью навязчивых действий невроза, в которых подавленное влечение и подавляющая его сила сливаются в одновременном общем удовлетворении. Навязчивое действие является, по-видимому, защитой против запрещенного действия. Но мы сказали бы, что в сущности оно является повторением запрещенного. «По- видимому» здесь относится к сознательному, «в сущности» — к бессознательной инстанции душевной жизни. Таким же образом и церемониал табу королей, вроде бы выражающий высший почет и защиту, представляет, в сущности, наказание за их возвышение, своеобразный акт мести, который совершают над ним подданные. Опыт, приобретенный Санчо Панса у Сервантеса в качестве губернатора острова, заставил его, по-видимому, признать, что именно такое понимание придворного церемониала соответствует истине. Весьма возможно, что нам удалось бы получить подтверждение нашим выводам, если бы мы могли услышать по этому поводу мнение современных королей и властелинов.
Очень интересную, но выходяшую за пределы этой работы проблему составляет вопрос, почему чувства к власть имущим содержат такую большую примесь враждебности. Мы уже указали на инфантильный характер комплекса ребенка по отношению к отцу. Прибавим еще, что самые исчерпывающие объяснения должно дать нам исследование доисторического периода образования королевства. Согласно данному Фрейзером освещению вопроса, оставляющему глубокое впечатление, но, по собственному его признанию, неубедительному, первые короли были чужеземцу, предназначенные после короткого периода власти для принесения в жертву как представители божества на торжественных праздниках[147]. И на мифах христианства отражается еще влияние этого факта истории развития королевского величия.
Еще по теме б) Табу властителей:
- ЛЕКСИКА
- Эпитафия
- Уроки безъязычия
- …Ad astra (к звездам)
- ПОПЫТКА ПСИХИАТРИЧЕСКОГО ПРОГНОЗА
- ЕСЛИ ПРЕДРАССУДОК НЕ СДАЕТСЯ, ЕГО... УВАЖАЮТ
- ОБЩЕСТВО
- б) Табу властителей