Типологический подход к анализу литературно-художественного произведения

Рассматривая идеи психологического литературоведения; в частности о двух типах в литературном творчестве — наблюдении или эксперименте — можно сделать вывод о том, что сам факт выделения типов является одним из важнейших подходов в анализе художественных произведений — подход на основе качественных различий.

В свое время К.

Понятия «экстраверсия» и «интроверсия», а также «наблюдение» и «эксперимент» можно применить и к живописи, в частности, реалистическая живопись — это удел людей экстравертированных, стремящихся с максимальной объективностью изобразить реальность. Абстрактная же живопись скорее связана с интровертированной личностью, стремящейся изобразить собственные фантазии и воображение. Отметим лишь, что разное искусство по-разному воспринимается в зависимости от преобладания экстраверсии и интроверсии.

На основе формулы, предложенной Г.

перечисления фактов, событий, предметов — мыслительный экстраверт;

описание органического мира (деревьев, животных, людей) — мыслительный интроверт;

описание пейзажей, природной стихии — сенсорный экстраверт;

описание болезненного состояния организма, его органов — сенсорный интроверт;

описание узоров, украшений, цветов — эмоциональный экстраверт;

проявление фантазии, воображения, метафоричность, наличие художественного персонажа — эмоциональный интроверт;

описание движения — интуитивный экстраверт;

описание застывших форм, покоя, отсутствие движения — интуитивный интроверт.

Используя данную схему, при анализе текста можно определить особенности психологического типа автора, а в случае, когда в тексте со-держатся признаки нескольких типов, выделить по частоте встречаемости доминирующий тип.

А. Пушкин

Прекрасно слово, ибо в слове оставит память человек. Уходим мы с земли, а слово от нас останется вовек.

Ас-Самарканди

Жизнь А. С. Пушкина хотя и была короткой, стала целой эпохой в развитии русской культуры. Пушкин — это начало отсчета великой русской литературы. Судьба Пушкина — поэта и человека — счастлива и трагична. Его дух свободы, творчества, любви и братской дружбы создают образ живейшего, энергичного, стойкого и яркого человека— сына своей эпохи.

Пушкин родился в семье, в которой высоко ценился литературный талант. Его друзья по лицею — талантливейшие люди, с которыми его связывала большая дружба. Его друзья и современники — Денис Васильевич Давыдов, Евгений Абрамович Баратынский, Николай Васи-льевич Гоголь, Антон Антонович Дельвиг, Александр Сергеевич Грибоедов, Василий Андреевич Жуковский, Петр Яковлевич Чаадаев, Петр Алексеевич Вяземский, семья Карамзиных...

Семья Карамзиных особо относилась к литературе, в их доме собирались известные писатели и поэты.

Как и многие друзья Пушкина, Карамзины были внимательны к его судьбе. Из переписки друзей мы узнаем о подробностях жизни и последних днях Пушкина, об особенностях его характера и об отношении к нему близких людей.

Труд поэта— трагическое ремесло. Как показывает история, жизнь поэта часто коротка. В жизни и творчестве Пушкина ощущается противоречие между реальностью, которая наносила суровые удары, и светлой радостью стихов, между тем, что окружало поэта и его любовью к тому, о чем он писал. Пожалуй, творчество и давало поэту «покой и волю», то есть то, чего в жизни было так немного. Даже друзья «сделали именно то, что я заклинал их не делать. Что за страсть — принимать меня за дурака и повергать меня в беду, которую я предвидел, на которую я же им указывал? Раздражают его величество, удлиняют мою ссылку, издеваются над моим существованием... О господи, освободи меня отмоихдрузей!» —с горечью пишет Пушкин сестре Ольге в 1925 г. И действительно, очень часто Пушкин встречал непонимание очень близких людей.

л

«Вы, вероятно, знаете, что Пушкин в настоящую минуту карабкается по Кавказу; это новое безумство, которое взбрело ему в голову; что касается нас, то мы мало сожалели о его отъезде, потому что он стал неприятно угрюмым в обществе, проводя дни и ночи за игрой, с мрачной яростью, как говорят... Каждое новое известие о нем доказывает, что он никогда не вернется на хорошую дорогу, и вызывает огорчение...», — писала С. Н. Карамзина Вяземским 25 марта 1829 г.

«Александр иначе и поступить не может. Но куда ему с его высокой созерцательной идеальной душой окунуться в самую обыденную прозу», — писала сестра, О. С. Павлищева, в 1832 г.

Сам же поэт обладал удивительными, редко кому данными способностями разговаривать с собеседником на языке тому близком, обычном, понятном, что подтверждают многие, близко знавшие поэта [34, с.

Короткая жизнь великого поэта была насыщена событиями, впечатлениями, потрясениями и утратами. В период радостного ожидания и литературного вдохновения болдинской осени Пушкин пережил тяжелое потрясение от известия о смерти Дельвига. «Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная... никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду — около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели». А потом стихи-провидение:

И мнится, очередь за мной, Зовет меня мой Дрлівиг милый, Товарищ юности унылой, Товарищ песен молодых, Пирсв и чистых помышлений, Туда, в толпу теней родных Навек от нас утекший гений.

Недолго поэт жил после ухода близкого друга.

Накануне дуэли Пушкин «был спокоен, смеялся, разговаривал, шутил, он несколько судорожно сжал мне руку, но я не обратила внимания на это», вспоминает С. Н. Карамзина. Воспоминания о А. С. Пушкине его друзей, повествование о жизни эмоционального, чувствительного человека, богатейшей и исключительной натуры, которого не баловала судьба.

«Пушкин — высокое создание, оставил мир, в котором он не был счастлив... Великому и доброму Пушкину следовало иметь жену, способную лучше понять его и более подходящую к его уровню, — писала Е. А. Карамзина. — Пусть их рассудит бог, но эта катастрофа ужасна и до сих пор темна; он внес в нее свою долю непостижимого безумия."

Бедный, бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неосторожности, оп-рометчивого поведения своей молодой красавицы-жены, которая, сама того не подозревая, поставила на карту его жизнь против нескольких часов кокетства. Не думай, что я преувеличиваю, ее я не виню, ведь нельзя же винить детей, когда они причиняют зло по неведению и необдуманности» [34].

В марте 1837 г. Ал. Н. Карамзин писал: «Пушкин торжествовал одно мгновение, — ему показалось, что он залил грязью своего врага и заставил его сыграть роль труса. Но Пушкин, полный ненависти к этому врагу и так давно уже преисполненный чувством омерзения, не сумел и даже не попытался взять себя в руки...

Он страдал ужасно, он жаждал крови, но богу угодно было, на наше несчастье, чтобы именно его кровь обагрила землю.

Говорили, что Пушкин умер уже давно для поэзиц. Однако же нашлись у него многие поэмы и мелкие стихотворения. Я читал некоторые, прекрасные донельзя. Вообще в его поэзии сделалась большая перемена, прежде главные достоинства его были удивительная легкость, воображение, роскошь выражений и бесконечное изящество, соединенное с большим чувством и жаром души; в последних же произведениях его поражает особенно могучая зрелость таланта; сила выражений и обилие великих, глубоких мыслей, высказанных с прекрасной, свойственной ему простотою; читая их, поневоле дрожь пробегает, и на каждом стихе задумываешься и чуешь гения. В целой поэме не встречается ни одного лишнего, малоговорящего стиха!!! Плачь, мое бедное отечество! Не скоро родишь ты такого сына! Нарождении Пушкина ты истощилась!» [34].

Жизнь гения прошла в нужде и лишениях. Дружба и любовь согревали его, но в последние месяцы своей жизни он пережил, пожалуй, самое большое разочарование в жизни, в любви и друзьях. И он знал, что именно в 37 лет произойдет нечто роковое в его судьбе.

Когда ему было 19 лет, он приходил к известной в Петербурге ясновидящей. И она сказала ему, что через неделю к тебе придут деньги, а еще через неделю пригласят на службу казенную. Пушкин ушел с друзьями в веселом настроении и не отнесся серьезно к словам провидицы. Но велико было удивление поэта, когда через неделю на Не- ском проспекте он встретил своего лицейского друга, который возвратил ему давний карточный долг, а еще через неделю Пушкину сооб-щили о приглашении приехать в Польшу на казенную службу.

Потрясенный Пушкин вновь отправляется к ясновидящей, прося поведать о том, что ждет его в будущем, какова будет его судьба. Провидица сказала ему: «До 37 лет не бойся ничего, а в 37 бойся белой головы, белой лошади или белого человека». Много лет Пушкин жил, помня о роковых годах, которые подступали все ближе и ближе. Пос- ледниетри месяца были мучительными, и, по-видимому, он достигтого рубежа, когда нужно было победить или погибнуть.

Немало работ посвящено изучению рукописей Пушкина. Многие исследователи занимались их разгадкой, устанавливая личности тех людей, которых запечатлел поэт, работая над своими произведениями. Яркая образная выразительность рисунков Пушкина, неповторимая манера письма всегда дорога нам. Они во многом проливают свет на мучительные переживания, терзавшие великого поэта, на его самоиронию, тайны и проблемы. Если всмотреться в рукописи Пушкина, то нельзя не увидеть, что весь почерк его и начертания букв и рисунки — легкий, стремительный, летящий, что вполне отвечало его темпераменту. Рисунки Пушкина как бы рождались сами собой, иногда как воплощение мелькнувшей идеи, иногда вслед за ней, как ее развитие, иногда же в поисках единственно нужного, точного слова или рифмы рука поэта машинально чертила образ. Они так органично вплетаются в ткань пушкинских рукописей, что лишь специальными исследованиями можно было установить, что появилось на бумаге раньше — строки стихов или рисунки. Исследователи творчества Пушкина считают, что чаще всего рисунки появлялись в момент душевного волнения поэта, неясной тревоги или смятения. Графика его рукописей — это дневник в образах, зрительный комментарий Пушкина к самому себе.

Графическое наследие поэта чрезвычайно разнообразно: портреты, пейзажи, фигуры скачущих лошадей, росчерки, виньетки и, наконец, иллюстрации к собственным произведениям. Рисунки Пушкина свидетельствуют о многогранном таланте великого поэта. Его «быстрый карандаш» в несколько штрихов мог выполнить портрет, в котором угадывались характерные черты, то неповторимое, из чего складывается личность, индивидуальность. В его набросках было подчас больше сходного с моделью, чем в иных портретах профессионалов-мастеров. В рукописях Пушкина удивительная портретная галерея: Вольтер, Дж. Байрон, Д. Дидро, П. Чаадаев, великолепные женские портреты:

Е. К. Воронцовой, А. Ризнич, Е. В. Вельяшевой и, конечно же, А. П. Керн — тонкие, изящные профили... Портрет Анны Петровны Керн считается одним из лучших в пушкинской графике.

Особое место в графике поэта занимают автопортреты. Они разновозрастны: от молодого юноши до лысого старика. От легкого вдохновенного профиля в нескольких штрихах до сдобренных известной долей юмора шаржированных, как «автопортрет в тюрбане», I иллюстраций, или сюжетных изображений, как в беседе с Онегиным на берегах Невы или на коне в бурке с пикой.

Рисунки Пушкина, представляющие собой следы напряженной ; мысли и исканий поэта, нередко становятся законченными графиче-скими произведениями, поражающими своей неожиданностью, мно- |гослойностью смысла. Исследователь рисунков Пушкина А. Эфрос [118] писал: «Рисунок I Пушкина возникает из стихописания: это означает, что рисунок Пушкина обуславливается и формируется его почерком. Формально можно сказать, что проблема пушкинского рисунка есть проблема пуш- ¦ кинского почерка. Пушкинская скоропись художественна в том же смысле, в каком художественны его рисунки. Автографы Пушкина зри- ¦тельно вызывают чисто эстетическую реакцию, такую же, какую вызывают произведения искусства. Это нечто совсем другое, нежели „красивый почерк", — им обладали многие; красивый почерк был у Лермонтова, у Тургенева, у Блока; красивый почерк — это понятие условное и прежде всего — внеэстетическое. Автографы Пушкина художественны, как художественны вязи арабских, персидских слов, выведенные искусными писцами. В них есть ощущение прекрасного расщепа пера, излучающего тончайшую цветную влагу на белое поле листа. Почерк Пушкина по-восточному стремителен и целен. Это не отдельные буквы, условно соединенные между собою для образования слова, — это единая, непрерывная графическая линия, образующая внутри себя символы для звуков. Как река волны, он формирует, связывает, катит буквы и шумит языками росчерков и концов, энергичных, нежеманных, неокругленных, прямо отводящих избыточную энергию письма в свободную плоскость страницы». «Языки росчерков — источник рождения пушкинского рисунка. Это мост между графикой его слова и графикой его образа. Росчерки, хвосты, концы заканчиваются арабеском (финалы ряда автографов), арабеск завивается птицей (надпись «История села Горюхина»); птицы пронизываются очерками женских ножек (черновое начало «Осени») и т. п. Это прием глубоко традиционный, коренной, свойственный самой природе скорописи в те времена, когда она была еще искусством, а не только сред- ством закрепления речи. У Пушкинатакова беловая заглавная надпись. «Стихотворения Александра Пушкина, 1817— один из прекраснейших образцов подобного рода».

Рис. 9.1. Образец почерка А. С. Пушкина

Зуев-Инсаров [43], анализируя почерк Пушкина, пришел к заключению о том, что почерк поэта во многом определяется самодовлеющим настроением момента. Временами это относительно спокойное письмо с достаточно ровными строками, равномерно распределенны- - ми нажимами, непринужденно, но тщательно исполненными рисунками буквы, мимо исполнения которых автор не мог пройти, не вло- [ жив в него блеск своей творческой фантазии и не разукрасив отдельные ' буквы художественно затейливыми рисунками завитков и полудуг. Вре- ( менами почерк Пушкина — это сплошной графический взрыв: резкие, сильные, густые нажимы конечных штрихов букв, с силою выброшен- I ные вверх чернильными флагами, поднимающиеся штрихи букв (осо- бенно характерно «д»), причем резко сделанные углы переплетаются с I мягкими дуговыми линиями, как жестикуляция Пушкина всегда ко: лебалась между мягкими, округлыми, мимическими движениями и броскими, внезапными переходами от одного резкого жеста к другому. В этих же сильных и густых нажимах сказались весь его темпера- 1 мент, склонность к сильным вспышкам гнева, даже моментами жестокости и позже известная озлобленность. Быстрота почерка, 1 способность к графическим комбинациям в связках элементов рисунка букв — изумительны кривые линии самых различных радиусов кривизны — умещаются на незначительном пространстве и отличаются красотою, изяществом и гармонией, смелостью отдельных начертаний. Все это говорит о быстроте умственных процессов, способности ' необычайно быстро ориентироваться в окружающем, смелости полета мысли, общей одаренности, известном интеллектуальном кокетстве. I Почерк Пушкина имеет густые, сильные, отчетливые нажимы, но рас- { пределены они неравными по силе мазками, что указывает на перепады настроений, активности, порывистость, вспыльчивость, различные I по силе вспышки энергии, обостренность нервной чувствительности.

Гласные буквы по преимуществу открыты, как открыты и мимические жесты автора, что должно указывать на откровенность и доверчивость натуры. О том же свидетельствует его не снижающийся и ясный к концу рисунок слов в противовес почерку людей, наделенных замкнутостью и хитростью, маскирующих заключительные буквы слов (высота букв чаще всего постепенно снижается и последняя буква этих слов обращается в сплошной штрих), подобно тому, как они при разговоре не высказывают своих глубоко затаенных мыслей. Щедрость, с которою Пушкин оставляет громадные поля, широкие интервалы между словами, несомненно, указывают на его непрактичность, безразличное отношение к деньгам и склонность к широкому размаху в личной жизни. Если вглядеться с точки зрения художественности и гар-

Рис. 9.3. Рисунки А. С. Пушкина

моничности, рисунки букв пушкинского письма вполне соответствуют и как бы запечатлевают всю тонкость и художественность мысли великого поэта. Подъемы и срывы линий и штрихов указывают на однородные явления и в его психике. Этот человек способен и на сумасбродные поступки, особенно если при этом затронуто его болезненное самолюбие. Язык его тогда может сделаться весьма и весьма острым, автор умеет оборвать собеседника, не считаясь с его положением в обществе и вредом, наносимым себе. На все это указывают неровность нажима, открытость букв, ясность окончаний, означающие

неуравновешенность, порывистость, склонность открыто высказывать свои мнения и отсутствие расчетливости в отношениях; уверенность в начертаниях свидетельствует и об его уверенности в себе, о самооценке и отчасти о тщеславии; этими штрихами Пушкин как бы подчеркивает свое «я». Многие из оставленных Пушкиным автографов заполнены рисунками, разбросанными на полях, между строк, даже поверх текста, что лишний раз убеждает в образности и конкретности его мышления. Мысль непосредственно сопровождает и образ. Поиск новых Фафических рисунков букв, добавлений к ним в виде завитков, дуг и т. п. указывает и на его творческие поиски мысли. В своих увлечениях Пушкин должен быть большим экспериментатором, проявляя в них часто больше любознательности, чем страстности.

«Работая над почерком Льва Толстого, я обратил внимание на изумительный по терпению и тщательности рисунок его «н», — пишет В. В. Зеньковский [40]. Это, без сомнения, должно свидетельствовать о развитости сдерживающих центров у автора, присутствии значительных волевых данных, выносливости, умении сопротивляться влиянию».

Этого у Пушкина нет, его «н» начертано, как «и», на это начертание не надо употреблять много движений. Приставив линейку к строкам его письма или взглянув на них с левой стороны листа, через свет, мы можем легко убедиться, что строки не имеют прямого направления: одни поднимаются, другие опускаются или образуют дугу. Все это указывает на недостаточность сдерживающих начал у автора, на способность воли находиться под влиянием порывов чувств, а также показывает, что природная воля у автора не сильна и склонна принимать формы аффекта. (О последнем свидетельствует геометрическая невыдержанность всего письма, импульсивность нажимов, неровность линий строк, отчасти и полей, неравномерность интервалов между словами и т. п.)

Чувство легкой досады должно вспыхивать у автора необычайно легко. Его можно расположить к себе ласкою и внешней уступчивостью, нетрудно вызвать в нем жалость. В последних письмах Пушкина заметно озлобление, нарушение душевного равновесия. Появление замкнутости, мнительности и подозрительности объясняется уязвленным самолюбием, отчасти ревностью. Об этом свидетельствуют злоупотребления резкими нажимами пера и в силу того — их неровность и импульсивность, срывы в рисунке, линий строк и большая замкнутость гласных букв. Постоянства горьковского письма у Пушкина нет, да это было бы и несвойственно его живой и эмоциональной натуре. Правда, в нем нет и патологических уклонов письма Достоевского и Соловьева, нет и неврастеничности гоголевского письма. Это просто неуравновешенная, страстная, но в основе здоровая натура, лишь затравленная окружающими условиями жизни и окружающими людьми, не способная выносить существующего насилия над личностью, но и не имеющая сил порвать со всем этим.

До сих пор остается загадкой писательское и поэтическое творчество известных поэтов и писателей, но не менее любопытно их рукописное наследие. Рукописи знаменитых писателей и поэтов стали предметом специального изучения, с помощью которого можно пролить свет на многие и многие тайны их писательского и поэтического творчества-

Пушкин не оставлен без внимания и В. И. Батовым: «Много ли мы знаем о психологии личности поэта? И чем дальше во времени уходит от нас гений, тем меньше остается достоверных источников, отражающих его истинный психологический уклад... остается Язык творчества поэта, его Слово — исчерпывающий и достоверный источник информации о нем самом, — пишет автор. — Современная наука, постоянно совершенствуясь, может изучать особенности личности !Д С. Пушкина и его творческой жизнедеятельности на основании его языка и удивительных рисунков, оставленных на полях рукописей».

«Великая поэзия есть выражение душевного состояния», — писал (А. Бергсон. А душевное состояние гения поэзии никого не оставляет равнодушным. А. Шлегель был убежден в том, что «лирическое стихотворение — это музыкальное выражение душевных переживаний с помощью языка». В. И. Батов [14] попытался рассмотреть только два вопроса, наиболее различимые в современном гуманитарном видении мира. Первый: можно ли найти естественнонаучные психологические основания, подтверждающие широко распространенное мнение о крайней изменчивости настроения и поведения Пушкина? Второй: [есть ли основания полагать, что последние годы жизни окрашены в какие-то иные психологические тона, отличные от психологической палитры более ранних периодов жизни?

Применяя специально разработанный для этих целей метод и исследуя материал лирических стихов Пушкина с 1815 по 1836 гг., автору удалось получить интереснейший материал, который позволил сделать вывод о том, что «палитра психологических характеристик, формирующая психологический статус личности Пушкина, динамична во времени и весьма пестра по содержанию».

Пушкин — ярко выраженный циклотимик, то есть его психическая деятельность подвержена периодическому колебанию эмоционального тонуса, и как следствие этого наблюдаются значительные перепады интеллектуальной продуктивности, что отражается и в настроении, и в двигательной активности, и в работоспособности.

В таблице 11 приводятся данные, полученные в исследовании В. И. Батова[ 14] на основе психолингвистического анализа стихотворных лирических произведений Пушкина с помощью компьютерной программы ЛИНГВА-ЭКСПРЕСС.

Данные, помещенные в таблице, подтверждают известный факт периодических изменений, свойственных большинству людей. Автор пишет о том, что у сверхталантливой личности эти изменения имеют весьма глубокое «погружение»: от экзальтации (с трудом сдерживаемая и мало осознаваемая психологическая норма чувства «радости от Табл и ца Ц

Данные психолингвистического анализа стихотворений А. С. Пушкина Год Первая строка стихотворения Частота встречаемости 1815 Где наша роза, друзья мои? 5 1816 Слыхали ль вы, за рощей глас ночной 9 1817 Не спрашивай, зачем унылой думой 15 1818 Любви, надежды, тихой славы 22 1819 Художник-варвар кистью сочной 37 1820 Зачем безвременную скуку 51 1821 Я пережил свои желанья 54 1822 Сижу за решеткой в темнице сырой 77 1823 Свободы сеятель пустынный 91 1824 Фонтан любви, фонтан живой! ПО 1825 Храни меня, мой талисман, 126 1826 Под небом голубым страны своей родной 156 1827 Во глубине сибирских руд 170 1828 Снова тучи надо мною 194 1829 Я вас любил: любовь еще быть может, 216 1830 Что в имени тебе моем? 229 1831 Ревет ли зверь в лесу глухом, 267 1832 В тревоге пестрой и бесплодной 269 1833 Не дай мне бог сойти с ума 281 1834 Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит - 283 1835 Последняя туча рассеянной бури! 287 1836 Я памятник себе воздвиг нерукотворный, 307

жизни»), переходящей в эйфорию (психологическая аномалия того же чувства), до меланхолии (психологическая норма — «здравствуй, грусть»), переходящей в депрессию (психологическая аномалия — «черная хандра»). В первом случае (возбуждение, радость) это происходит на фоне высокой интеллектуальной отдачи и высокопродуктивной работоспособности, во втором (торможение, подавленность) — на фоне снижения познавательной и моторной активности.

Далее, Батов помимо циклотимии находит у Пушкина шизотими- ческие черты. Кроме того, автор, опираясь на динамику состояний поэта, делает вывод о том, что колебания психических компонент синхронизированы во времени, что свидетельствует о «монолитной» прочности, целостной устойчивости психологического склада Пушкина на протяжении всей его жизни. И эта устойчивость заключается в периодичности смены настроения и творческой продуктивности, и какой продуктивности!

Результаты анализа отражают максимальную интенсивность депрессии, которая приходится на 1822 г. Отмечается сравнительно высо-кий уровень интровертированной направленности общения. Цикло- тимическая депрессия, по мнению автора, характеризуется психическим возбуждением, творческой продуктивностью, двигательной активностью, и при этом сопровождается чувством вины и тревоги.

Действительно, в 1822 г. Пушкин находился в ссылке в Кишиневе, 'испытывал острое чувство скуки, заявляя: «Непобедимое волненье |меня к лукавому влекло». В письме П. А. Плетневу он пишет: «Ты, ко-нечно, извинил бы мои легкомысленные строки, если бы знал, как |часто бываю подвержен так называемой хандре. В эти минуты я зол на ;целый свет».

Автор считает, что наблюдаемая у Пушкина шизотимия синхронно [присутствует на фоне неустойчивого настроения: то повышенного — с гиперактивностью, завышенной самооценкой, экзальтацией; то пониженного — с вялостью, рассеянностью, обидчивостью, капризностью. Мышление эгоцентрично и многосюжетно, весьма гибкое, продуктивное, но «странное» для окружающих. А. Ф. Вельтман писал: '«Тогда в Пушкине было еще несколько странностей, быть может, неизбежных спутников гениальной молодости. Он носил ногти длиннее ногтей китайских ученых. Пробуждаясь от сна, он сидел голый в постели и стрелял из пистолета в стену». Брат поэта также свидетельствует

том, что однажды Пушкин исчез и пропадал несколько дней. Дни эти он прокочевал с цыганским табором.

В. И. Батов показывает, что психопатические черты в психологическом складе Пушкина лишь провоцируются ситуацией и были дос-таточно заметны в 1822 и 1836 гг. Вот один из примеров. И. А. Тургенев в письме к П. А. Вяземскому пишет: «Кишиневский Пушкин ; ударил в рожу одного боярина и дрался на пистолетах с одним полковником, но без кровопролития. В последнем случае вел себя, сказывают, хорошо... Денег у него ни гроша... Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты» [34].

Говоря о тех или иных чертах личности Пушкина, мы имеем в виду [особенности его темперамента, состояния эмоциональной сферы. Некоторые патологические проявления, на наш взгляд, могут быть связаны с истощением нервной системы поэта. Поэтическое творчество

и свободолюбие достаются дорогой ценой.

Возможно, такое состояние привело к написанию стихотворения ' «Не дай мне бог сойти с ума», которое свидетельствует о жажде жизни ' и любви ко многому из того, что окружало Пушкина, а также о горечи и тяжести переживания происходящего.

Причины его депрессии вполне объективны. Еще два пика депрессии приходятся на 1825—1826 гг. и 1829-1831 гг. А это время, о котором сам Пушкин в письме П. А. Плетневу пишет: «Милый мой, рас- скажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска. Тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30-ти лет жизни игрока. Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день ото дня далее... если я и не несчастлив, по крайней мере, не счастлив» (31 августа 1830 г.).

В январе 1831 г. умирает близкий друг поэта Дельвиг. «Ужасное из-вестие получил я... Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная... Баратынский болен с огорчения. Меня-то не так-то легко с ног свалить. Будь здоров — и постараемся быть живы», — пишет Пушкин Плетневу.

Депрессия снижается к 1832 г., и этому также есть объективные причины, поскольку удалось многое опубликовать, расплатиться с долгами и обрести долгожданное семейное счастье и любовь.

Какой одаренный, талантливый, трудолюбивый и свободомыслящий человек выдержал бы несколько ссылок, тяжелую потерю друзей, с которыми был связан теснейшими духовными узами, трагические декабрьские события 1825 г., острая ограниченность в средствах отца четырех детей, который находит время и силы заботиться о семьях друзей. Но и это еще не все! Жизнь человека, которому предсказана трагическая гибель в 37 лет, требует большого мужества, а кроме этого обострение болезни (аневризма), семейная драма, непонимание близких, ощущение униженности. Пушкин хочет уединиться в деревне, на что имеется множество причин, помимо творческих задач. Но и это ему не позволяют сделать. И при этом титаническая литературная работа творца русского языка!

Творческая индивидуальность Пушкина чрезвычайно многогранна. Об этом можно судить не только по его поэзии и прозе, но и по рисункам, почерку. Его психологический склад нельзя отнести к одному из психологических типов. В его деятельности актуализируются по крайней мере несколько типов, в частности мыслительная интра- версия, сенсорная экстраверсия, эмоциональная интроверсия и интуитивная экстраверсия, что является признаком гибкости, изменчивости, адаптивности, внутреннем контроле, высокой чувствительности и эмоциональности, способности многое предвидеть. И, несмотря на все тяготы судьбы, Пушкин обладал веселым нравом, известной долей иронии, склонности к изящной пародии стиха. Так, описывая бедствия, связанные с наводнением в «Медном всаднике», Пушкин разряжает драматическое напряжение неожиданной шуткой:

... Греф Хвостов, Поэт, любимый небесами, Уж пел беосмгртными стихами Несчастье невских берегов.

Граф Хвостов слыл незадачливым литератором, которых обычно называют графоманами. «Над ним не только смеялись, на нем нередко вымещали досаду», — пишет В. Л. Новиков в «Книге о пародии». В письме к Плетневу 3 августа 1831 г. Пушкин горестно замечал, что Хвостов пережил и Веневетинова, и Дельвига: «Хвостов и меня переживет. Но в таком случае, именем нашей дружбы, заклинаю тебя его зарезать, — хоть эпиграммой». Неизвестный художник изобразил А. С. Пушкина гигантом, рядом с которым Хвостов напоминает маленькую Моську.

Рис. 9.5. Карикатура неизвестного художника

Говорят, умеренные страсти — удел заурядных. Тот вклад, который сделал Пушкин в русскую культуру, потребовал от него огромных усилий. Только человек глубоких страстей, обладающий гигантской энер- (гией и темпераментом, был способен на такую титаническую работу, которую проделал он. «Минута, и стихи свободно потекут» — так было, но вглядываясь в черновики поэта, мы увидим кропотливую работу над воображением, словом, историей. Вдохновение всегда чередуется Г с упадком сил, депрессией, но только у очень сильных духом можно наблюдать трагическое остроумие. Творчество как проявление жара души требует огромной отдачи сил. И вся эта титаническая работа делалась отнюдь не под одобрение и приветствия современников. Спра- / ведливы слова Фрейда, что культура была создана под влиянием жиз- ненной необходимости за счет удовлетворения влечений, и она по большей части постоянно воссоздается благодаря тому, что отдельная личность, вступая в человеческое общество, снова жертвует удовлетворением своих влечений в пользу общества.

А. Блок

Александр Блок — романтический поэт Серебряного века. Многие поколения любителей поэзии находятся под обаянием его притягательной личности. Стихи Блока начинают читать с юных лет; там находят близкие для себя мотивы люди в любом возрасте. Поэзия Блока неис-черпаема, как сама жизнь.

А. М. Горький говорил о нем: «Это настоящий, волею божьей поэт и человек бесстрашной искренности». С именем Блока связано появление нового жанра — лирической поэмы, в которой соединялись в циклы отдельные стихотворения. Каждый цикл — это раскрытие темы, волнующей автора. Раскрывая тему, Блок обращался к мистическому мировосприятию, стремясь понять волнения души, опираясь на жизненные реалии. Мистически окрашенные мечтания в начале творчества переходили в размышления о жизни и смерти, через которые пробилась любовь к жизни, к Незнакомке, Прекрасной Даме как воплощению вечной женственности и красоты, создающей опору для любви к реальной женщине.

Главная идея его поэзии — проникновение в мир тайны, потребность ощутить новые ритмы бытия, понять новую религию жизни и создать нечто новое и прекрасное в себе как личности, чтобы сознательно и бесповоротно служить России.

«История искусства отличается от истории техники тем, что в нем прежние создания не умирают и даже не становятся призраками. Старое воскресает в новом соединении», — писал В. Шкловский в книге «Энергия заблуждения». В творчестве Блока есть такое воскрешение, и он сам осознавал это. «Лирика есть „я , и весь мир поэта лирического лежит в его способе восприятия. Это заколдованный круг, мистический», — писал Блок.

Гоголь писал о Птице-Тройке, символизирующей Россию, уносящейся вперед. Шло время, и уже не тройка, а железный локомотив мчался по железным дорогам. Железная дорога вдохновила Некрасова. В романах Толстого именно с железной дорогой связаны кульминационные сцены в судьбах женщин — Катерины Масловой и Анны Карениной. И вот новая трагедия женской судьбы в стихотворении Блока «На железной дороге» замыкает круг трагических символов России. Под насыпью, во рву некошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом. Всю обойдя платформу длинную, Ждала, волнуясь под навесом.

Три ярких глаза набегающих— Нежней румянец, круче локон: Быть может, кто из проезжающих Посмотрит пристально из окон...

Вагоны шли привычной линией, Подрагивали и скрипели; Молчали желтые и синие; В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блеклыми, Ее, жандарма с нею рядом...

Лишь раз гусар, рукой небрежною Облокотясь на бархат алый, Скользнул по ней улыбкой нежною... Скользнул — и поезд вдаль умчало.

Так мчалась юность бесполезная, В пустых мечтах изнемогая... Тоска дорожная, железная Свистела, сердце разрывая...

Да что — давно уж сердце вынуто! Так много отдано поклонов, Так много жадных взоров кинуто В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами, Вам все равно, а ей довольно: Любовью, грязью иль колесами Она раздавлена — все больно. Сам Блок писал, что поэты интересны тем, чем они отличаются друг от друга, а не тем, в чем они подобны друг другу. И так как центр тяжести всякого поэта — его творческая личность, то сила подражательности всегда обратно пропорциональна силе творчества... Таким образом, в истинных поэтах подражательность и влияние всегда пересиливаются личным творчеством, которое и занимает первое место.

Ассоциативность творчества Блока собирает и интегрирует многие образы, созданные своими литературными предшественниками, усиливая впечатления трагедии. Кто знает, может быть за трагическим образом женщины стоит судьба России.

Г. В. Иванов, анализируя стихотворение Блока «На железной дороге», пишет, что сами «колеса» оказываются своего рода синонимом или своего рода условным обозначением значительно более широкого, более емкого понятия мчащегося куда-то «поезда», а «поезд» — в отличие от толстовского — ассоциируется в сознании Блока со стремительно проносящейся мимо людей жизнью, туманной мечтой о счастье, тайной сладостью надежд и явной горечью разочарований.

Острота чувств поэта рождает оптимистический парадокс. «Жить на свете страшно и прекрасно», — пишет он в своем дневнике.

Перечитывая стихи А. Блока, например:

Я ШЕЯ во тьме дождливой ночи И в старом доме у окна, Узнал задумчивые очи Моей тоски. — В слезах, одна Она смотрела в даль сырую... Я любовался без конца, Как будто молодость былую Узнал в чертах ее лица. Она взглянула. Сердце сжалось, Огонь погас — и рассвело, Сырое утро застучалось В ее забытое стекло.

или всем знакомое:

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века— Все будет так. Исхода нет.

Умр"шв — начнешь опять сначала, И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь.

Вечность бросила в город Оловянный закат. Край небесный распорот. Переулки гудят.

Ваг бессилье гаданья У меня на плечах. В окнах фабрик — преданья О разгульных ночах.

Оловянные кровли — Всем безумным приют. В этот город торговли Небеса не сойдут.

Этот воздух так гулок, Так заманчив обман. Уводи, переулок, В дымно-сизый туман

Можно сделать вывод о том, что в его поэзии проявляется «экстра- вертированный интуитивный тип». Наиболее яркой чертой этого типа является предвидение социальных изменений. Внимание человека интуитивного типа чаще всего направлено на движение, изменение. [Своей интуицией Блок не только тонко улавливает изменения, происходящие в жизни, культуре, душе человеческой, но и утверждает возможность увидеть мир прекрасным.

Многие стихи Блока начинаются с фиксации движения. Наблюде- > ние за движением, изменениями, а также движение самого автора — : наиболее частая позиция поэта или экспозиция его стихов. Вот первые строки его нескольких стихотворений: «Я шел во тьме дождливой ночи...»; «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо...»; «Я вышел в ночь, —узнать, понять...»; «Зимний ветер играеттерновником...»; «Мы • шли на Лидо в час рассвета...»; «Среди гостей ходил я в черном фраке...»; «Прискакала дикой степью...»; «Ты проходишь без улыбки...»; «Блеснуло в глазах. Метнулось в мечте...»; «Вечность бросила в город...»; «Иду — и все мимолетно...»; «Лазурью бледной месяц плыл...»; «К вечеру вышло тихое солнце...»; «Протекли за годами года...»; «Миры : летят. Года летят. Пустая Вселенная глядит в нас мраком глаз...».

Многие стихи и суждения Блока — свидетельство его глубокой интуиции, которая способна стирать «случайные черты». Его интуиция

устремлена в будущее, она жизнеутверждающая, основанная на глубоких переживаниях. «Человеческая совесть побуждает человека искать лучшего и помогает ему порой отказываться от старого, уютного и милого, но умирающего и разлагающегося, — в пользу сначала неуютного и немилого, но обещающего новую жизнь», — писал Блок.

А. Блок — ярчайший поэт Серебряного века. Отточенность и мудрость его поэзии трогает сердца и умы многих людей.

Твсй взгляд — да будет тверд и ясен. Сотри случайные черны — И ты увидишь: мир прекрасен. Познай, где свет, — поймешь, где тьма. Пускай же все пройдет неспешно, Что в мире свято, что в нем грешно, Сквозь жар души, сквозь хлад ума.

Однако в числе его современников были люди, которые иронично воспринимали поэзию Блока. Стихи Блока казались смешными пародистам, поскольку блоковский новаторский поэтический язык изрядно расходился с привычными для пародистов нормами. В. Л. Новиков пишет, что Блок творил новую норму. И сегодня наше эстетическое сознание включает эту норму как естественную, а отклонением предстают уже нормы и представления недальновидных современников Блока. И мы не обижаемся за Блока, читая пародии, где наши любимые строки обозваны «стишинами полусонными».

Анализ почерка А. Блока

Можно сделать вывод о том, что почерк Блока обладает высокой степенью геометрической выдержанности письма (ровность линий строк и полей, равномерность интервалов между строками и словами, равносильность нажима и т. п.), что определяет высокую степень волевого развития человека, запаса нервно-психической энергии, трудоспособности. Равномерность нажима указывает на выдержанность и равномерность прилива энергии, известную уравновешенность натуры.

Блока можно отнести к людям, привыкшим к точности и порядку, которые проявляют эти свойства и в своем письме. Буквы имеют достаточно ясный, простой и законченный вид, тщательно расставлены знаки пунктуации.

Рис. 9.7. Образец почерка Л. Блока

В некоторых случаях наблюдается изолированность связок (несвязность букв), что свидетельствует о непрактичности, мечтательности, богатой фантазии, а также о неумении оценить свои идеи с точки зрения логики, критически отнестись к ним, провести между ними параллель, о развитом эстетическом чувстве, преобладании конкретных и реальных образов и интуиции над абстрактным мышлением. Чаще всего подобная изолированность букв встречается в почерках поэтов, писателей, художников.

Беглый и размашистый почерк — свидетельство предприимчивости и активной деятельности. Быстрая восприимчивость. Способность легко ориентироваться в незнакомой обстановке.

В одном из писем к К. С. Станиславскому Блок писал, что «теме о России» он посвятил «сознательно и бесповоротно» всю свою жизнь. Он подчеркивал, что в его признаниях и стремлениях нет ни тени «пуб- лицистического разгильдяйства», что он ни в коем случае не хочет забывать «форму» для «содержания», пренебрегать «математической точностью, строжайшей шлифовкой драгоценного камня».

Обращаясь к интерпретации интуитивного типа, выполненной на основании типологии К. Юнга и И. Майерс-Бриггс, можно сказать, что девизом людей интуитивного типа, к которому, по нашему мнению, относится Блок, является «Благородное служение обществу». Если ограничиться одним-единственным словом для характеристики этого типа, то этим словом будет идеализм. Такие люди вырабатывают свои идеалы при помощи глубоко индивидуального субъективного подхода к окружающей действительности и ставят их на службу обществу. При этом они часто смотрят на себя как на некую Жанну д'Арк, чье призвание состоит в благородной помощи обществу.

Они живут, руководствуясь собственным жизненным кодексом, и, хотя не стремятся навязывать миру своих собственных правил, от себя требуют весьма строгого подчинения им. Тем не менее, в общем, они стремятся быть приятными и добродушными. Они предпочитают «приладиться» без лишних трений, нежели возбудить спор, если, конечно, это не принуждает их идти наперекор своим идеалам. Если же окружающие критикуют или отрицают их кодекс, они могут стать очень настойчивыми и весьма агрессивными, нередко удивляя этим и других, и самих себя.

Мужчины этого типа обычно воспринимаются окружающими, и в особенности ревнителями «мужественности», как слишком вежливые, мягкие, а то и слабые. Они достаточно уступчивы, внимательны к чужому мнению, но сколь бы привлекательно это ни выглядело со стороны, таким мужчинам нередко недостает командной жилки, обычно свойственной сильному полу; правда, когда они чувствуют, что их системе ценностей угрожает опасность, их мягкость уступает место твердости и настойчивости. Людям, которые не понимают их особенностей, они могут казаться неуравновешенными и взбалмошными, то податливыми, то донельзя упрямыми, а то и вовсе неконтактными, непонятными и мрачными личностями.

Они противятся подведению их под определенную категорию и часто стремятся делать то, что опровергает устоявшееся представление об их характере. Этим отчасти объясняется их непредсказуемость и неистовость в отдельных случаях.

Они стремятся к самопознанию, самоопределению и согласию с самим собой. Самый важный для них вопрос: «Кто я такой?» Они находят в своих предрасположениях дальнейший материал и вдохновение для исследований в этой безграничной области, снова и снова задаваясь тем же вопросом. Благодаря качествам интровертов их размышления направлены на самих себя, свойства интуиции обеспечивают их чувством бесконечных возможностей, заключенных в человеке, чувствительность заставляет задуматься о том, как использовать эти возможности к своей собственной пользе и на благо окружающих, а качества воспринимающего позволяют сохранять восприимчивость к постоянному потоку новой информации. Открытый и рефлективный подход к жизни, свойственный им, порождает намного больше вопросов, нежели ответов.

Порядок и аккуратность не доминируют над теплотой душевных связей, исключение составляют те вечера, когда ожидаются гости: тогда все должно быть подчинено созданию наилучших условий для прият-ного препровождения времени. Они предпочитают уступать, нежели 1 вступать в спор, грозящий серьезными неприятностями и ведущий к дисгармонии в отношениях. Но все это может отойти в тень, если возникает угроза их «кодексу»: тогда в благодушном до того доме устанавливаются строгие правила и накаляется атмосфера.

Интроверсия может повредить их взаимоотношениям с окружаю-щими: нередко их чувства, их любовь гораздо глубже, чем они умеют ¦ выразить. Если в отношениях с их участием достаточное внимание будет уделено поддержке, поощрениям и комплиментам, если обе стороны будут чувствовать себя в своей тарелке, то сочетание интровер- сии и чувствительности может привести к тому, что стороны будут | стараться избегать спорных моментов — только бы между ними не было | разногласий. Например, после продолжительной внутренней борьбы \ они могут прийти к выводу, что некоторые изменения необходимы для ; общей же пользы, но если они поделятся своими соображениями с неподготовленным партнером, едва ли удастся избежать конфликта.

Их добродушный внешний вид, скрывающий внутренние бури, может служить причиной нервного срыва. Они могут легко сделаться 1 добровольными мучениками. Предпосылки для мученического венца , закладываются рано. Детьми они могут проводить дни напролет в мечтах, в размышлениях о том, что ведомо лишь им одним. Как правило, учатся они хорошо и тратят много сил на то, чтобы расположить к себе учителей. Школу заканчивают с хорошими результатами, часто их успехи следуют за ними и далее. Для того чтобы доставить удовольствие окружающим, они могут заняться предметами, к которым не имеют ! особых склонностей, и даже преуспеть в них. Но сомнения в собственных силах и самокритика всегда начеку. Даже если им прямо скажут, |Что они сделали «хорошую работу», они знают, что высший, истин- і ный судья — они сами, и могут наказать себя за то, что что-то сделано |Не так хорошо, как им бы хотелось.

Можно сказать, что, хотя им и нравится учиться, добиваться успехов и радовать других, порадовать самих себя им удается очень редко; они часто напоминают себе, что могли бы сделать все еще лучше. Эта борьба между самоодобрением и самоотрицанием длится всю жизнь. И в результате они почти всегда оценивают себя ниже, чем следует.

Ценности, свойственные им в семейной и внутренней жизни, отражаются и на их профессиональной ориентации: и здесь их отличает цельность натуры, трудолюбие, идеализм, чувствительность и за-бота об окружающих. Таким людям свойственны способность к самокритике и стремление к совершенству. Они могут быть превосходными музыкантами или хорошими учителями, но, даже увенчанные похвалами и наградами, не верят в себя, не довольствуясь достигнутым.

В конце концов, этот тип людей в качестве своего жизненного поприща выбирает то, что должно служить их идеалам.

О. Мандельштам

Еще немного — оборвут Простую песенку о глиняных обидах И губы оловом зальют.

О. Мандельштам

В поэзии и жизни О. Мандельштама огромную роль играет судьба, которая не есть слепой рок, а предполагает высший смысл таинственной синергии между велением Божьим и волей человека, свободное исполнение человеком и Божьего замысла. Такой и была жизнь Мандельштама. «16 строчек о Сталине в ноябре 1933 г. никак нельзя рассматривать как случайность, как безрассудное дерзновение: они сердцевина жизненного и творческого пути. Его итог и предопределение», — пишет Н. Струве.

Мандельштам как никто другой умел выбрать мгновение, схватить его как специфичность, найти именно то, что преодолевает мгновенность; одновременно, со свойственным ему чувством юмора, избегал абсолютизировать мгновение, тем самым предохраняя его для будущего.

Между 1917 и 1925 гг. в поэзии Мандельштама можно расслышать несколько противоречивых голосов, в которых и роковое предчувствие, и мужественное принятие «скрипучего поворота руля», и все более щемящая тоска по ушедшему времени и золотому веку, и утверждение примата духовных ценностей над социальными переменами:

Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства! Но жертвы не хотят слепые небеса: Вернее труд и постоянство.

Мандельштам описывает процесс создания стихотворения следующим образом: «Стихотворение живо внутренним образом, тем звучащим слепком формы, который предваряет написанное стихотворение. Ни одного слова еще нет, а стихотворение уже звучит. Это звучит внутренний образ, это его осязает слух поэта». Во многом сходен этот процесс с состоянием Анны Ахматовой, которая также отмечала возникновение «все победившего звука», предшественника слов: «Причем одни его считают плачем // Другие разбирают в нем слова».

Ахматова высоко ценила Мандельштама как поэта и с интересом относилась к его внутреннему миру. А Мандельштам считал, что музыка является незыблемой скалой ценностей; Ахматова говорила о том, что «в музыке Осип был дома, и это крайне редкое свойство» [47, с. 25].

Композитор А. Лурье считал, что для поэтов, даже самых подлинных, контакт со звучащей, а не воображаемой музыкой не является необходимостью, а их упоминания о музыке носят скорее отвлеченный характер. «Но Мандельштам представлял исключение: живая музыка была для него необходимостью. Стихия музыки питала его поэтическое сознание, как и пафос государственности, насыщавший его поэзию...

...Мандельштам страстно любил музыку, но никогда об этом не говорил. У него было к музыке какое-то целомудренное отношение, глубоко им скрываемое. Иногда он приходил ко мне поздно вечером, и по тому, что он быстрее обычного бегал по комнате, ероша волосы и улыбаясь, но ничего не говоря, и по особенному блеску его глаз я догадывался, что с ним произошло что-то „музыкальное... Потом неожиданно появлялись его стихи, насыщенные музыкальным вдохновением» [47, с. 33].

Как и Ахматова, Мандельштам не соблазнился опьянением свободы. Они предчувствовали роковой исход похмелья. Мандельштам пишет: «И в декабре семнадцатого года // Все потеряли мы, любя... »

И действительно, политическая ситуация деградировала, материальные условия становились невыносимыми и многие представители интеллигенции стали искать прибежище на юге России. Начинается эра расставаний, которую Мандельштам выразил так: «Кто может знать при слове — расставанье, // Какая нам разлука предстоит!»

В феврале 1921 г. А. Блок выступил на годовщине смерти А. С. Пушкина с речью, в которой были слова: «Поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем». Мандельштам же пишет:

Неутолимые слова... Окаменела Иудея. И с каждым мигом тяжелея, Его поникла голова. Стояли воины кругом На страже стынущего тела: Как венчик, голова висела На стебле тонком и чужом. И царствовал и никнул Он, Как лилия, в родимый омут. И глубина, где стебли тонут, Торжествовала свой закон.

Не говорите мне о вечности— Я не могу ее вместить. Но как же вечность не простит Моей любви, моей беспечности?

Я слышу, как она растет И полуночным валом катится. Но — слишком дорого поплатится, Кто слишком близко подойдет.

И тихим отголоском шума я Издалека бываю рад, — Ее пенящихся громад, — О милом и ничтожном думая.

После полуночи сердце ворует

Прямо из рук, запрещенную тишь,

Тихо живет, хорошо озорует—

Любишь — не любишь — ни с чем не сравнишь.

Любишь — не любишь, поймешь — не поймешь... Так почему ж как подкидыш дрожишь После полуночи сердце пирует, Взяв на прикус серебристую мышь.

В поэзии Мандельштама просматриваются типологические особенности сенсорного интровертированного типа, по К. Юнгу. Признаком этого типа является частое упоминание о состоянии тела и его ощущениях. Наиболее часто — это фантомы, боли, дискомфортные ощущения. В его стихах мы находим меткое выражение о состоянии тела: Не мучнистой бабочкою белой В землю я заемный прах верну. Я хочу, чтобы мыслящее тело, Превратилось в улицу, страну — Позвоночное, обугленное тело, Осознавшее свою длину.

или

Мир начинался страшен и велик. Зеленой ночью папоротник черный, Пластами боли поднят большевик Единый продолжающий, бесспорный, Упорствующий, дышащий в стене: Привет тебе, скрепитель добровольный Трудящихся, твой каменноугольный Могучий мозг — гори, гори стране!

Близкие к Мандельштаму мысли об искусстве высказывал Уильям Блэйк (читал ли его Мандельштам, мы не знаем, на Гумилева влияние Блэйка установлено). У английского поэта мы находим райское, христоцентричное определение воображения, то есть того же искусства.

«Мир воображения принадлежит миру вечности, — писал Г. Пауль. — Все вещи заключены в их вечных формах в божественном теле спасителя, истинной лозе вечности. Воображение предстало мне приходящим на Суд со своими святыми, отбросив все времена, чтобы водворилась вечность. Жители этого рая проводят время вбеседах о духовных усладах. Здесь уже не говорят о добре и зле, ни о тайнах лабиринта Сатаны: они ведут беседу с вечными реальностями — теми, что существуют в человеческом воображении» [95, с. 138]. О Мандельштаме наиболее ярко писал Н. Струве: «Русский и западник, по существу истинный европеец, природно неуклюжий, но преодолевший эту неуклюжесть врожденным ритмом, болезненный, но всегда „с поднятым лицом", не свой в обществе, но побеждающий эту чуждость через страдание, боязливый в обыденном, малом, но во многом „ненужно отважный", любивший современный комфорт, но осужденный на нищету, любящий жизнь до страсти во всем ее разнообразии, но твердо и смело идущий на смерть, поэт города и чернозема, мешающий без зазрения совести конкретное и абстрактное, современник всего исторического прошлого и влюбленный в новейшие времена, нисходящий до давно прошедшего, чтобы лучше охватить будущее, пассеист и пророк, архаист, последователь Державина и новатор, соревнующийся с Хлебниковым, „исходящий всегда из смыслов, чтобы дойти до песни, что звучит в душе", космичный наподобие Тютчева и ребячливый, как Верлен, босяк и драчун, как Виллой, созерцатель, как Данте, у себя дома в музыке и в картинах, любопытный к новейшим наукам и изобретениям, отягченный тяжестью тысячелетий, но свежий и новый, как только что вышедший из купели, метафорический донельзя, как Рембо, и предельно ясный, как Расин, неудобопонятный для многих, но „слишком хорошо понятный всеми" (настолько, что остался под запретом полвека после смерти), симфонический, как Бетховен, прозрачный, как Шуберт, дока-зательно логичный, как Бах, непредвидимо гармоничный, как Моцарт, точный, как фламандцы и импрессионистичный, как Пис- сарро, шагающий вдоль и поперек по векам и просторам, но враг „все- ядства", всегда помнящий о двойственности времени, одновременно разрушающего и созидающего, стремящийся заполнить пустоту, заклясть не сущее, спасти время, историю и человека через чудот-ворство поэзии, но знающий, что подлинное спасение находится по ту сторону литературы, и даже поэзии, в подражание Христу вплоть до мученичества» [95, с. 139].

А. Ахматова

Что возникает в памяти, когда мы произносим: «Анна Ахматова»? Удивительный образ возвышенного, поэтичного и сильного человека, а еще рослая красавица в синем платье с глубоким декольте в желтой шали, черная челка, приспущенная на лбу, нос с горбинкой.

Каков душевный мир этой удивительной поэтессы и замечательной женщины? Сколько исследователей задавали себе этот вопрос. Написано множество книг и статей, а сколько будет написано еще! Каждый исследователь изучает жизнь великой поэтессы, исходя из своих целей, подходов, взглядов, возможностей.

Например, музыковеды, написавшие множество работ о поэзии Анны Ахматовой и музыке, считают, что «выявить с исчерпывающей полнотой роль музыки в жизни Ахматовой пока затруднительно: творческая биография поэта еще не написана, не существует и основательно документированного описания «земного пути» Анны Андреевны

Ахматовой, с непоказным душевным величием перенесшей и те испытания, что выпали на долю многих ее спутников по XX в., и те, что были уготованы ей лично» [47, с. 3].

Автобиографические и мемуарные заметки Ахматовой немногочисленны, лаконичны, фрагментарны. О музыке в них говорится редко, скупо (хотя порой и очень весомо). Психология, к сожалению, чрезвычайно мало внимания уделила творчеству Анны Ахматовой. Прежде всего это связано с тем, что раздел психологии ис-кусства и психологический анализ художественного произведения еще не получили должного развития, хотя все предпосылки для этого есть.

Рассмотрим стихотворение, написанное 20 сентября 1960 г.:

Ты растешь, ты цветешь, ты — в звуке, —

Я тебя на новые муки

Воскресила—дала врагу...

Восемь тысяч миль не преграда,

Песня словно звучит у сада,

Каждый вздох проверить могу.

И я знаю — с ним ровно то же

Мне его попрекать негоже,

Эта связь выше наших сил, —

Оба мы ни в чем не виновны,

Были наши жертвы бескровны —

Я забыла, и он — забыл.

Автопортрет Ахматовой написан с очень большим сходством, в 1913 г.:

На шее мелких четок ряд, В широкой муфте руки прячу, Глаза рассеянно глядят И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней От лиловеющего шелка, Почти доходит до бровей Моя незавитая челка.

И не похожа на полет Походка медленная эта, Как будто под ногами плот, А не квадратики паркета. Я пришла к поэту в гости. Ровно в полдень, в воскресенье; Тихо в комнате просторной, А за окнами мороз... ...Как хозяин молчаливый Ясно смотрит на меня!

У него глаза такие,

Что запомнить каждый должен;

Мне же лучше, осторожной,

В них и вовсе не глядеть. * * *

Пророчишь, горькая, и руки уронила, Прилипла прядь волос к бескровному челу, И улыбаешься — о, не одну пчелу Румяная улыбка соблазнила

И бабочку смутила не одну...

(1921, сборник «Anno Domini»)

Тот же голос, тот же взгляд, Те же волосы льняные, Все как год тому назад. Сквозь стекло лучи дневные Известь белых стен пестрят... Свежих лилий аромат И слова твои простые.

1909

ВЕЧЕР

Как этот ветер грузен, не крылат! С надтреснутою дыней схож закат,

И хочется подталкивать слегка Катящиеся вяло облака.

В такие медленные вечера Коней карьером гонят кучера, СИЛЬНЕЙ веслом рвут веду рыбаки,

ОЖЕСТОЧЕННЕЙ рубят лэсники

Огромные, кудрявые дубы...

А те, кому доверены судьбы

Вселенского движения и в ком

Всех ритмов бывших и небывших дом,

Слагают окрыленные стихи,

Расковывая косный сон стихий.

Анализируя эти строки на основании типологии Юнга, можно выделить два психологических типа — интуитивный экстраверт и эмо-циональный интроверт.

Проявление интуитивного типа связано с присутствием движения: «растешь», «воскресила», «восемь тысяч миль не преграда». Интуитивные интроверты — это люди с чрезвычайно утонченной натурой, чувствительной нервной системой, чутко вглядывающиеся в то, что изменяется, развивается. Они обладают способностью предсказывать события важной социальной значимости. Это люди, умеющие жертвовать, привязанные в силу рока к новым возможностям. Это подтверждает и сама Ахматова: «наши жертвы»; «каждый вздох проверять могу».

О наличии эмоциональной интроверсии свидетельствуют строки, в которых «новые муки», в которых страсть, перенесенные страдания, чуткое переживание душевных волнений другого, очень близкого че-ловека, связь с которым выше разъединяющих сил. Эмоциональный интроверт либо заимствует художественный образ, либо творит свой. Перед нами замечательные стихи, созданные истинным поэтом. Для эмоциональных интровертов весь окружающий мир — толчок к их эмоциям, в бездне которых созидается свой яркий, страстный мир поэзии, прозы, живописи, музыки. Почерк Анны Ахматовой четкий, разборчивый, время от времени строки устремляются вверх. Подпись разборчива и тоже немного приподнимается над строками. В нем простота, размеренность, искренность и оптимизм. По-видимому, эти качества послужили тому, что Анна Ахматова смогла выжить и выстоять. Ведь для поколения, к которому принадлежит Анна Ахматова, Осип Мандельштам и многие другие русские интеллигенты, противоречия жизни, ее контрасты стали источником острых эстетических переживаний и размышлений о судьбе России, о русском искусстве. Не случайно именно к этому поколению были обращены слова: «Мы были музыкой во льду» [47].