Упражнения

Подберите себе партнера, которого мало знаете или не знаете совсем. Один из вас будет А, другой — В. А будет задавать вопросы. Упростите себе задачу, группируя вопросы так, как это делал я.

Затем перейдите к вопросам о том, чего ваш партнер никогда не видел и должен сконструировать: Как вы выглядите с моей точки зрения? Как бы выглядели, если бы были лысым?

Потом можно перейти к аудиальным вопросам. Какую музыку вы любите? Какая дверь в вашем доме хлопает громче всего? Попробуйте услышать, как вы поете песню «У Мэри был ягненок».

Это — все вопросы, стимулирующие оценивание аудиального опыта. Невербальные ответы на них будут систематически отличаться от ответов на визуальные вопросы. Теперь задайте несколько кинестетических вопросов: Как вы чувствовали себя утром? Какова на ощупь шерсть вашего кота?

Женщина: «Есть ли разница в движениях глаз, если человек вспоминает реально слышанный звук, или когда он представляет себе, что бы мог напоминать этот звук?»

Когда вы говорите «представляет», то это предполагает «представления», картины, зрительные образы. Спрашивайте о звуках, которые партнер должен создать. Различия, о которых вы спрашиваете, конечно будут. Откройте их для себя.

Я хотел бы предостеречь вас от двух ошибок. Вы можете подумать, что слово «думать» представляет собой одну репрезентативную систему. Но это не так. Слова «думать, понимать, осознавать, верить, чувствовать, знать» являются неспецифическими. Не используйте эти слова, потому что ответ, который вы получите, будет случайным.

Вы всегда будете получать спутанные ответы, если спросите, например: «Помните ли вы свои ощущения, которые испытывали тогда, когда вам в последний раз случалось плавать?» В этом случае вы требуете, чтобы человек сделал две вещи: вспомнил и почувствовал.

Если вы получаете ответы, смысла которых понять не можете, спросите человека, что он делал, отвечая на ваш вопрос. Ваша работа в том, чтобы установить связь между тем, что вы непосредственно наблюдаете, с вопросами, которые вы задаете. Связывайте род ин-формации, заложенный в ваших вопросах, с невербальными ответами, с движениями глаз собеседника. Если чего-то не понимаете — спрашивайте. Вот что я увидел снаружи. Как это соответствует вашему внутреннему опыту? Если собеседник не знает, попросите его угадать, предположить.

Если вы вообще не получаете никаких реакций в ответ на ваши вопросы, сделайте вопросы более труд-ными. «Какого цвета туфли были у вашей матери, когда вы видели ее в последний раз?» Если вы спрашиваете, какого цвета глаза матери, и не получаете никакого ответа, сделайте вопрос более трудным: «Глаза у вас тоже голубые. Но темнее или светлее, чем глаза матери?» Это более сложный, требующий произвести операцию сравнения вопрос. Собеседник должен будет сформировать образ цвета своих глаз и цвета глаз матери и сравнить их.

Визуальная оценка глазодвигательных реакций для «нормально-организованного праворукого человека».

ВС — визуальные сконструированные образы.

ВЭ — визуальные образы-воспоминания, или эйдетические образы.

(Расфокусирование взгляда и его неподвижность также говорят о процессе визуального оценивания.)

АС — аудиальные сконструированные образы.

АВ — аудиальные образы-воспоминания.

К — кинестетические ощущения (а также вкус и запах).

А — аудиальные образы.

Через четыре-пять минут вы определите для себя, какие движения глаз делает ваш партнер, используя в этот момент определенную репрезентативную систему. Затем поменяйтесь ролями, так чтобы оба из вас имели возможность задавать вопросы, и наблюдать ответы.

Вы встретитесь с людьми с самой необычной церебральной организацией. Но в любом случае эта организация будет систематической. Даже человек, смотрящий прямо вверх, если он испытывает кинестетические ощущения, и прямо вниз, созерцая внутренние образы, будет в этом постоянен. Важно, чтобы в вашем сенсорном опыте отразилось, кто что делает. А сейчас приступайте к упражнениям и откройте для себя то, что вам удастся открыть.

* * *

ОК. Как идут упражнения? Многие из вас озадачены. У некоторых из вас возникли затруднения или вопросы, кто-то растерялся. Давайте разберемся.

Женщина: «Мы пришли к выводу, что легче обучиться, наблюдая за тем, кто задает вопросы, нежели за тем, кто отвечает. По движению глаз задающего вопросы можно определить, какого рода вопрос будет задан».

Мужчина: «Когда я задал моему партнеру аудиаль- ный вопрос, он дал на него визуальную реакцию».

Помните ли вы свой вопрос?

Мужчина: «Каковы первые четыре ноты в Пятой симфонии Бетховена?»

ОК. Встретился ли кто-нибудь с чем-то аналогичным? Некоторые из вас задавали аудиальные или ки-нестетические вопросы, замечая, что собеседник в от- вет визуализирует, а затем выдает вам аудиальную или кинестетическую информацию. Понятно ли вам, что здесь происходит? Крис, что вы делали в ответ на вопрос о Пятой симфонии? Читали ли вы нотные знаки? Или видели пластинку?

Крис: «Нет, я слышал эти ноты».

Так, вы их слышали. Осознали ли вы появление пе-ред этим какого-нибудь зрительного образа? Тут мы имеем дело с одним из интереснейших несоответствий между сознанием и тем, что Крис предлагает невербально.

Крис, знаете ли вы, с каких четырех нот начинается Пятая симфония Бетховена? Да, вы знаете.

Женщина: «Но это может быть для него чем-то пространственным».

Можете ли вы обеспечить сенсорным опытом слово «пространственный»? В тех случаях, когда мы будем слышать от вас слова типа «задумчивый» или «пространственный», мы будем просить вас до или после употребления таких слов просто сказать о том, что вы слышали, или видели, или ощущали, чтобы мы могли с вами согласиться или не согласиться.

Женщина: «Хорошо. Я услышала: «та-та-та-та» и увидела какой-то кусочек пространства. Ног я не видела».

Те из вас, у кого сейчас были подобные Крис парт-неры, пусть проверят с ними то, что я скажу. С ними происходит следующее: они ищут и находят визуальный образ, который каким-то способом воспроизводит ответ на вопрос. Затем, просто имитируя этот визуальный образ, они слышат звуки, соответствующие данному визуальному опыту.

Сейчас мы должны указать на одно различие. Слова, которые человек употребляет, чтобы описать свою ситуацию, позволяют нам сделать заключения об осознанной части его опыта. Они указывают нам на ту часть сложного комплекса внутренних когнитивных процессов, которая является неосознанной. Стерео- типы же глазодвигательных реакций укажут вам на всю последовательность внутреннего опыта, на стратегию его (внутреннего опыта) оценивания. «Ведущей системой» мы называем систему, используемую для поиска определенной информации. «Репрезентативная система» — это то, что уже введено в сознание и обозначено определенными словами. «Референтная система» — это то, с помощью чего вы решаете, является ли известная вам информация истинной или ложной. Например, как вас зовут?

Тэд: «Тэд».

Так, Тэд. Как вы об этом узнали? Смотрите, он уже невербально ответил на этот вопрос. Это абсурдный вопрос. Тэд это знает, но он ответил на него. Знаете ли вы, как вы об этом знаете? Если бы сейчас я к вам обратился: «Джим!», вы бы не ответили, не прореагиро-вали. Если я обращаюсь к вам: «Тэд!», вы реагируете. Это кинестетическая реакция. Сейчас, без всяких дополнительных внешних стимулов, я просто задам вам вопрос: «Знаете ли вы, как вас зовут?», есть ли у вас на это ответ?

Тэд: «Да, есть».

Знали ли вы, что вы скажете, до того, как вы сказали?

Тэд: «Нет, не знал».

Таким образом, если я спрошу: «Как вас зовут?», а вы не ответите, вы не знаете, как вас зовут?

Тэд: «Я знаю, как меня зовут, потому что тогда, когда кто-то позовет: «Тэд!», я испытываю определенное чувство, потому что зовут меня».

Повторяете ли вы про себя «Тэд!», как бы повторяя, проверяя ответ на мой вопрос?

Тэд: «Да».

Таким образом, у вас имеется стратегия, позволяющая вам узнать, каким будет ответ на данный внешний стимул, так? «Тэд», а не «Боб», но когда я вас спрашиваю: «Как вас зовут», как вы узнаете, что мне надо ответить?

Тэд: «Никогда не думал об этом».

Итак, вы не осознаете процессов, которые используете в данном случае...

Многие люди, прослушав вопрос, повторяют его внутри себя. Вот я сейчас сказал: «Люди повторяют про себя слова». И многие в нашей аудитории повторили себе: «Да, люди повторяют слова».

Встречались ли вы с людьми, чей второй язык был бы вашим родным языком? Первое их движение глаз отражает попытку перевести услышанное на родной язык. Их глаза будут перемещаться в аудиальных на-правлениях.

Некоторые люди берутся отвечать на любой вопрос. Обычно они и имеют сложную осознанную стратегию ответа. У одного парня была замечательная стратегия. Я спросил его: «Когда первый раз ты встретил Джона?» Он углубился внутрь и сказал: «Когда я впервые встретил Джона? Давайте посмотрим». Его глаза направились вверх, и он сконструировал образ Джона. Затем взгляд переместился влево, и он про-смотрел все возможные места, где он мог этого Джона видеть, одно из них вызвало у него чувство знакомос- ти, затем он аудиально назвал это место, затем увидел себя, говоря мне название этого места, и представил себе, как он при этом выглядит. Он чувствовал, что сделав это, он будет в безопасности, поэтому он сказал себе: «Иди и сделай это».

Существует целый набор стереотипов, который вы можете использовать, чтобы рассмотреть структуру стратегии и изменить ее так, чтобы исключить лишние или избыточные шаги.

Возьмем пример из терапии. Пациент приходит с проблемой ревности. Он говорит: «Ну, вы знаете, я ... (смотрит вправо вверх), я действительно (смотрит вправо вниз) испытываю ревность и (смотрит налево вниз) я говорю себе, что это сумасшествие, ведь у меня нет на это никаких оснований, но чувство ревности все равно меня мучит». Он начинает с визуальных образов, констатируя образ своей жены, которая занимается с кем-то чем-то мерзким, но приятным. Потом он испытывает те чувства, которые он испытывал бы, если бы находился в той же комнате и непосредственно наблюдал бы эту картину. Обычно это все, что он осознает. Эти чувства называются «ревность» и пред-ставляют собой репрезентативную систему, кинестетическую. Таким образом, ведущая система здесь — визуальная, репрезентативная — кинестетическая, и еще у него есть референтная система — аудиальная: он слышит, что его чувства неадекватны. Таким образом, три различные системы используются тремя различными способами.

Женщина: «Хотите ли вы сказать, что, работая с этим человеком, вы привязывались бы к кинестетической, репрезентативной системе?»

Это зависит от того, к какому результату вы стремитесь. Мы считаем, что в коммуникации нет ошибок, а есть только результаты. Чтобы ответить на ваш вопрос, я хотел бы уточнить, какого результата вы добивались бы. Если вы хотите установить раппорт, то будет полезно привязаться к его репрезентативной системе, на которую указывают глаголы, используемые клиентом. Он приходит и говорит: «Знаете, я ужасно ревнив, это так тяжело... Не знаю, что делать». Вы можете сказать: «Хорошо, я постараюсь помочь вам справиться с этим, так как чувствую, что вы настроены на это. Давайте вступим в борьбу с этим чувством и выработаем новое понимание его». Это будет первый шаг, который поможет вам установить раппорт. Если же вы вместо этого скажете: «Я помогу вам по-новому посмотреть на ваши чувства», вы не получите раппорта на осознанном уровне. Вы можете достичь или не достичь раппорта на уровне бессознательного, что является самым важным.

Когда этот человек приходит к вам с проблемой ревности, и вы видите движение его глаз, то это дает вам достаточно информации о том, что за процесс внутри него происходит. Даже тогда, когда люди проникаются идеей, что подобные вещи могут происходить, они не учат людей, как чувствовать себя по-новому. Если ваш терапевт старается помочь вам создать более реалистические картины происходящего, он все равно работает над содержанием, оставляя структуру процесса нетронутой. Чаще всего люди пытаются изменить существующую структуру процесса. Они ста-раются сделать его «более реалистичным». Это означает, что пока они рассматривают определенное содержание, то все идет хорошо, но когда содержание меняется, тогда начинаются трудности.

Процесс мотивирования самого себя имеет ту же структуру, что и ревность: сначала вы создаете образ, на который реагируете положительными чувствами, а затем говорите себе, как этот образ сделать реальностью. Если это так, то до тех пор, пока у вас не появится новый способ самомотивирования, вы будете продолжать проигрывать эту стратегию, как бы неприятно это ни было. Даже самая плохая стратегия лучше, чем никакая.

Мужчина: «Каково различие между полушариями головного мозга в связи с доминирующей рукой и доминирующим глазом?»

Каждый раз на наших семинарах кто-нибудь обязательно задает этот вопрос. Насколько мне известно, исследований, которые подтвердили бы идею глаза, не существует. Если бы даже они и были, то я не знал бы, какое отношение они могут иметь к межчеловеческой коммуникации, так что для меня этот вопрос не представляет большого интереса. Каждый глаз связан с каждым полушарием. Тенденция смотреть в микроскоп преимущественно одним глазом статистически значима, но я не знаю, как сейчас я мог бы использовать эту информацию.

Мужчина: «Что вы можете сказать по поводу той ситуации, когда один глаз видит значительно лучше, чем другой? Один глаз практически не видит, а другой — ОК. Есть ли здесь какая-то связь с ведущей рукой?»

Я не знаю, и опять-таки не вижу, какое отношение имеет это к организации коммуникации. Если вы видите какую-либо связь, скажите мне о ней.

Мужчина: «Как вы считаете, в каком возрасте устанавливается устойчивое доминирование одной из рук?»

Не знаю. Лингвисты считают, что где-то в четыре с половиной года.

Явление ведущей руки — это такой параметр, который, как я знаю, существует в мире. Но я не приходил к выводу, что это имеет какое-либо отношение к коммуникации. Здесь, в этой комнате, существует неограниченное количество материала для сенсорного опыта. Мы постоянно осуществляем бессознательные вы-боры того, что будет воспринято. Если бы мы этого не делали, то были бы похожи на «идиотов-ученых», которые не могут забывать, не могут не знать. Если их спросить о чем-либо, то они выдадут целую «мусорную кучу» информации, которую они за всю жизнь со-брали по этому вопросу.

Большинство психотерапевтических систем опираются на положение о том, что если мы будем знать причину возникновения явления, его корни, то это дает нам возможность и базу для изменения этого явления. Я считаю, что это положение является как точным, так и ограниченным. Да, это один из способов изменить поведение, но только один из бесконечного числа способов его понимания. Когда у человека определяется ведущая рука, действительно, насколько я могу сказать, несущественно для процесса психотерапии и коммуникации, если только вы не ставите себе задачу изменения у детей ведущей руки.

Глазодвигательные реакции, указывающие, какую систему оценки опыта человек использует, формируются в онтогенезе достаточно рано, и это является действительно важным для вас. В последнее время очень много «неспособных к обучению» детей. Многие из этих «неспособностей» являются следствием системы обучения. Например, мне предложили исследовать большую группу детей со «скрещенными полу-шариями», как будто бы нечто такое действительно существует в мире. Я обнаружил, что все эти дети пытались называть слова по буквам, пользуясь аудиаль- ной системой. Когда я спрашивал: «Как вы напишете слово «кот», их глаза направлялись влево вниз. На вопрос о том, что же они делают, они отвечали: «Произношу слово про себя», поскольку их так учили. Но, поступая так, невозможно даже правильно написать са-мо слово «фонетика»!

Кто из вас хорошо владеет правописанием? Как бы вы назвали по буквам слово «феномен»?

Женщина: «Я прочла его».

Она увидела его и прочла, и так бы она поступила с любым словом. Сейчас, когда вы визуализировали слою «феномен», вы каким-то образом узнали, что визуализировали правильно. А сейчас замените «е» на «и» и скажите, что вы увидели теперь.

Женщина: «Это перестало быть словом».

Это перестало быть словом. Как вы об этом узнали? По каким переживаниям?

Женщина: «Все остальные буквы после «и» как бы упали...»

Они действительно упали?

«Да, они закачались, упали и исчезли из поля зре-ния».

Называние слова по буквам носит двухступенчатый характер. Одна ступень — это особенность визуализировать слово, а другая — включение системы, проверяющей точность визуализации. А сейчас попробуйте увидеть слово «были». А теперь замените «ы» на «и» и скажите мне, что произойдет.

Женщина: «Слово стало более «мягким», и это изменило его написание».

Заметил ли кто-нибудь ее реакцию? Что она сделала?

Женщина: «Она вздрогнула».

Я попросил ее заменить «ы» на «и», и плечи ее пошли вперед, голова отклонилась назад и вздрогнула. Были заметны изменения в ее ощущениях где-то поблизости от середины линии туловища. Несмотря на язык и страну, любой человек, хорошо владеющий правописанием, пользуется той же самой стратегией. Они вызывают эйдетический, хранящийся в памяти образ слова, а затем проверяют правильность визуализации с помощью кинестетических ощущений в сред-ней части туловища. Все люди, испытывающие трудности с правописанием, не владеют этой стратегией. Некоторые из них создают эйдетические образы, но проверяют их правильность аудиально.

Зная это, мы можем задать вопрос: «Как же тогда получается, что одни дети выучиваются визуализировать и кинестетически проверять, а другие — нет?» Но меня это практически не интересует. Я бы задал другой вопрос: «Как вы научите ребенка, пишущего с ошибками, использовать описанную стратегию?» Если вы хотите сделать это, то не должны никогда ставить себе цель «научить ребенка писать правильно». Они учатся этому автоматически, если вы будете обучать его определенному процессу, а не содержанию.

Мужчина: «А как вы насчет взрослых? Можете ли вы обучать взрослых?»

Нет, это безнадежно. (Смех.) Конечно, можем. Разрешите мне сформулировать ваш вопрос немного по- другому. Многие ли из вас ясно видят, что они являются зрительно ориентированными людьми? Многие ли из вас чувствуют, что ориентированы в своих внутренних процессах кинестетически? Кто сказал себе, что «я — аудиально ориентированный человек»? В действительности вы все делаете все, о чем мы здесь говорим, и делаете все время. Вопрос состоит в другом: какую часть этого процесса вы допускаете в сознание? Информация идет через все каналы все время, но только часть этого процесса оказывается осознанной.

На наших семинарах люди часто в перерыве идут обедать и обсуждают между собой свои ведущие системы, как если бы они представляли собой нечто определенное, патологически стабилизирующее все про-цессы. Люди стараются определить, кем же они «на самом деле» являются, вместо того, чтобы использовать полученную информацию для того, чтобы увеличить пространство своих выборов. Люди приходят ко мне и говорят: «Я совершенно запутался в этих репре-зентативных системах, потому что я вижу себя как весьма чувствующую личность». Это важное и глубокое изречение, если вы над ним задумаетесь. Мне довелось услышать его раз сто пятьдесят. Кто из вас слышал что-то подобное сегодня во время завтрака? Чем думать о том, как вы ориентированы — кинестетически, аудиально или визуально — думайте лучше о том, какая система у вас более развита и утонченна. Осознайте, что вы можете потратить свое время и энергию на то, чтобы развить до такой же утонченности и ос-тальные системы. Один из способов, с помощью которого вы можете стабилизировать нежелательный фрагмент поведения — это назвать его. Если же вместо этого вы заметите, что большинство фрагментов ва-шего поведения вписывается в категорию А, то разрешите себе развивать ваши навыки в категориях Б и В.

А сейчас я хотел бы предостеречь вас еще от одной вещи. В психологии принято считать (со времен Фрейда, который сделал это очевидным и что разделяют большинство современных терапевтов), что интроспекция является надежным методом проверки любого утверждения относительно психотерапии. Другими словами, если вы узнали что-то новое о поведении, ю примените это прежде всего к себе. Я прошу вас, чтобы вы этого не делали на нашем семинаре, поскольку при этом есть опасность попасть в ловушку. Например, кто из вас, легко визуализирующих, знает, на что он был бы похож, если бы не визуализировал?

Если вы попытаетесь ответить на этот вопрос, то испытаете головокружительное чувство. Многие из вас, наверное, во время наших упражнений уделяли внимание своим глазам — тому, как они движутся. Это один из примеров интроспекции, не полезных в данном контексте. Все наши приемы служат для экстрос- пекции, для сенсорного опыта, для выявления чего- либо в других людях.

Мужчина: «Пригодны ли приведенные вами оценочные признаки для оценки поведения людей других культур?»

Мы обнаружили существенные отличия лишь у басков, живущих в Пиренеях в Северной Испании. В Америке же, Европе, Восточной Европе, Африке — везде наши признаки работают. Возможно, для такого постоянства есть генетические, неврологические основания. У басков же, скорее всего, отличия обусловлены генетически.

Женщина: «Отличаются ли глазодвигательные стереотипы у амбидексторов?»

У них больше отклонений от той схемы, которую мы вам предложили. Например, у большинства амби-дексторов зрительная система инвертирована, а ауди- альная и кинестетическая — нет.

Для меня интересен тот факт, что среди амбидексторов и леворуких гораздо больше «гениев», чем вообще в популяции (в нашей культуре). Человек с иной церебральной организацией вынужден находить новые выходы. Благодаря своей иной церебральной организации он обладает естественными способностями, которыми «нормально организованный» правша не обладает. Женщина: «Вы говорили о детях, которые плохо владеют правописанием, потому что действуют с помощью аудиальной системы, а вы учите их визуальной

системе. А сейчас вы говорите об амбидексторах, име-ющих более широкие возможности благодаря иной церебральной организации. Стоит ли переучивать таких детей, если мы при этом лишаем их возможности делать что-то, что они могли бы делать?»

Если я научу ребенка правильно писать, то ничего при этом у него не отниму. Различные выборы взаимно не исключают друг друга. Многие люди закрывают глаза, чтобы ощутить себя, но это уже утверждение о том, как они организуют себя. Необходимости в этом нет. Я могу ощутить в себе все, что захочу, и с открытыми глазами. Подобно этому, если ко мне придет человек с иной церебральной организацией, я не разрушу ни одного выбора из тех, которые у него уже есть. Я только добавлю новые выборы. И в этом состоит вся функция моделирования. Мы принимаем во внимание, что вы истратили определенное количество денег, чтобы приехать сюда, что вы компетентны в своей области и в чем-то преуспели. Мы уважаем ваши выборы и возможности. Мы говорим: «Хорошо, давайте к вашим выборам еще добавим новые, чтобы расширить их репертуар», подобно тому, как хороший механик имеет полную сумку инструментов.

Мы призываем к тому, чтобы вы все время использовали все системы. В определенном контексте вы будете осознавать работу одной системы более интен-сивно, чем работу других. Я думаю, что если вы занимаетесь спортом или любовью, то у вас возникает много кинестетических ощущений. Если вы читаете или смотрите кинофильм, то преобладают визуальные впечатления. В своем осознании вы можете переходить от одной стратегии к другой. Существуют определенные признаки контекста, которые позволяют вам менять стратегию и использовать различные последо-вательности. Тут нет никакого насилия.

225

S Зак 2962

Существуют даже стратегии реактивности, различные ее формы. Мы работаем как консультанты в од-ном из учреждений, где «планируются» психологически лучшие сотрудники. Мы определили стратегию, которой пользуются лучшие коммерческие работни-

ки, и научили остальных сотрудников пользоваться этой стратегией на бессознательном уровне. Обученные научились пользоваться стратегией, но содержание в каждом случае оставалось уникальным. Некоторые из обученных даже улучшили эту стратегию.

Большинство людей имеют довольно мало стратегий для достижения чего-либо. Они используют ту же самую стратегию для делания всего, а получается, что что-то у них выходит, а что-то — нет. Мы определили, что большинство людей имеет по три-четыре стратегии. Действительно гибкая личность имеет около 12 стратегий. Вы можете посчитать, даже ограничив каждую стратегию до четырех шагов, что в последнем случае человек имеет около тысячи возможностей!

Мы делаем очень сильное утверждение. Мы утверждаем, что если кто-то может делать что-либо, то можете и вы. Единственное, в чем вы нуждаетесь, это во вмешательстве моделирующего, имеющего достаточный сенсорный опыт, чтобы пронаблюдать, что в действительности талантливый человек делает (а не что он об этом говорит) и сформировать это так, чтобы передать вам.

Мужчина: «Мне кажется, что обычная цель терапии — осознание — у вас заменена предоставлением клиенту нового способа реагирования, который он бы мог использовать по своему выбору».

Если вы включаете сюда выбор, то я согласен с вами. В своей работе мы опираемся на несколько положений, и одно из них имеет прямое отношение к вашему вопросу: выбор всегда лучше, чем его отсутствие. Но я имею в виду как сознательный, так и бессознательный выбор. Я думаю, каждый из вас знает, что такое сознательный выбор. Бессознательный выбор эквивалентен вариабельности моего поведения, дающей мне возможность добиваться нужных мне результатов. Если я несколько раз сталкиваюсь с одной и той же ситуацией и замечаю, что моя реакция на нее варьирует так, что я каждый раз добиваюсь нужного мне результата, то это означает, что я имею бессознательный выбор.

Но если вы на сложные ситуации реагируете одина-ково и ваша реакция вас не удовлетворяет, то у вас, скорее всего, нет выбора. Важным вопросом здесь для меня является некая структура (а существует множество структур), которая отвечает за то состояние, в котором у вас не оказалось выбора. И какие шаги вы можете предпринять, чтобы изменить это состояние? Дальше мы собираемся представить вам несколько способов изменения.

Мы предлагаем вам такую информацию, которая является универсальной для нас как для представите-лей вида, но для других людей остается вне сознания. Вы нуждаетесь в ней как в инструменте, поскольку вы работаете именно с бессознательными процессами и частями личности с целью произведения эффективных изменений. Сознательная часть личности обычно уже исчерпала себя к моменту обращения человека к терапевту. Ее усилия могли быть полезными, но вы должны работать с остальными частями личности.

Пусть слова «сознательный» и «бессознательный» для вас не будут ловушками. За ними не стоит ничего реального. Они просто служат способом описания событий, удобным в контексте терапевтических изменений. «Сознательное» определяется как нечто, в чем вы отдаете себе отчет в данный момент, а «бессознательное» — это что-то другое.

Конечно, можно найти и более тонкие отличия. Существует бессознательная информация, доступная нам в любой момент времени. Если я спрошу. «Что с вашим левым ухом?», то вы тут же осознаете кинестетические ощущения в нем. Тут переход от неосознанного к осознанному очень легок. Если же я вас спрошу: «Когда вы первый раз пришли в школу, какого цвета обувь у вашей ученицы?», то на этот вопрос вы тоже сможете ответить, но на это требуется гораздо больше времени и энергии. Таким образом, существуют различия в доступности сознанию бессознательного материала.

Обычно человек приходит к вам и говорит: «Помогите! Я хочу измениться. Мне трудно и больно. Я хочу стать иным, чем был до сих пор». Из этого вы можете заключить, что он уже использовал все ресурсы, доступные его сознанию, и потерпел неудачу. Следовательно, одна из предпосылок вашей эффективности — это наличие способов коммуникации с бессознательными ресурсами личности. Ограничить себя созна-тельными ресурсами — это обречь себя на длительную, скучную, и, вероятно, неэффективную работу.

Кстати, здесь, на семинаре, вы ни за что не сможете успевать двигаться вровень с нашими быстрыми вербализациями, если будете действовать осознанно. Это осознанная и систематическая попытка с нашей стороны — перегрузить ваши сознательные ресурсы. Мы понимаем, что обучение и личностные изменения осуществляются на бессознательном уровне, и это именно тот уровень, к которому мы хотели бы обратиться. 95% процессов, ответственных за обучение, являются бессознательными. Это все то, что в данный момент времени недоступно сознанию. Я хочу сейчас обратиться именно к этой части вас, чтобы там осталась полная и полезная запись всего, что здесь происходит, особенно это касается того, что мы прямо не комментируем. Мы верим, что все это вы используете для дальнейшего понимания того, что вы делаете как профессиональный коммуникатор. Сознательный же уровень оставьте для того, чтобы отрелаксироваться и получить удовольствие от того, что здесь происходит. Итак, мы остановились на вопросе: «Так что же дальше?» Мы в какой-то мере научились идентифицировать репрезентативные системы. Для чего это можно использовать?

Один из способов использования этой информации — это возможность общаться с вами на бессозна-тельном уровне так, чтобы вы этого не осознавали. Я могу использовать неспецифичные слова типа «понимаю», «верю» и показывать вам невербально, через какой сенсорный канал я хочу вас «понять». Например: «Я хочу убедиться в том, что вы поняли (жест вниз влево), как далеко мы продвинулись». Мой жест на подсознательном уровне дает вам понять, что я хочу, чтобы вы меня поняли аудиально.

Вы можете использовать эту информацию, чтобы прервать процесс оценивания опыта. Все вы создаете визуальные образы и видите, что происходит, когда их создаю я. (Он поднимает руки над головой наподобие арки и помахивает ими.) Мой жест разрушает все ва-ши картины, взятые из воздуха, правда?

Тысячу раз в жизни вы задавали кому-либо вопрос и вам отвечали: «Хм, давайте посмотрим» — и обращались внутрь себя, создавая визуальные образы. Когда человек поступает таким образом, он не может в то время реагировать на внешнее. Давайте представим себе, что мы оппоненты на конференции или на производственном собрании. Я начинаю говорить и стараюсь построить свое изложение и настроить себя так, чтобы вы поняли меня. После того, как я выложил вам уже определенный кусок информации, в какой-то момент вы начинаете оценивать свои ощущения от про-исходящего. Вы смотрите вверх и начинаете визуализировать, или смотрите вниз и начинаете что-то говорить себе, или уделяете внимание вашим кинестетическим ощущениям. Какое бы внутреннее состояние у вас ни было, важно, чтобы я сделал паузу и дал вам время для оценки информации. Если я взял слишком быстрый темп и в этот момент продолжаю говорить, то этим только запутываю вас и раздражаю.

Часто же происходит следующее: я замечаю, что вы смотрите в сторону, и думаю, что ваше внимание отвлеклось, или что вы меня избегаете. Моя типичная реакция в стрессе, создаваемом условиями конференции — это ускорение темпа речи, увеличение объема представленной информации, поскольку я хочу заставить вас быть внимательным и в конце концов доказать свое. Вы же реагируете так, как будто на вас нападают, потому что я не разрешаю вам понять, о чем я говорю — просто не даю на это времени. Вы в конце концов запутываетесь и ничего не понимаете в содержании. Если на конференции я являюсь председателем, то я могу заметить тот момент, когда слушатель начинает оценивать информацию, и прервать или от-влечь докладчика в этот момент. Это дает слушателю время для поисков смысла того, что происходит, и для принятия решения о том, согласен он или нет.

Другой пример: если вы знаете о том, каковы ведущая и репрезентативная системы у данного человека, вы можете строить свои соображения так, что он не сможет сопротивляется. «Можете ли вы увидеть, что вы изменяетесь к лучшему? По мере того, как вы увидите себя в этом процессе, ощущаете ли вы уверенность в себе, говорите ли себе, что все идет на лад?» Если у вас преобладает стратегия построения визуальных образов, на которые вы реагируете чувствами, за чем следует вербальный комментарий, то при таком построении фразы вы не сможете сопротивляться.

Однажды я преподавал математику в Калифорнийском университете, и преподавал людям, в математике не искушенным. Закончилось все это тем, что я начал преподавать математику как второй язык. Студентами моими были филологи. Я обнаружил общий уровень анализа языковых и математических систем. Таким образом, вместо того, чтобы учить их математике с точки зрения математика, я просто использовал доступное им понятие перевода с языка на язык, и трактовал математические символы как слова. Так же, как в языке существуют хорошо сформированные предло-жения, так и в математике существуют хорошо сформированные последовательности символов. Я сделал так, чтобы весь мой подход соответствовал их модели мира, а не требовал от них достаточной гибкости, необходимой для того, чтобы они присоединились к моей модели мира.

Когда вы поступаете таким образом, то даете своим ученикам преимущество, которое заключается в том, что вы подаете материал в наиболее доступном для них виде. Но тем самым вы оказываете им в то же время и плохую услугу, поддерживая ригидные стереотипы учебной деятельности. Тут важно понимать результаты тех выборов, которые вы делаете, формируя и подавая материал определенным образом. Если вы хоти- те принести им пользу, то присоединившись к их модели, надо наложит на нее другую модель, чтобы расширить их возможность к обучению. Если вы обладаете подобной сенситивностью и способностями, то вы — незаурядный учитель. Если вы сможете дать им соответствующий опыт, то они будут иметь уже две стратегии обучения. Теперь они могут пойти к другому учителю, недостаточно чувствительному к коммуникативным процессам, но, являясь теперь благодаря этим стратегиям достаточно гибкими, они могут приспособиться и к этому способу обучения.

Множество школьников не успевают именно потому, что имеет место несовпадение первичных репрезентативных систем у ученика и у учителя. Если ни ученик, ни учитель не являются достаточно гибкими, чтобы приспособиться, обучения не происходит. Зная теперь то, что мы знаем о репрезентативных системах, мы можем понять, почему ученик, который весь год числился в отстающих, на будущий год, у другого учителя, успевает нормально, или почему ученик может хорошо успевать по физике и математике, а очень плохо — по истории и литературе.

В супружеских парах вы тоже можете быть переводчиком с языка одной репрезентативной системы на язык другой. Он приходит домой с работы очень усталым и хочет уюта. Он садится в кресло в гостиной, скидывает обувь, берет сигарету и пиво из холодильника, обкладывается газетами и журналами и т.д. Тут заходит жена, которая очень визуальна. Она весь день убирала в доме, чтобы все хорошо выглядело, желая заслужить одобрение мужа. Она видит вещи, разбросанные по всей комнате, и взрывается. Его жалобы: «Она не дает мне места в доме, где я мог бы уютно расположиться. Это ведь мой дом. Я хочу комфорта!» Она же ему отвечает: «Ты так неряшлив! Ты всюду разбрасываешь свои вещи, а когда все выглядит так, я знаю, что ты меня не уважаешь!»

Вирджиния Сатир в таких случаях находит кине-стетическое соответствие визуальным жалобам, и наоборот. Она смотрит на мужа и говорит: «Вы не поня- ли, что она сказала, правда? Вы действительно не понимаете, что она переживает. Представьте себе, что вы пришли вечером в спальню, чтобы лечь спать, а жена сидит в кровати, смотрит телевизор и ест печенье. Вы ложитесь и чувствуете, что крошки въедаются вам в кожу. Знаете ли вы теперь, что она испытывает, заходя в гостиную и видя раскиданные вещи?»

Тут нет никаких ошибок, никаких обвинений. Вы не говорите клиенту: «Вы глупый» или что-то подобное. Вы говорите: «Вот как вы можете понять в своей репрезентативной системе».

Муж жалуется: «Когда мы бываем на людях, и я хо-чу ей выразить свою привязанность, она всегда отталкивает меня». Она говорит: «Он всегда устраивает сцены при публике — все время хватает меня руками!» Конечно, он таким образом проявляет нежность, но ей надо видеть, что происходит. Он жалуется, что она отходит назад, а он чуть не падает. Тут вы можете найти соответствие и сказать ей: «Помните ли вы какой- либо эпизод, когда вам нужна была помощь, но вы вокруг себя никого не видели, как будто вы стоите по-среди пустыни и смотрите вокруг, но совершенно никого не видите. Вы совершенно одна в этой пустыне. Вот так себя чувствует и он, когда подходит обнять вас, а вы отстраняетесь».

Дело здесь не в том, точны эти приемы или нет. Просто вы можете различать людей по репрезентативным системам, а затем осуществлять наложение этих систем с помощью поиска соответствующего переживания в ведущей репрезентативной системе человека. Таким образом вы создаете нечто, что взято на воору-жение даже крупными страховыми компаниями в нашей стране — «безошибочную политику». Семейные терапевты, во всяком случае, должны владеть этим приемом и способом его демонстрации.

Если я могу стоять рядом с ней, давая ей возможность видеть, что я говорю, и могу стоять рядом с ним очень близко, то на подсознательном мета-уровне клиенты усваивают следующее: «Я могу получать от нее такие реакции, которые ему понравятся; и я могу получать от него такие реакции, которые понравятся ей». Об этом никогда не говорится вслух, все это про-исходит на подсознательном уровне. Тогда они будут моделировать и присваивать мои поведенческие реакции, чтобы сделать свою коммуникацию более эффективной. Существует и другой путь: установить контакт с каждым в отдельности, а потом работать переводчиком между репрезентативными системами с целью более эффективной коммуникации.

Референтная система тоже очень важна. Допустим, кто-то к нам приходит и говорит: «Я знаю, чего хочу». Он говорит тем самым, что у него нет референтной системы. Недавно на семинаре к нам обратилась одна женщина, которая переживала весьма трудный период в своей жизни. Она не могла даже решить, что ей вы-брать из меню. У нее не было критериев, согласно которым она могла бы принимать решения. Она сказала нам, что ситуация с меню напоминает ей всю жизнь — она не может выбирать и всегда не удовлетворена. Что сделали мы, так это буквально создали для нее стратегию принятия решений. Мы сказали ей: «Хорошо, вот вы должны принять решение. Обратитесь внутрь себя и скажите себе, что вы должны решить, неважно что это будет. Скажем, вы пришли в ресторан. Скажите себе: «Я должна выбрать себе еду». Теперь снова вернитесь к сенсорному опыту и определите ваши выборы. Другими словами, прочтите меню. Прочитав «гамбургер», представьте себе его, проверьте, каков на вкус, и определите, положительным или отрицательным является для вас это ощущение. Затем прочтите: «Яйца под майонезом», представьте, что вы видите их перед собой, попробуйте на вкус и определите, положительно или отрицательно для вас это вкусовое ощущение».

После того, как она попыталась определить это несколько раз, она получила способ принятия решения, и начала принимать их быстро и бессознательно во всех случаях своей жизни.

Когда она прошла через этот процесс несколько раз, он «сгладился», как это происходит с вождением машины. Он опустился в подсознание. Представляет- ся, что сознание занимается теми вещами, которые мы еще не можем делать хорошо. Когда мы знаем, как делать действительно хорошо, то делаем это автоматически.

Мужчина: «Мы хотели бы узнать подробнее об оценке обонятельного внутреннего опыта. Мы немножко занимались этим и пришли к выводу, что сначала люди визуализируют объект, а затем ощущают за-пах».

Не обязательно. Это вы пользуетесь этой стратегией. Вы сказали нам: «Мы пришли к выводу о том, что люди поступают следующим образом...» и потом описали себя. Насколько мне известно, это широко рас-пространенный стереотип в современной психотерапии: «Томас Шаша сказал: «Вся психология — это биография, или автобиография». Большинство психоте-рапевтов проводят психотерапию с собой, вместо того, чтобы проводить ее с другими людьми. Если прямо отвечать на ваш вопрос, то надо сказать, что люди подходят к оценке обонятельного опыта самым различным образом. Но всегда, когда люди оценивают запахи, у них расширяются ноздри. Это прямой сигнал, позволяющий вам сделать заключение о том, что человек переживает. Этому ощущению могут предшествовать зрительные, аудиальные или кинестетические представления, но движения ноздрей вы увидите всегда.

Продемонстрируем это. От детства у вас осталось много впечатлений. Может быть, у вас была бабушка, которая жила в отдельной комнате, где пахло по-осо-бенному, или вы помните какую-нибудь особенную еду, которую вы ели только в детстве, или свою плюшевую игрушку. Возьмите какой-нибудь объект из своего детства, попытайтесь его зрительно предста-вить, сказать себе о нем, или почувствовать его на ощупь. Потом глубоко вздохните, и позвольте этому объекту перенести вас в прошлое. Это один из способов сделать запахи доступными сознанию.

Эту информацию можно использовать любым из способов, который подскажет вам ваша изобретатель- ность. Если вы используете направляемую визуализацию, то вы замечали, что есть клиенты, где этот метод работает автоматически и весьма успешно. С иными же клиентами вы даже не пытаетесь этот метод применить. Знаете ли вы, какой критерий вы при этом используете? Если они легко визуализируют, то вы применяете управляемую визуализацию, верно? Мы вам рекомендуем сделать противоположное. Для людей, которые не могут сознательно визуализировать, управляемая визуализация может стать глубоким продуктивным переживанием, ведущим к изменению. Для тех, кто визуализирует все время, этот опыт будет далеко менее полезен. Единственное, что вы должны сделать, чтобы визуализация работала у людей, которые не могут нормально визуализировать — это присоединиться к их репрезентативной системе, установить раппорт, и медленно, путем наложения перевести их в ту систему, в которой вы хотите, чтобы они фантазировали. И это будет весьма мощным средством изменения, гораздо более мощным, чем вы делали бы это с человеком, который уже умет визуализировать.

Если вы имеете какой-то фрагмент переживания, то вы можете восстановить все переживание. Попытайтесь сейчас сделать следующее: наклоните плечи вперед, закройте глаза, и представьте, что кто-то или что-то толкают вас сзади в плечи. Возьмите эти чувства, интенсифицируйте их и разрешите им превратиться в картину. Что или кого вы видите? Что в этой картине связано с какими-то звуками, которые могли бы раздаваться, если бы это происходило на самом деле? А сейчас послушайте звук.

Это и есть наложения. Вы всегда можете войти в репрезентативную систему, которая определяется глаголами, и произвести наложение на другую систему. Вы так же можете научить человека делать это.

Ричард: «Я знаю. Я сам это делал. Четыре года назад я не мог увидеть ни одного образа, фактически я не представлял, как люди это делают. Я думал, что люди обманывают, говоря, что им помогает направленная визуализация. У меня и мысли не было о том, что они видят картины. Конечно, когда я впервые попытался создавать образы, я пошел тем же путем, что и все люди, которые испытывают трудности в этом плане. Они говорят себе: «Ну, еще упорнее смотри на это!», а потом чувствуют себя фрустрированными. Конечно, чем больше я говорю себе, и чем больше чувств я испытываю, тем менее я способен что-либо увидеть. Я выучился делать это по принципу наложения: беря чувство или звук, а потом добавляя к этому визуальное измерение».

Вы можете использовать принцип наложения, чтобы натренировать клиента во всех системах, что, я думаю, полезно для каждого человеческого существа. На себе вы можете заметить, какую систему вы используете утонченно и изощренно, а с какой у вас возникают трудности. Потом вы можете использовать принцип наложения, чтобы достичь такой же утонченности во всех системах.

Допустим, что у вас хорошо развита кинестетическая система, но вы совершенно не можете визуализировать. Вы можете представить себе, какова на ощупь кора дерева? Тактильно исследуйте ее, пока не получите хорошую кинестетическую галлюцинацию. Затем визуализируйте вашу руку и посмотрите на нее, пытаясь увидеть, как выглядит кора дерева, базируясь на тактильных ощущениях (мягкости или твердости, шершавости или гладкости, температуры). Если вы легко визуализируете и хотите развить аудиальную систему, вы можете увидеть машину, заворачивающую за угол, а затем услышать соответствующие звуки.

Мужчина: «Означает ли сказанное, что слепой психотерапевт находится в невыгодном положении?»

Визуально оцениваемые признаки — это лишь один из способов получения информации. Существуют различные другие вещи, с помощью которых вы можете получить ту же самую и иную информацию. Например, тон голоса человека выше при визуальной оценке — и ниже — при кинестетической. Темп речи выше при визуальной оценке — и ниже — при кине-стетической. При визуальном оценивании дыхание скорее грудное, при кинестетической — брюшное. Таких признаков существует множество. Одновременно мы можем воспринять лишь немногое. Наше сознание одновременно может вместить семь (плюс-минус две) единицы информации. Мы говорим: «Смотрите, обычно вы обращаете внимание на определенные моменты опыта. Но имеется другой класс этих моментов — обратите на него внимание, и поймите, как вы можете его использовать весьма эффективно».

Ту же самую информацию я могу получить, оценивая тон голоса, темп речи, темп и глубину дыхания, изменения цвета кожи лица или тыльной стороны ла-дони. Слепой человек может получить ту же информацию другим путем. Движения глаз — самый легкий источник информации о репрезентативных системах. После того, как вы им овладеете, можно переходить к другим измерениям.

Вы думаете, что слепой психотерапевт находится в невыгодном положении, но слепота — это удел каждого из нас. Слепой человек имеет то преимущество перед другими людьми, занимающимися коммуникацией, что он знает, что он слепой, и должен развивать все другие чувства, чтобы компенсировать это. Например, на прошлом семинаре у нас присутствовал совершенно слепой человек. Год назад я научил его определять репрезентативные системы иными, нежели зрительные, признаками. Он научился делать это так хорошо, как любой зрячий человек. Большинство людей, которых я встречал, обладают весьма неразвитыми сенсорными способностями. Огромное количество опыта проходит мимо них, так как они функционируют вне того, что для меня является гораздо более интенсивным, нежели «предвзятые мнения». Они функционируют вне своего внутреннего мира, стараясь найти во внешнем мире то, что бы ему соответствовало.

Кстати, это хороший способ всегда быть разочарованным. Самый лучший способ разочароваться — это сконструировать образы того, какими должны быть вещи, а затем делать все, чтобы они такими стали. Вы будете разочарованы всегда, когда мир не совпадет с вашими представлениями. Это безошибочный способ сохранения хронического разочарования — поскольку мир никогда не присоединится к вашим представлениям.

Существует еще один богатый источник информации — это наблюдение за оцениванием моторных про-грамм в тот момент, когда человек думает о какой-либо активности. Энн, примите, пожалуйста, «нормальную» позу, ноги не скрещивайте. Спасибо. Сейчас я задам вам предварительный вопрос. Водите ли вы ма-шину? (Да.) Есть ли какая-то машина, которой вы пользуетесь постоянно? (Да.) А сейчас я задам вам вопрос, на который попрошу не отвечать вслух. Вы пользуетесь ручным или автоматическим переключателем скоростей?.. Кто получил ответ? Выскажите свой ответ и проверьте его.

Мужчина: «Ручной переключатель».

ОК. Как вы об этом узнали?

Мужчина: «Я видел движение ее правой руки».

Теперь ответьте на вопрос вслух, Энн.

Энн: «Автоматический переключатель».

Кто-нибудь еще видел ответ?

Женщина: «Да, переключатель должен быть автоматическим, так как она маленького роста и ей трудно было бы пользоваться ручным».

Использовал ли кто-нибудь еще сенсорный опыт для получения ответа?.. Теперь я прямо отвечу на заданный вопрос. Если бы вы смотрели на ноги Энн, то получили бы ответ на заданный вопрос. Одним из различий моторных программ при пользовании ручным и автоматическим переключателем является необходимость нажатия на педаль. Если бы вы внимательно смотрели, то увидели бы напряжение мышц ее правой, а не левой ноги, что и дало бы вам ответ.

Если вы задаете человеку вопрос, в ответ на который он должен оценить моторную программу, вы должны наблюдать за теми частями тела, которые он должен использовать, чтобы оценить информацию. Информация не возникает у человека из вакуума. Чтобы человек получил информацию для ответа на во- прос, он должен оценить какую-то ее репрезентацию. И, хотя в сознании может быть представлена лишь одна из систем, человек подсознательно пользуется всеми системами, чтобы собрать информацию, нужную для ответа на вопрос.

Энн: «У нас две машины, и я пользуюсь обеими. Вы спросили: «Какой машиной вы обычно пользуетесь?» Если вы спросили бы меня: «Есть ли у вас другая машина?» и затем спросили бы меня о ней, был ли бы мой моторный ответ другим? Двигались бы мои ноги по- другому, если бы вы спросили меня о другой машине?»

Да. Вы используете вашу левую ногу только тогда, когда есть педаль. Посмотрим, как вы ответите на сле-дующий вопрос. Во всех ваших квартирах и домах есть внешние двери. Когда вы входите в квартиру, эти двери открываются направо или налево? Ну, как вы ответили на этот вопрос?.. (Руки у всех задвигались.)

Теперь я задам вам другой вопрос. Когда вы приходите вечером домой, и внешняя дверь бывает закрытой, какой рукой вы открываете дверь?.. Следите за руками.

Люди всегда стараются составить словарь языка тела, как будто движение головой назад может означать сдержанность, а скрещивание ног — аккуратность. Но язык тела не состоит из слов, он работает по-другому. Движения глаз и тела дают вам информацию о процессе.

Основная область профессиональных коммуникаторов, по нашему мнению, это процесс. Если вы вовлечетесь в содержание, вы неизбежно будете навязывать человеку, с которым общаетесь, свои убеждения и ценности.

Проблемы, которые беспокоят людей, обычно не имеют ничего общего с содержанием. Они связаны со структурой, нормой организации опыта. Если вы начнете это понимать, то проводить терапию будет много легче. Вы не должны вслушиваться в содержание, вы только должны понять, как строится процесс, а это действительно гораздо легче сделать.

А теперь давайте поговорим об еще одном распространенном стереотипе. Допустим, я — ваш клиент, и вы меня спрашиваете: «Ну, как прошла неделя?», а я отвечаю (голова опущена, тон голоса низкий, тяжелый вздох): «О, на этой неделе все было прекрасно (вздох, отрицательное покачивание головой, легкая насмешка), никаких проблем». Ваш смех говорит о том, что тут была предложена неадекватная коммуникация. Для этого явления есть специальный термин: неконгруэнтность. То, что я предлагаю вам с помощью тона моего голоса, движения тела и головы, не соот-ветствует моим словам. Какова будет ваша реакция на это, реакция профессиональных коммуникаторов? Какой выбор в этом случае у вас есть?

Женщина: «Я скажу: «Я вам не верю». Или «Но вы не выглядите счастливым от того, что дела у вас идут хорошо».

Итак, вы используете метакомментарий, конфрон- тируя человека с противоречием, которое вам удалось заметить. Кто отреагирует по-другому?

Мужчина: «Я постараюсь помочь вам выразить оба сообщения, возможно, попрошу усилить невербальные компоненты».

О К, гештальт-техника: обогащать невербальное сообщение, пока не возникнет соответствующее переживание. Да, это второй выбор. Понимает ли кто-нибудь из вас важность выбора, о котором я сейчас гово-рю? Наша работа — это выбор. Неконгруэнтность — это ключевая точка выбора, с которой вы постоянно встречаетесь, если занимаетесь коммуникацией. Вам полезно было бы иметь широкий репертуар реакций, и понимать (я надеюсь, более подсознательно, нежели сознательно), какие последствия будут иметь применение того или иного приема или техники.

Метакомментарий — это один из выборов, и, я считаю, хороший. Но это только один из выборов. Когда я наблюдаю за терапевтом, то часто замечаю, что это — их единственный выбор в ситуации, когда они сталкиваются с неконгруэнтностью. То есть люди, работой которых является выбор, вообще не имеют никакого выбора. В ответ на конгруэнтность вы можете заставить человека преувеличить невербальный компонент, обозвать его лжецом, проигнорировать высказывание, или просто использовать отражение, сказав, насмешливо и отрицательно качая головой: «Я так рад!»

Или же вы можете поменять местами вербальное и невербальное сообщения, сказав, улыбаясь и кивая головой: «Это ужасно!» Ответ, который вы на это по-лучите, удивителен, поскольку люди не подозревают, что они вербализируют. В ответ на подобную вашу реакцию люди либо.теряются, либо начинают вербали- зировать сообщение, которое до этого было невербальным. Происходит почти так, как если бы они взяли бессознательный материал и сделали его сознательным, и наоборот.

Или же вы можете отреагировать соответствующей метафорой: «Это напоминает мне историю, которую мне рассказывал мой дед О. Мара. Он был ирландцем, но в юности некоторое время скитался в Европе. Рассказал он мне об одной небольшой прибалтийской стране. У ее правителя были проблемы — министр внутренних дел не мог найти общего языка с министром иностранных дел. То, что делал министр иностранных дел, чтобы укрепить свои отношения с соседями, правильно организовать торговлю, мешало удов-летворению потребностей страны, а удовлетворить эти потребности, как чувствовал министр внутренних дел, было необходимо...»

Как люди научаются неконгруэнтности? Например, приносит ребенок из школы какую-то поделку и показывает ее родителям. Родители смотрят на нее, и отец говорит (нахмурившись, отрицательно кивая головой, резким голосом): «Как я рад, что принес это домой, сынок!» Что в ответ на это делает ребенок? Может, он наклоняется к отцу и метакомментирует: «Па-па, ты говоришь, что рад, но я вижу...»? Одна из вещей, которые ребенок делает в ответ на неконгруэнтность — это гиперактивность. Одно из полушарий регистрирует визуальные и тональные впечатления, другое — слова и их значения, и одно не соответствует другому. Максимальное несоответствие находится там, где полушария пересекаются в области кинесте- тической репрезентации. Если вы увидите теперь гиперактивного ребенка, то заметите, что триггером для гиперактивности является неконгруэнтность, и находится он у средней линии тела, распространяясь затем на другие виды поведения.

А сейчас я вас о чем-то спрошу. Поднимите правую руку... Заметил ли кто-нибудь неконгруэнтность?

Мужчина: «Вы подняли левую руку».

Я поднял левую руку. Но многие из вас сделали то же самое! Другие подняли правую руку. Третьи вообще не заметили, какую руку я поднял. Суть состоит в том, что будучи детьми, вы выработали свой способ справляться с неконгруэнтностью. Обычно люди искажают свой опыт, чтобы он стал конгруэнтным словам. Есть ли здесь кто-то, кто услышал меня так: «Поднимите левую руку!»? Многие из вас подняли левую руку, думая, что подняли правую. Если вы не заметили некон-груэнтности, то вы уничтожили связь между кинестетическим опытом и моими словами, чтобы сделать свой опыт когерентным.

Если поступают спутанные сообщения, то один из путей состоит в том, чтобы буквально отрезатьодно из измерений — вербальное, тональное, движение тела, прикосновение, визуальные образы — от сознания. И можно предсказать, что гиперактивный ребенок, от-резающий от сознания правое полушарие (продолжающее, однако, функционировать вне сознания), окажется преследуемым визуальными образами — мертвыми младенцами, плавающими над столом психиатра. Те, кто отрезает кинестетический опыт, будут чувствовать у себя под кожей ползающих насекомых, что будет буквально сводить их с ума. Они вам об этом скажут. Это — реальные клинические примеры. Те, кто отрезает аудиальный опыт, слышат голоса, раздающиеся из стен, поскольку они отдали этой системе все свое сознание, и информация, поступающая с ним через эту систему, защищает их от повторяющейся не-конгруэнтности.

В нашей стране большинство галлюцинаций является слуховыми, так как люди здесь мало внимания уделяют своей аудиальной системе. В других культурах галлюцинации связаны с иными репрезентативными системами.

Женщина: «Не могли бы вы подробнее прокомментировать галлюцинаторные явления?»

Галлюцинации, я считаю, это то, чем вы здесь занимаетесь целый день. Формальных различий между галлюцинациями и теми процессами, которые вы используете, когда я прошу вас вспомнить что-нибудь, будь то событие сегодняшнего утра, или запаха аммиака, просто не существует. Насколько мне известно, однако, некоторая разница между обитателями психи-атрических больниц и нормальными людьми все же существует. Одно из различий — это то, что больные и здоровые живут в разных зданиях. Другое — это отсутствие у больных стратегии различения между разделяемой (общепринятой) реальностью и неразделяемой.

У кого есть щенок? Можете ли вы его увидеть сидящим на этом стуле? (Да.) ОК. А теперь, можете ли вы определить, чем отличается щенок от стула, на котором он сидит? Есть ли какое-то переживание, которое позволяет вам отличить тот факт, что вы поставили визуальный образ щенка, и тот факт, что образ стула был у вас еще перед тем, как вы поставили на него образ щенка? Есть ли различия? Его может и не быть.

Женщина: «Различие есть».

ОК: Каково оно? Как вы узнаете, что это •— реальный стул, но нереальная собака?

Женщина: «Я реально вижу стул в моей реальности здесь и сейчас. Собаку я вижу только в моей голове, внутренним зрением...»

Так видите ли вы собаку, сидящую на этом стуле?

Женщина: «Ну, только внутренним зрением».

Каково различие между стулом, который вы видите внутренним зрением, и собакой, которую вы видите внутренним зрением? Есть ли разница?

Женщина: «Ну, одно здесь, а другое — нет».

Да. Но как вы узнаете об этом?

Женщина: «Ну, если я посмотрю назад или в сторону, стул я все равно вижу. А если перестану думать о собаке, она тут же исчезнет».

ОК. Вы можете поговорить с собой, правда, обратитесь внутрь себя и спросите: есть ли у вас на подсознательном уровне какая-то часть, которая могла бы так же ясно представить себе собаку, даже отвернувшись? Можете ли вы после этого найти различие? Потому что я догадываюсь, что у вас есть еще способы, которыми вы пользуетесь для определения различия между собакой и стулом.

Женщина: «Образ собаки не так ясен».

ОК. Это один из способов, которым вы проверяете реальность. Снова обратитесь внутрь себя и спросите, нет ли у вас в подсознании такой части, которая могла бы сделать образ собаки таким же ясным.

Женщина: «Нет, пока я бодрствую».

Я знаю, что сознательно вы не можете этого сделать. Я об этом и не прошу. Можете ли вы поговорить с собой? Можете ли вы сказать себе внутренне: «При-вет, Мари, как дела?» (Да.) ОК. Обратитесь внутрь себя и спросите: «Есть ли у меня на подсознательном уровне какая-то часть, которая может сделать образ собаки таким же ясным, как и образ стула?» Будьте внимательны к ответу, который вы получите. Ответ может быть вербальным, визуальным, чувственным. Пока она это делает, вопрос ко всем: заметил ли кто- нибудь на себе, как определяются различия между собакой и стулом?

Мужчина: «Ну, когда вы раньше двигали стул, я слышал звук, а если бы вы двигали собаку, то звука не было бы».

В сущности, ваша стратегия состоит в том, что вы переходите в другую репрезентативную систему и наблюдаете, есть ли соответствие первой системе.

Женщина: «Я знаю, что собаку сюда поставила я».

Как вы об этом узнали?

Женщина: «Я помнила, что я сделала».

Да, но как вы помните об этом? Это визуальный процесс? Или вы себе что-нибудь говорите? ОК. Сей- час я вас попрошу ту же самую операцию совершить со стулом. Поставьте стул сюда, несмотря на то, что он уже здесь. Пройдите С9 стулом через тот самый процесс, что и с собакой, а потом скажите мне, в чем же разница.

Знает ли кто-нибудь, в чем тут дело?

Мужчина: «Все мы тут шизофреники».

Конечно, все мы тут шизофреники. Фактически, Р.Д. Лэнг был слишком консервативен, когда он говорил о шизофрении как о естественной реакции. Следующей ступенью, на которую мы все поднимаемся, является множественная личность. Существует только два различия между нами и теми, у кого стоит офици-альный диагноз «множественная личность»: (1) отсутствие амнезии на то, как вы вели себя в данном контексте — находясь в другом контексте, вы помните о том вашем поведении; (2) вы можете выбирать, как реагировать в зависимости от контекста. Если у вас нет выбора реакций на данный контекст, то вы — робот. Итак, у вас два выбора. Вы можете быть либо множественной личностью, либо роботом. Выбирайте же хорошо.

Мы сейчас постараемся подчеркнуть различие между кем-то, кто не знает, что его галлюцинации — это галлюцинации, и вами. Различие состоит лишь в том, что у вас есть стратегия определения того, что является разделяемой реальностью, а что — нет. И, если у вас есть галлюцинации, то они касаются идей, а не вещей.

Если кто-то из нашей аудитории скажет: «Смотрите, я действительно вижу здесь собаку, и каждый может ее увидеть!», то кто-то возьмет его за руку и выведет из аудитории.

Но когда Салли использовала слово «задумчивый», она проходила через тот же самый процесс, что и шизофреники. Например, один пациент посмотрел на нее и сказал: «Видите ли вы, что сейчас я выпью чашку крови?» Он сделал то же самое, что и Салли. Он взял какую-то информацию извне, интересным образом скомбинировал ее со своим внутренним ответом, и сделал вывод, что все пришло к нему извне.

Между госпитализированными людьми-шизофре-никами и людьми в нашей аудитории существует только два различия: (1) Вы имеете хорошую стратегию проверки реальности; (2) Содержание ваших галлю-цинаций социально приемлемо. Ведь все вы галлюцинируете. Например, вы галлюцинируете о том, в каком настроении находится человек — в плохом или хорошем. Иногда это соответствует той информации, которую вы получаете извне, а иногда — нет, тогда это просто отражение вашего внутреннего состояния.

А если, например, плохого настроения у вашего со-беседника нет, вы можете индуцировать его: «У вас что-то не так?», «Что вас беспокоит?», «Я не хочу, чтобы вы беспокоились о том, что произошло сегодня днем, когда вас не было».

Пить кровь в нашей культуре не принято. Мне приходилось жить в странах, где это нормально. Члены восточно-африканского племени Масаи только и за-нимаются тем, что садятся в кружок и пьют кровь из чашки. И никаких проблем. Представителям этой культуры было бы странно, если бы кто-нибудь сказал: «Я вижу, что вы почувствовали себя плохо, когда я это сказал». Они начали бы удивляться вам.

Когда мы преподавали интернам-психиатрам, мы приходили в больницу пораньше и проводили много времени в палатах. У тамошних пациентов были про-блемы, с которыми мы прежде не сталкивались. Мы дали им задание определить для себя, какую часть их реальности люди разделяют, а какую — нет. Например, с тем парнем, который пил кровь из чашки, мы поступили так: немедленно присоединились к его реальности: «Да, подогрейте и нам по чашечке!» Мы присое-динились к его реальности так, что он начал нам доверять. Затем мы дали ему задание — определить, какую часть его переживаний остальные люди в палате могут валидизировать. Мы не говорили ему о том, что реально, а что — нет, а просто попросили назвать те переживания, которые другие люди могли бы с ним разделить. И тогда он научился — как научился ребенок — говорить о тех частях реальности, которые являются либо социально приемлемыми галлюцинациями, ли- бо чем-то, что люди хотят видеть, слышать или чувствовать. И это — все..., что ему было нужно, чтобы вы-писаться из больницы. Сейчас у него все нормально. Он по-прежнему пьет кровь из чашки, но делает это в одиночестве. Большинство психотиков именно тем и отличаются, что не умеют отличать разделяемую реальность от неразделяемой.

Мужчина: «Но многие психиатры тоже не умеют делать этого, когда работают с психотикам».

Очень многие люди не умеют этого делать, насколько мне известно! Единственное различие состоит в том, что у психиатров есть другие психиатры, которые разделяют их реальность, так что получается хоть немного, да разделяемая реальность. Я много раз подшучивал над тем, как гуманистические психологи общаются друг с другом, когда собираются вместе. У них есть много ритуалов, которых нет, например, в электронной компании. Электроники, приходя утром на работу, не держат друг друга за руки и не смотрят пристально в глаза друг другу в течение 5,5 минут. И когда кто-то из них видит, как другие делают это, то говорит: «Ну и ну! Странно!» И гуманистические психологи думают, что электронщики — люди холодные, бесчувственные, бездушные. Для меня обе эти реальности — психотические, и я не знаю, какая из них является более сумасшедшей. Но если вы будете говорить о разделяемой реальности, то электронщики окажутся в большинстве!

Вы имеете выбор тогда, когда мржете переходить из одной реальности в другую. И иметь взгляд на то, что происходит. Самые сумасшедшие вещи происходят тогда, когда гуманистический психолог приходит, проводит семинар в организации и не меняет своего поведения. Неспособность приспособиться к иной разделяемой реальности является, насколько я знаю, самым ярким признаком психоза.

Терапевты так же чувствуют буквы. Я не думаю, что это является более странным, чем питье крови из чашки. Куда бы я ни пошел, люди говорят мне, что они чувствуют себя О и К. Это действительно странно. Или же спрашивать человека: «Как ты себя чувству- ешь?», а он отвечает: «Неплохо». Вдумайтесь, это ведь очень глубокое утверждение: «Я чувствую себя Неплохо». Но ведь это не чувство. Так и ОК.

Один из наиболее мощных инструментов для коммуникатора — это, по-моему, умение различать свое восприятие от своих галлюцинаций. Если вы можете с ясностью отличать, какую часть вашего опыта вы выносите изнутри наружу, в противоположность тому, что вы действительно получаете извне с помощью ва-ших сенсорных аппаратов, вы не будете галлюцинировать тогда, когда вам это не полезно. В действительности, необходимым галлюцинирование не бывает никогда. Любой результат психотерапии вы можете получить, не галлюцинируя. Вы можете оставаться толь-ко при своем сенсором опыте и быть очень эффективным, творческим и сильным психотерапевтом.

Чтобы добиться исключительных успехов в коммуникации, вы нуждаетесь только в трех вещах: Мы открыли, что в поведении психотерапевтических кори-феев (и талантливых руководителей, и продавцов) существует три основных стереотипа. Первое: Они знают, какого результата хотят добиться. Второе: Они до-статочно гибки в своем поведении. Вы должны уметь генерировать у себя множество поведенческих реакций, чтобы добиться от человека такого ответа, который вам нужен. Третье: Они обладают достаточным сенсорным опытом для того, чтобы заметить, получили ли они тот ответ, которого добивались. Если вы обладаете этими тремя способностями, то можете варьировать свое поведение до тех пор, пока не получите нужный ответ.

Здесь мы делаем вот что. Мы знаем, какого результата мы добиваемся. Затем мы вводим себя в состояние, которое называем «аптайм» (uptime), в котором находимся всецело в своем сенсорном опыте и вовсе не имеем сознания. Мы не осознаем наших внутренних чувств, картин, голосов — ничего внутреннего. В таком состоянии я нахожусь в своем сенсорном опыте, связанном с вами, и слежу за вашими реакциями, и продолжаю менять свое поведение до тех пор, пока не получу от вас нужную мне реакцию.

В данный момент я знаю, что я говорю, потому что слушаю себя извне. Я знаю, сколько смысла вы извлекаете из моих слов, узнавая об этом по Ьашим реакциям, сознательным и бессознательным. Я вижу это. Я не комментирую это внутренне, просто замечая ваши реакции, и соответственно приспосабливаю свое поведение. Я не знаю, как я себя при этом чувствую. Я осознаю свои тактильные кинестетические ощущения. Например, я чувствую, что моя рука лежит в кармане. Это — определенная часть состояния сознания, один из многих видов транса, кстати весьма полезный, если вы ведете группы.

Женщина: «Как вы приспосабливаетесь в состоянии аптайм? Вы сказали, что меняете свое поведение до тех пор, пока не получите нужный вам ответ. Какие приспособления вы делаете? Не объяснили бы вы это подробнее? Или...»

Ну, я меняю все возможные параметры поведения. Наиболее явным для меня является тон голоса. Вы можете менять и выражение лица. Иногда вы можете сказать то же самое, что уже говорили, но при этом поднять брови — и человек вдруг понимает. Вы можете начать двигать руками. Для кого-то вы можете нарисовать картину. Иногда я объясняю одно и то же разными словами. Это все — доступные логические возможности. На самом деле существует огромное разнообразие возможностей.

Женщина: «Но если вы меняете свое поведение, разве вы не должны сознавать каким-то образом то, что происходит внутри вас?»

Нет. Я считаю, что большинство людей стараются делать это рефлексивно, но большинство сознательных стратегий здесь не работают. Именно поэтому складываются такие безобразные межличностные отношения. Если я хочу заставить вас действовать определенным образом и говорю вам, что я делаю, то все, что я должен делать потом — это действовать каким-то иным образом до тех пор, пока вы не будете вести се- бя так, как я хочу. Если я захочу проверить, достиг ли я намеченного результата и при этом обращусь к себе, к своим внутренним чувствам и голосам, то это никогда не скажет: аптайм — плохая стратегия. По-моему, аптайм — единственная эффективная стратегия, которую я знаю, для взаимодействия с людьми в терминах вызывания реакций.

Для того, о чем вы говорите, я бы предложил совершенно иную стратегию, потому что вы хотите узнать, что вы думаете и чувствуете, для того, чтобы потом сказать об этом. Но я не думаю, что это углубит вашу связь с другим человеческим существом. Потому что, если вы это делаете, то вы не уделяете внимания ему, а уделяете внимание себе. Я не говорю, что это плохо, я говорю только, что в результате этого вы не будете ощущать себя ближе к другому человеку. Вы не установите более близкий контакт с женщиной, которая сидит рядом с вами, если будете созерцать свои внутренние картины, и говорить себе что-то и что-либо ощущать, а потом говорить ей об этом. Так не установишь контакт между ней и вами. Просто в ее сознании появится больше информации о том, что происходит внутри вас тогда, когда вы не уделяете внимания ей.

У меня есть знакомый адвокат, у которого есть замечательная стратегия для решения юридических проблем. Сначала он визуально конструирует проблему, которая должна быть решена. Затем он обращается к аудиальному ответу А и проверяет его с помощью ви-зуального эйдетического ответа А, затем аудиальный ответ В проверяет с помощью визуального эйдетического В и так далее, пока аудиальный и визуальный ответы не сложатся в первоначальную визуальную конструкцию. Тогда он знает, что проблема решена. Это — прекрасная стратегия для решения юридических проблем, но она же ужасна, если ее использовать в межличностных отношениях, но он использовал ее и там. Сначала он создавал образ того, как он хочет взаимодействовать с кем-либо, затем начинал искать образы того, как он так же взаимодействовал раньше с другими людьми. Таким образом, он не был способен ни на что новое во взаимодействии, если это новое не состояло из уже знакомых старых кусков. Нельзя сказать, чтобы в межличностных отношениях эта стратегия страшно хороша. Когда он ее использовал, то полностью находился вне процесса взаимодействия!

Недавно по телевизору психолог учила людей, как лучше общаться. В сущности она говорила следующее: «Сначала создайте картину того, каким вы хотите быть, а затем ведите себя соответственно этой картине». Но здесь нет ничего, что бы говорило об обратной связи от других людей. Вокруг нее стояли студенты, которые говорили: «Мы счастливы, и мы можем общаться. Как приятно вас видеть!» Они даже не знали, пожимают они друг другу руки или нет. У них вообще не было контакта, так как каждый был внутри себя и создавал себе образы. Быть может, они и вправду были счастливы — они улыбались, но нельзя сказать, чтобы эта стратегия общения была хорошей. Однажды мы обедали с одним полковником в от-ставке, который решил стать коммуникатором. У него было две стратеги. Одна — выдавать команды, другая — получать согласие. Стратегии, предназначенной для сбора информации, не было вообще, вся стратегия попросту завершалась получением от партнера согласия. Несмотря на то, что он говорил, если он получал ответ: «Да, я согласен», он больше вообще не мог функционировать. Когда мы стали выражать ему согласие, он не мог больше генерировать никакого поведения! Он прекращал функционировать. Затем он сидел, не говоря ни слова, в течение пятнадцати минут, пока не смог прицепиться к чему-то в нашем разговоре. Мы опять с ним согласились, и он снова замолчал. Его стратегия выбора блюд состояла в том, чтобы заставить каждого из обедающих за нашим столом выбрать себе определенное блюдо. Целью его стратегии не было получение приятных ощущений от еды. Цель состояла в том, чтобы заставить каждого выбрать то, что он считает нужным. Быть может, эта стратегия и хороша, чтобы быть армейским полковником. Но вряд ли она годится для того, чтобы выбрать себе еду в ресторане или завести друзей, которых, кстати, у него и не было.

Стать конгруэнтным своему сенсорному опыту — это дело всей жизни, но я не знаю, чтобы здесь существовали какие-то принципиальные ограничения. Сейчас я могу видеть, слышать и ощущать то, что два года назад казалось мне экстрасенсорной информаци-ей. Это утверждение касается моего желания посвятить часть своего времени и энергии на выработку способности различения внутренней и внешней реальности, стимулов, поступающих по каждому сенсорному каналу и внутрь каждой репрезентативной системы. Нашу способность к зрительным различениям мы выработали благодаря Милтону Эриксону. Он является одним из самых совершенных в мире визу-альных детекторов. Он видит то, что обычно для людей находится далеко за порогом восприятия, но оно действительно существует и воспринимается тем же самым человеческим зрительным аппаратом. Когда мы делали упражнения, многие из вас звали меня на помощь: «Посмотрите, мой партнер не делает никаких движений глазами!» Но в конце концов вы говорили: «Нет, небольшие движения все-таки делает!» Когда вы говорили «небольшие» — это было утверждение о вашей различительной способности, а не том, что происходило с вашим партнером.

Это подобно «сопротивлению». Если терапевты будут воспринимать «сопротивление» как характеристику собственного поведения, а не поведения клиента, то я думаю, что психотерапия будет развиваться быстрее. Как бы ни «сопротивлялся» клиент, все равно это утверждение касается того, что вы делаете, а не того, что он делает. Среди всех способов, которые вы ис-пользовали, чтобы установить контакт и раппорт, вы не нашли того одного, который бы сработал. Тогда вам надо стать настолько гибким в способах представления себя, пока вы не получите нужной вам реакции.

ГРИНДЕРД., БЭНДЛЕР Р.

Из лягушек в принцы. —

Воронеж, 1993, стр. 5-59.

Стивен ХЕЛЛЕР и Терри Ли СТИЛ