Глава восьмая Психология мышления

Мышление

1. Восприятие и мышление

Ощущение, восприятие, представление и мышление представляют собой познавательные процессы. Следовательно, каждый из них служит отражению действительности, и в этом плане между ними существенной разницы нет.

Однако действительность отнюдь не исчерпывается только предметами и явлениями. Она содержит также многообразные связи, отношения и соотношения, существующие между этими предметами и явлениями. Поэтому несомненно, что без отражения этих последних говорить о правильном и полном познании действительности невозможно. Именно эту задачу, то есть отражение соотношений, и возлагают обычно на мышление. Соответственно, определение данного понятия выглядит следующим образом: мышление является отражением объективного мира в его связях и отношениях, а восприятие представляет собой отражение предметов и процессов.

Однако подобное разобщение восприятия и мышления неоправданно. Неправомерно думать, что живому существу для отражения предметов дана одна функция, а для отражения существующих между ними отношений — другая. Хотя мышление справедливо считается специфической особенностью человека, однако это, конечно, отнюдь не означает, что мы постоянно размышляем. Зачастую наше поведение протекает вне участия мышления. В нашей повседневной жизни такое случается сплошь и рядом. Там, где нужно решать привычные задачи, мышление излишне; нам для этого вполне хватает наших навыков.

Разумеется, ни в одном из отмеченных случаев выполнение целесообразных движений не требует специального размышления и осмысления. Бесспорно, что в данном случае установление соотношений, лежащих в основе целесообразных движений, не требует вмешательства мышления. Так откуда же они берутся?

По-видимому, переживание соотношений не должно быть функцией только лишь мышления. Приведенный нами пример с очевидностью показывает, что относительная близость или отдаленность чернильницы, как и ее нахождение справа или слева, дано вместе с переживанием этой чернильницы, ведь красную чернильницу я воспринимаю как находящуюся слева и дальше, а не просто как чернильницу как таковую. Несомненно, что в данном случае источником переживания соотношения следует считать восприятие.

В психологической литературе проблема переживания соотношений стоит давно, являясь одним из наиболее спорных вопросов. Одни исследователи допускают возможность восприятия соотношений, другие же считают это невозможным, полагая, что постичь взаимоотношения можно лишь с помощью мышления.

В пользу этого последнего соображения наиболее веские доводы приводит А. Брунсвиг. Он показал, что о невозможности непосредственного восприятия отношений можно говорить лишь в том случае, если мы заранее уверены в том, что на нас воздействуют только лишь раздражители, соответствующие ощущению, а не отношения, существующие между самими предметами. Как писал Брунсвиг, «когда я смотрю на два цветных пятна или две линии различной длины, то испытываю некое состояние, которое можно охарактеризовать следующим образом: я непосредственно вижу, что цвета похожи или что из двух линий А длиннее, чем В; и это непосредственное видение безусловно следует считать восприятием, пусть не чувственным восприятием, но все-таки восприятием, то есть непосредственным постижением объекта».

Таким образом, восприятие соотношения (А длиннее, чем В) в данном случае сомнений не вызывает.

Разумеется, подобные случаи непосредственного переживания соотношений может подтвердить каждый из нас. А то обстоятельство, что в западной психологии, невзирая на это, мнение о невозможности восприятия соотношений достаточно широко распространено, объясняется тем, что они продолжают стоять на идеалистической позиции. И действительно, изначально подразумевая, что соотношения существуют не объективно, а представляют собой лишь формы нашего познания, привнесенные нами — как считал, например, Кант — тогда очевидно, что восприятие соотношений следует признать невозможным. Однако для нас очевидно, что соотношения присущи самим явлениям и предметам объективной действительности. Следовательно, было бы весьма удивительно, если человек имел прямую связь только с предметами и явлениями объективной действительности, а с существующими между ними соотношениями — нет. Для нас бесспорно, что восприятие дает отражение объективной действительности, включая, соответственно, и существующие соотношения.

Таким образом, неправомерно считать, что различие между мышлением и восприятием состоит в том, что с помощью первого происходит отражение отношений, тогда как второе такой способности лишено.

Между восприятием и мышлением в содержательном плане существенного различия нет вообще.

Итак, отражать предметы и соотношения объективной реальности может и мышление, и восприятие. Однако это отнюдь не означает, что между этими двумя путями познания нет никакой разницы. Разница между ними безусловно есть. Но в чем именно она состоит?

2. Различие между восприятием и мышлением

Восприятие и мышление представляют собой различные ступени познания. Именно на этом основывается самое существенное различие между ними. Поэтому представляется необходимым несколько подробнее остановиться на этом вопросе.

Восприятие подразумевает воздействие актуальных раздражителей, то есть воспринять можно лишь то, что непосредственно воздействует на субъект. Однако этот последний в качестве субъекта восприятия всегда строго ограничен как условиями времени, так и пространства. Восприятие непременно протекает когда-то, то есть в определенном временном интервале, и где-то, то есть в определенной точке пространства. Поэтому оно дает отражение только лишь узкого, ог-раниченного отрезка объективной реальности, отражение того, что непосредственно воздействует на субъекта на определенном отрезке времени и пространства. Восприятие представляет собой непосредственное отражение действительности, затрагивая лишь те предметы и явления, те качества и соотношения, которые воздействуют на нас в каждом конкретном случае, а потому имеющие случайный и частный характер.

Разумеется, объективная действительность далеко не исчерпывается только этим, представляя собой необозримый мир предметов и явлений, связанных в одну целостную систему. Восприятие дает лишь то, что находится перед нашим взором, но то, что находится за пределами видимого мира, для него недосягаемо.

Таким образом, восприятие дает непосредственное отражение объективной действительности, позволяя учитывать лишь то, что дано нам непосредственно перед; этим его возможности ограничиваются.

Однако подобное отражение неудовлетворительно не только в силу того, что оно всегда касается лишь узко ограниченной части действительности, но главным образом потому, что оно не дает истинного отражения даже этой ограниченной части. Восприятие не может нам сказать даже того, чем является то, что мы воспринимаем; оно дает лишь его образ, картину. Что касается истинной сущности воспринимаемого, то для чистого восприятия она остается совершенно недосягаемой.

Какую ценность может иметь отражение действительности путем восприятия? Может ли живое существо удовлетвориться отражением действительности, данным через восприятие? Возможно ли жить, целесообразно взаимодействовать со средой, если она дана только путем восприятия?

Разумеется, на эти вопросы можно ответить положительно. Безусловно, что животные в процессе взаимодействия с внешней средой обычно довольствуются восприятием. Когда мы имеем дело с поведением чисто рефлекторного характера, то очевидно, что для его нормального протекания восприятия вполне достаточно — рефлекс связан с определенными стимулами, а потому для проявления соответствующего рефлекса нужно лишь восприятие стимула.

Аналогичное можно сказать как о так называемом «инстинктивном», так и о любого рода импульсивном поведении. Известно, что при данных формах поведения между движениями живого существа и воздействующими извне стимулами либо существует наследственно закрепленная связь, как это имеет место при инстинктивном поведении, либо связь, возникающая на основе импульса, вытекающего из самого стимула, как это бывает при импульсивном поведении.

Одним словом, очевидно, что во всех тех случаях, когда между поведением и стимулом существует непосредственная связь, как это происходит в случае рефлекса, инстинкта и импульсивного поведения, для начала поведения достаточно только восприятия.

Однако допустим, что между внешней средой и нашим поведением такой прямой связи нет; допустим, что на нас извне действует такой стимул, что мы не знаем, каким движением на него следует ответить, то есть мы оказались в ситуации, в которой не знаем, что нужно предпринять. Несомненно, что здесь решающее значение в первую очередь имеет понимание стимула. Для того, чтобы целесообразно ответить на стимул, нам, прежде всего, нужно понять, что он собой представляет. Поэтому в таком случае у нас в ответ на воспринятый стимул возникает не мгновенная реакция, а некое чувство удивления: что это такое? Мы как бы задаем себе этот вопрос, и наше внимание направляется на воспринятый стимул. Таким образом, восприятие стимула вызывает не ответное действие, а превращается в предмет удивления. Удивление возникает вследствие новизны действующего стимула, и понятно, что психика, движимая познавательной целью, останавливается на нем. Это означает, что в этом случае данные, полученные при восприятии стимула, оказались недостаточными и поэтому возникла необходимость повторного отражения этого стимула, но, конечно, не путем повторного восприятия, ведь мы почувствовали удивление отнюдь не потому, что не сумели ясно воспринять стимул. Нет, наоборот, удивление было вызвано как раз точным восприятием стимула, поскольку оно указывало на незнакомый предмет.

Следовательно, удивление требует не повторного восприятия, а отражения иным путем. Оно требует ответа на свой вопрос: что это такое? Для ответа на подобный вопрос необходимо сопоставить незнакомый стимул с уже знакомыми, учесть существующие между ними соотношения, взаимосвязи и таким путем найти его место в ряду других, ранее воспринятых предметов и явлений объективной действительности. Подобный процесс познания, разумеется, не есть восприятие. Это — особый познавательный процесс, тот самый, который называется мышлением.

Таким образом, самый главный признак, отличающий мышление от восприятия, заключается в том, что в случае мышления процесс познания уже подразумевает факт восприятия. Прежде, чем начать мыслить, необходимо воспринять какую-то часть действительности. Мышление всегда связано с тем, что так или иначе было предметом нашего восприятия, ведь невозможно размышлять о том, что мы не видели, никогда не воспринимали. Материалом мышления всегда служит воспринятая действительность.

Следовательно, в познавательном процессе действительность отражается дважды: вначале непосредственно — в виде образа, возникающего в процессе восприятия, а затем, основываясь на данном образе, — посредством объективации восприятия, то есть косвенно и опосредованно. Поэтому, если восприятие дает непосредственное отражение действительности, то мышление является ее опосредованным отражением.

Теперь же, рассматривая с этой точки зрения различие между мышлением и восприятием, становится понятно, что имеют в виду, говоря о них, как о разных ступенях познания. И в самом деле, как видим, восприятие представляет собой первую ступень познавательного процесса, а мышление, поскольку оно строится на базе восприятия, можно считать второй ступенью познавательного процесса.

Таким образом, мы убеждаемся, что восприятие дает непосредственное отражение действительности. Оно показывает нам не только предметы и явления, но и их некоторые качества и определенные соотношения между ними. Однако восприятие дает только внешний образ действительности, ее картину. Поэтому оно является достаточным только для таких случаев поведения организма, где исходящий из окружающей среды тот или иной стимул играет лишь роль сигнала для соответствующей реакции, то есть в случаях рефлекса, инстинкта и, наверное, импульсивного поведения. Но там, где стимул незнаком, вместо реакции возникает чувство удивления и наряду с ним — объективация восприятия. Начинается психическая переработка воспринятого, новый познавательный процесс, именуемый мышлением.

Стало быть, для мышления в первую очередь характерно то, что оно, движимое импульсом удивления, начинает объективировать воспринятое, достигая своей цели — отражения существенных характеристик действительности — на основе переработки воспринятого материала. Таким образом, если восприятие как непосредственное отражение действительности является первичным познавательным процессом, то главной характеристикой мышления следует считать то, что оно представляет собой вторичный познавательный процесс.

3. Удивление как условие актуализации мышления

В основе вторичного познавательного процесса — мышления лежит момент удивления. Там, где воспринятая действительность подобного переживания не вызывает, возникновение мыслительного процесса лишено всякого смысла. Остановимся несколько подробнее на этом понятии.

Как известно, еще Платон (IV в. до н. э.) объявил удивление стимулом философского мышления. По его мнению, тот, кто не обладает данной способностью, не имеет призвания к философскому мышлению. Данная мысль Платона правомерна лишь отчасти. Удивление действительно лежит в основе мышления. Однако нельзя забывать, что оно все-таки не является главным источником мышления. Удивление представляет лишь вторичный процесс, опирающийся на более глубоко лежащий импульс. Основным стимулом мышления безусловно является потребность, на основе которой живое существо устанавливает взаимоотношения с объективной действительностью. Как известно, в основе любого рода активности непременно лежит импульс удовлетворения какой-либо потребности. Поэтому понятно, что чем сильнее потребность, чем она важнее для субъекта, тем более энергичную активность она вызывает.

Естественно, что, когда эта активность блокируется и, соответственно, не удается удовлетворить потребность, субъект не остается индифферентным. У него появляется специфическое чувство, именуемое удивлением, на почве которого и возникает процесс мышления. Мышление возникло для нужд удовлетворения потребностей; оно возникло на основе практики и по существу служит интересам практики.

Однако было бы ошибкой думать, что в основе мыслительного процесса всегда лежит только интерес удовлетворения витальных потребностей. Известно, что в обществе развиваются и видоизменяются не только обычные витальные потребности, но и появляется бесконечный ряд новых потребностей, совершенно отличных от потребностей животных. Само собой разумеется, что основой импульса мышления может стать любая из этих потребностей. Но решающее значение при этом имеет то, насколько важна данная потребность для личности.

Однако потребность представляет собой лишь внутренний, субъективный фактор; чувство же удивления и процесс мышления подразумевают и внешний фактор. Как уже отмечалось выше, ситуация вызывает удивление только в том случае, если: 1) она не связана непосредственно с привычными актами поведения, 2) и вследствие этого возникает помеха на пути удовлетворения значимой для субъекта потребности. В противном случае оснований для начала мыслительного процесса нет. Таким образом, внешнее условие актуализации мышления составляют два момента ситуации: ее новизна или необычность и персональная значимость.

Значение этих факторов хорошо видно из наблюдения, приведенного Штерном: прислуге было поручено ежедневно выносить из рабочей комнаты корзину с ненужными бумагами и выбрасывать их в мусорный ящик. Эту работа стала для нее привычной, выполняемой автоматически. Однажды в корзину случайно попала маленькая шкатулка с драгоценностями, причем сверху она оказалась прикрытой бумагами, поэтому была полностью скрыта из виду. Прислуга почувствовала, что корзина в тот день была тяжелее обычного, но, не обратив на это особого внимания, опорожнила ее как обычно в мусорный ящик.

Почему потерялась шкатулка с драгоценностями? Потому, что тяжесть корзинки не вызвала у прислуги удивления и, соответственно, мыслительного процесса, который побудил бы ее проверить содержимое корзины.

Почему этого не произошло? Во-первых, потому, что изменение тяжести не было столь значительным для того, чтобы прислуга заметила в этом действительно нечто необычное, новое; во-вторых, потому, что содержание корзины обычно не имело для нее никакого персонального значения, то есть не было связано с какой- либо значимой для нее потребностью. Знай она заранее об исчезновении шкатулки и заметь, что корзина несколько тяжелее обычного, вероятно, содержание корзины приобрело бы для нее большее персональное значение, и она не опорожнила бы ее столь индифферентно в мусорный ящик.

Таким образом, очевидно, что удивление, всегда предшествующее любого рода мыслительному процессу, представляет собой вторичный фактор. В его основе лежит целый ряд внешних и внутренних факторов.

Удивление — переживание, прежде всего характерное для мышления и касающееся начального момента мышления. Зато завершение протекания любого мыслительного процесса характеризуется вторым переживанием — это решение возникшего вопроса, удовлетворение удивления, сопровождающееся специфическим переживанием, известным под названием «ага-переживания» (Бюлер, Вертхаймер). Соответственно, если первое переживание имеет характер напряжения, то ага-переживанию, наоборот, свойственно эмоциональное состояние облегчения. Поэтому процесс мышления переживается как чрезвычайно динамическое состояние, начальный и конечный моменты которого увязывают его единый замкнутый процесс, в котором каждая предшествующая ступень четко стремится к конечной.

Можно сказать, что данное свойство представляет собой наиболее специфичный и особенно демонстративный признак процесса мышления. Взяв обычную ассоциативную цепочку представлений, получим совершенно иную картину: здесь, во-первых, полностью отсутствуют переживания напряжения и облегчения, как это бывает в случаях удивления и ага-переживания. Это совершенно понятно, поскольку в случае ассоциативных представлений говорить об этих переживаниях — удивлении и ага-переживании — невозможно. Поэтому начальный момент протекания представлений, возникших на основе ассоциации, не имеет ничего общего с конечными элементами ассоциативного ряда. Здесь мы имеем дело с простой последовательностью представлений, в которой каждый член связан только с предыдущим членом, а не с замкнутой целостностью, объединяющей все протекание мыслей.

4. Детерминирующая тенденция

Замкнутость протекания мышления, его системная целостность является следствием одной из его основных особенностей. Когда в начале века впервые начали экспериментальное изучение процесса мышления (Кюльпе, Ах, Ватт), то оказалось, что совершенно особую роль в данном случае играет задача, решение которой представляет собой конечную цель всего этого процесса. Когда испытуемому предлагают решить задачу, то обычно ему на ум приходят лишь представления, необходимые для решения данной задачи — в этом случае ассоциация представлений бессильна. Данное обстоятельство настолько специфично для мышления, что вне этого невозможен даже элементарный мыслительный процесс. Но как только влияние осознания задачи ослабевает, тотчас же вместо мышления возникают другие, немыслительные процессы.

Необходимо учитывать, что сама по себе задача оказывает столь определенное влияние на работу нашего сознания отнюдь не механически. Это происходит только в том случае, когда субъект действительно серьезно берется за решение поставленной перед ним задачи. Лишь после этого сознание перестраивается таким образом, что обычная ассоциативная тенденция утрачивает силу, уступая свое место новой тенденции — так называемой «детерминирующей тенденции» (Н. Ах).

Таким образом, как видим, возникновение у человека именно надлежащих, целесообразных мыслей в процессе мышления носит скорее активный, а не пассивный характер. В основе этого лежит признание субъектом задачи, намерение решить ее, то есть волевой акт.

Активность

Активный характер мышления считается следующей специфической особен-ностью его протекания. В психологии эта сторона мышления всегда специально подчеркивалась, что вполне понятно, поскольку ничего столь наглядно не доказывает различие природы ассоциации и мышления, как это обстоятельство.

Тот факт, что мышление действительно характеризуется активностью, подтверждают не только переживания, сопутствующие мыслительному процессу, но и присущие ему особенности протекания. Мышление — активный процесс как феноменологически, так и функционально.

Что мы испытываем, когда, скажем, решаем сложную математическую задачу и когда предаемся обычным мечтаниям? Различие переживаний в данном случае является совершенно очевидным; в первом случае мы ощущаем себя весьма активными и деятельными, ежеминутно оказываясь перед трудностями и препятствиями и непрерывно принимая надлежащие меры для их преодоления. Зато в случае мечтаний все происходит совершенно иначе — вместо свойственной мышлению напряженности здесь отмечается пассивное расслабление, поскольку грезы протекают без нашего активного участия. Если в первом случае почти каждая отдельная мысль переживается как продукт нашего намеренного поиска, то во втором случае представления появляются и исчезают так, что нам остается лишь роль пассивного созерцателя. В процессе мышления мы действуем, тогда как в случае грез созерцаем то, что происходит как бы вне нашего участия.

Об активном характере мышления не менее очевидно свидетельствуют и осо-бенности его протекания. Выше мы убедились, сколь большую роль в процессе мышления выполняет осознание задачи. Весь мыслительный процесс протекает таким образом, что он с начала до конца носит целесообразный характер, завершаясь в конце концов актом решения поставленной задачи. Подобная целесообразная природа про-цесса мышления ясно указывает на то, что в нем изначально участвует, активно направляя процесс вплоть до его завершения, личность со своими целями. Такая активность может характеризовать лишь различные случаи участия воли, поскольку о других психических процессах этого сказать нельзя.

Транспозиция

Как было показано, мышлением называется психический процесс, всегда начинающийся с постановки вопроса и завершающийся его решением. В каждом частном случае стоит один вопрос с индивидуально определенным содержанием, и мышление дает решение именно данного, индивидуально определенного вопроса. Однако предположим, что затем перед нами встала пусть не абсолютно идентичная, но в принципе аналогичная задача. Будет ли нашему мышлению так же трудно решить

данную задачу, как и первую? Возникнут ли теперь те же сложности, потребуются ли такие же усилия и активное напряжение, как тогда, когда мы решали задачу впервые? Даже совсем простое наблюдение позволяет отрицательно ответить на этот вопрос. При решении аналогичной задачи мыслительный процесс протекает несравненно более легко и беспрепятственно, чем в первом случае, требуя гораздо меньшего времени. Можно сказать, что достаточно понять, что задача аналогична первой, и решение тотчас же будет найдено.

Данное обстоятельство следует считать особенно характерным для мышления. Решая задачу, мышление делает это «раз и навсегда», то есть нам не приходится в каждом отдельном частном случае начинать все сначала. Мышление «переносит» однажды найденный способ решения на новые, аналогичные задачи; особо высокая значимость мышления состоит в том, оно наделено способностью «переноса», «транспозиции».

То, насколько характерен данный момент для мышления, хорошо показывает изучение фактов так называемого «внезапного», «случайного» решения задачи. Иногда решить задачу не удается. Тогда мы перестаем размышлять и обращаемся к опыту, то есть действуем то так, то иначе; но не потому, что эти попытки имеют под собой какое-нибудь разумное обоснование — мы просто делаем то, что приходит на ум. Случается, что этот путь приводит к правильному решению задачи. Решение налицо, хотя субъект и не знает, почему задача решается таким образом, он просто видит, что она решена. Как видим, такое слепое решение имеет место при применении метода «проб и ошибок». А теперь представим, что нам вновь предложили решить либо эту, либо аналогичную задачу. Если мы не сможем механически вспомнить путь ее решения, нам придется опять-таки приступить к ее решению методом «проб и ошибок» — перенос, транспозиция не имеют места в случае неосмысленного, слепого решения задачи.