<<
>>

ФУНКЦИОНАЛЬНО-ДИНАМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОГРАНИЧЕННОЙ ДЕЕСПОСОБНОСТИ

В. Б. Первомайский, В. Р. Илейко

С введением в уголовное законодательство института ограниченной вменяемости естественно возникает вопрос о наличии оснований для распространения существующего в гражданском праве института ограниченной дееспособности на лиц с иными психическими расстройствами кроме лиц, злоупотребляющих спиртными напитками или наркотическими веществами.

Анализ исследований и публикаций по данной проблеме [3, 6-8, 10-12, 14, 15] свидетельствует об: а) неэффективности функционирования института ограниченной дееспособности в отношении лиц с токсикоманической зависимостью и отсутствии подобной юридической нормы в отношении лиц с иными психическими расстройствами непсихотического уровня; б) необходимости правовой защиты лиц с непсихотическими психическими расстройствами при совершении ими тех или иных юридических действий в случаях, когда имеющиеся у них психические расстройства существенно ограничивали их способность осознавать свои действия и (или) руководить ими в юридически значимый промежуток времени; в) важности рассмотрения и разработки проблемы ограниченной дееспособности как с медицинской (психиатрической), так и с гуманистической, правовой точек зрения в рамках гарантируемой государством помощи некоторым контингентам населения, в том числе лицам преклонного возраста, а также лицам с трудностями социального функционирования и адаптации вследствие имеющихся у них психических расстройств.

Цель настоящего исследования — обоснование функционально-динамической концепции ограниченной дееспособности как методологической базы для решения проблемы ограниченной дееспособности в отношении лиц с непсихотическими психическими расстройствами в рамках действующего законодательства Украины.

Материалы и методы исследования: проведён теоретический анализ ряда статей Гражданского, Гражданского процессуального кодексов Украины, специальной литературы в аспекте проблемы ограниченной дееспособности.

Проанализированы 100 случаев судебно-психиатрической экспертизы (СПЭ) в гражданском процессе (посмертных и очных), проведённых в отделе СПЭ УНИИССПН за период 1991-2001 гг.
Методы исследования: теоретический, системный, клинико-психопатологический.

Результаты исследования. На сегодняшний день в отечественном законодательстве принята юридическая модель ограниченной дееспособности. Она закреплена в ст. 15 ГК [16]1.

Ст. 15 ГК. Ограничение дееспособности граждан, злоупотребляющих спиртными напитками или наркотическими веществами.

Гражданин, который вследствие злоупотребления спиртными напитками или наркотическими веществами ставит себя и свою семью в тяжёлое материальное положение, может быть ограничен судом в дееспособности в порядке, предусмотренном Гражданским процессуальным кодексом Украинской ССР, и над ним устанавливается попечительство.

Из цитированной нормы видно, что законодатель не оговаривает ни медицинский, ни психологический критерии ограниченной дееспособности. Её субъект воспринимается не как лицо, страдающее психическим расстройством, а скорее как нарушающее нормы общежития. И в этом смысле нет принципиального значения, страдает ли лицо, злоупотребляющее спиртными напитками или наркотическими веществами, алкоголизмом или наркоманией. Отсутствие в законе критериев ограниченной дееспособности и нечёткость понятий «злоупотребление.» и «тяжёлое материальное положение» имеет своим следствием то, что этот институт практически не работает и эта судебно-наркологическая проблема в Украине не изучается, хотя актуальность её несомненна. Отсутствие медицинских критериев исключает необходимость проведения судебно-психиатрической экспертизы, вопрос о которой нередко возникает уже после совершения сделки. Законодатель предусмотрел возможность совершения сделок лицом, злоупотребляющим спиртными напитками или наркотическими веществами. Такая сделка, если она совершена без согласия попечителя, по его иску признаётся судом недействительной в соответствии со ст. 54 ГПК. Обязательным условием её применения является признание лица, злоупотребляющего спиртными напитками или наркотическими веществами, ограниченно дееспособным до совершения им сделки.

Недостатки и уязвимость юридической модели ограниченной дееспособности очевидны.

Во-первых, она нарушает права психически здоровых лиц, не страдающих алкоголизмом или наркоманией, но проявляющих так называемое злоупотребление этими веществами. Напомним, что наркология различает понятия «злоупотребление» как донозологическую форму и проявление социальной распущенности и «алкоголизм» как заболевание психиатрического ряда [3].

Во-вторых, она абсолютно игнорирует права значительной части лиц с психическими расстройствами, которые сохраняют способность понимать значение своих действий и руководить ими, но в весьма ограниченном диапазоне социальных обстоятельств. Это делает их практически беззащитными перед нарушающими их интересы умышленными действиями третьих лиц. В экспертной практике следствием этого становится дилемма: отвечать ли на вопросы, поставленные судом в строгом соответствии с дихотомией — «способен-неспособен понимать значение своих действий и руководить ими» или при существенном ограничении обозначенной способности указывать на это обстоятельство? При первом варианте велика вероятность того, что лицо с фактически ограниченной дееспособностью будет признано полностью недееспособным либо, напротив, дееспособным с вытекающими отсюда последствиями для его гражданских прав. При втором варианте проблема возникает перед судом, поскольку отсутствует юридический механизм учёта ограниченной дееспособности лица применительно к совершённой им сделке.

В-третьих, действующая юридическая модель ограниченной дееспособности не имеет обратного действия и не предусматривает ретроспективного решения вопроса об этом.

Это порождает коллизию между научным пониманием проблемы ограниченной дееспособности и нормой закона. Отсюда, если лицо, страдающее алкоголизмом или наркоманией, обнаруживающее признаки зависимого поведения с выраженным ограничением способности понимать значение своих действий и руководить ими, до совершения сделки не было ёе ^иге признано ограниченно дееспособным, то эта сделка не может быть признана недействительной.

В то же время завещание, совершённое лицом, признанным ограниченно дееспособным вследствие злоупотребления спиртными напитками или наркотическими веществами, не может быть признано недействительным.

По мнению авторов комментария к ГПК, права

наследников находятся под охраной закона и поэтому завещание ограниченно дееспособного лица не может поставить семью в тяжёлое материальное положение. А именно ограждение интересов семьи имеет целью ограничение дееспособности указанных лиц.

Юридическая модель ограниченной дееспособности не учитывает медицинскую, или правильнее назвать её психиатрической, предпосылку ограничения дееспособности в виде недостаточного понимания лицом своих действий и ограниченной способности руководить ими. Поэтому соответствующая статья закона, при её сохранении в новом кодексе, нуждается в изменении в соответствии с научным пониманием проблемы ограниченной способности лиц, совершающих сделки, осознавать свои действия и руководить ими [1].

Теперь посмотрим, каким образом закон охраняет право гражданина на свободное волеизъявление. Что касается выраженных психических расстройств, то здесь законодатель достаточно категоричен. Согласно ст. 52 ГК, недействительна сделка, совершённая гражданином, признанным недееспособным вследствие душевной болезни или слабоумия. Экспертная практика показывает, что это наиболее часто встречающееся основание для назначения судебно-психиатрической экспертизы при оспаривании сделок. При этом используются далеко не все возможности, предоставляемые законом.

Следующей по частоте применения является ст. 55 ГК. Согласно её норме, сделка, совершённая гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент её совершения в таком состоянии, когда он не мог понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску этого гражданина. Авторы комментария к этой статье полагают, что в данном случае речь идёт о «временном расстройстве психики, нервном потрясении и т. д.», в силу которых лицо не могло понимать свои действия и не имело возможности руководить ими. Обращает на себя внимание отсутствие в законе указания на болезненный характер такого состояния гражданина и возможность достаточно широкой трактовки состояний, подпадающих под ст.

55 ГК. Она может быть применена только по иску гражданина, находившегося в момент совершения сделки в состоянии, исключающем понимание им своих действий и способность руководить ими. Это обстоятельство и нечёткость формулировок статьи на практике порождает абсурдные ситуации. Так, нередки случаи, когда иск подаёт лицо, утверждая, что оно (это лицо) в момент совершения сделки находилось в состоянии слабоумия и поэтому не могло понимать значение своих действий и руководить ими. Суд принимает иск к рассмотрению. Лицо, ёе Гас1о неспособное понимать свои действия и руководить ими, подписывает доверенность на представление его интересов и т. д.

Наконец, есть ещё две статьи, в которых отражается психический компонент как основание для признания сделки недействительной. Ст. 56 ГК предусматривает, что сделка, совершённая вследствие заблуждения, имеющего существенное значение, может быть признана недействительной по иску стороны, действовавшей под влиянием заблуждения. Заблуждение рассматривается как ошибочное представление о фактических обстоятельствах сделки, возникшее в силу оплошности, невнимательности одной из сторон. Логика под заблуждением понимает несоответствующее, неправильное, одностороннее отражение предметов, явлений в сознании человека2.

Ст. 57 ГК предусматривает, что сделка, совершённая вследствие обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, а также сделка, которую гражданин был вынужден совершить на крайне невыгодных для себя условиях вследствие стечения тяжёлых обстоятельств, может быть признана недействительной по иску потерпевшего либо по иску государственной или общественной организации. Под обманом в этом контексте понимается преднамеренное введение в заблуждение другой стороны относительно предмета сделки и других существенных моментов. Насилие понимается как оказание на сторону или близких к ней лиц физического или морального давления. Угроза — противоправное психическое воздействие на сторону, вызывающее опасение причинения в будущем, если не будет заключена сделка, имущественного или морального вреда.

И под стечением тяжёлых обстоятельств, под воздействием которых была заключена сделка, понимается такое имущественное или физическое состояние гражданина или его близких лиц (болезнь, затруднительное материальное положение и т. д.), которое вынуждает гражданина к совершению сделки на крайне невыгодных для него условиях.

Общей концептуальной основой применения указанных в этих статьях обстоятельств в качестве основания признания сделки недействительной является ограничение свободного волеизъявления стороны, совершающей сделку. Исходя из концепции единства сознания и деятельности и понимания психического заболевания как количественного либо качественного расстройства сознания и критичности, в отечественной судебной психиатрии сформулировано принципиальное положение, согласно которому любое расстройство психической деятельности в той или иной мере отражается на способности субъекта осознавать свои действия и руководить ими. Отсюда следует, что свободное волеизъявление, реализующееся в процессе взаимодействия субъекта с окружающей средой, может быть полностью исключено психическим расстройством субъекта, лишающим его способности осознавать свои действия и руководить ими. При непсихотических расстройствах эта способность в той или иной мере ограничена. Это внутренний фактор, ограничивающий свободное волеизъявление. Поскольку волеизъявление лица реализуется в конкретных условиях и в отношении определённых обстоятельств, то очевидно, что эти компоненты взаимодействия также могут в той или иной мере ограничивать свободу волеизъявления. Количество характеристик этого внешнего фактора, которые могут быть формализованы, достаточно ограничено. Часть из них учтена законодателем в ст.ст. 56, 57 ГК, цитированных выше. Различие между ними состоит в том, что в ст. 57 ГК предусмотрена недействительность сделки, совершённой лицом, которое способно понимать значение своих действий, но не может свободно руководить ими в силу воздействия внешних обстоятельств. Таким образом, лицо сознательно действует во вред своим интересам.

В ст. 56 ГК предусмотрена иная ситуация. Лицо совершает сделку в силу ошибочных представлений о её фактических обстоятельствах. Причём в данном случае не имеет значения, является ли такое заблуждение добровольным, либо оно инспирировано иным лицом путём индуцирования. Закон не оговаривает какой-либо медицинский критерий заблуждения как определённого психического состояния. Между тем экспертная практика показывает, что нередко субъектом заблуждения являются лица, перенёсшие психическое заболевание, оставившее после себя различной степени дефект психики, который не исключает способность осознавать свои действия и руководить ими в повседневной жизни. К этой же категории относятся лица с умственной отсталостью, адаптированные в обществе в определённом микросоциуме, пожилые лица с признаками атеросклероза сосудов головного мозга, маргинальные личности с определёнными характерологическими особенностями, делающими их уязвимыми в определённых житейских ситуациях, наконец, те же лица с зависимым поведением. Всех их объединяет то, что в обыденной, повседневной, привычной для них жизни их способность осознавать свои действия и руководить ими может не вызывать сомнений. Их психическая несостоятельность проявляется лишь в определённых ситуациях, предъявляющих

повышенные требования к уровню психического функционирования, либо прямо адресованных к слабым, дефектным сторонам психики.

При таком понимании заложенной в законе нормы становится очевидным, что в ст.ст. 56, 57 ГК существенным моментом, влияющим на правильное разрешение дела, является определение психического состояния лица, совершившего сделку, и установление степени ограничения способности осознавать свои действия и руководить ими. Поскольку в данном контексте объектом исследования могут быть как психически здоровые лица, так и обнаруживающие признаки психического расстройства, решение указанных вопросов целесообразно проводить комплексной психолого-психиатрической экспертизой. Как пример можно вспомнить иски о признании недействительными сделок с недвижимостью в период активной деятельности «Белого братства». Многие его последователи, будучи индуцированными руководителями этой организации, передали им свои квартиры. Руководствуясь наработанной практикой и исходя из дихотомии: дееспособен- недееспособен, эксперты признавали этих лиц дееспособными на период сделки. В действительности же речь шла хотя и о психически здоровых, но ограниченно дееспособных лицах, действовавших в состоянии заблуждения.

Таким образом, ст.ст. 56, 57 фактически содержат в себе норму ограниченной дееспособности на момент совершения сделки применительно как к психически здоровым лицам, так и к лицам, имеющим психические расстройства непсихотического уровня. Разумеется, это не препятствует формулированию отдельной статьи закона относительно ограниченной дееспособности второй категории лиц.

В отечественной судебной психиатрии проблема ограниченной дееспособности лиц с психическими расстройствами в скрытом виде существует давно. Так, ещё в 1984 г. мы обратили внимание на серьёзные трудности в решении вопросов дееспособности, особенно на ранних стадиях церебрального атеросклероза [6]. Экспертные ошибки, возникающие в этих случаях, сводились к двум вариантам. В одних случаях при амбулаторном освидетельствовании удавалось выявить лишь фасад внешней поведенческой упорядоченности и психической сохранности. Более длительное наблюдение в ряде случаев выявляло нарушение высших форм анализа и синтеза со снижением критических способностей. В других случаях психогенные наслоения, связанные с судебной ситуацией, маскировали истинный уровень и состояние интеллектуальных возможностей. Психологическое исследование помогало выявить истинное состояние интеллектуально-мнестических возможностей испытуемых.

Характерным признаком оказалась блокировка способности использования прежнего интеллектуального опыта в нестандартных ситуациях, при наличии большого количества внешних помех и в условиях дефицита времени. Естественно возникающие или искусственно создаваемые помехи подобного рода, являясь стрессогенными для данного лица, обусловливали принятие испытуемыми решений, противоречащих их собственным интересам. В частности, было показано, что в таких случаях испытуемыми учитываются только ближайшие, актуальные в данный момент и имеющие более выраженную эмоциональную окраску обстоятельства. Нарушается функция прогнозирования и целеобразования. Мотивация приобретает прямолинейный, локальный характер, связывая в причинно-следственную цепь факторы не по ведущим, а по второстепенным, внешним признакам. Всё это в совокупности отражает формирующуюся интеллектуальную несостоятельность, имеющую на ранних стадиях функциональный характер. Указанные проявления характерны для лакунарной деменции в описании Б. А. Лебедева [7]. По его мнению, для этого вида деменции характерно постепенное нарастание мнестических и интеллектуальных нарушений при относительной сохранности личностных особенностей и критики к имеющемуся дефекту. Больные теряют возможность использовать свой прежний опыт, прибегают к конкретно-ситуационным решениям, сиюминутным ассоциациям с сужением их круга. Установление внутренних связей между предметами и явлениями значительно затрудняется, обедняется запас знаний и утрачиваются навыки.

В. А. Абрамов и соавт. [12] наиболее характерной особенностью атеросклеротической деменции считают флюктуирующий распад психической деятельности в направлении от дисмнестических расстройств к лакунарным формам слабоумия при относительной сохранности базисных особенностей личности.

В подобных случаях патогенетическое значение имеет не только характер психической патологии (в обсуждаемых случаях — церебральный атеросклероз), но и собственно возрастные изменения психики. Так, Н. Ф. Шахматов [14] указывает, что «возрастные ограничения физических возможностей старика за счёт снижения силы и подвижности представляются настолько закономерными и привычными, что не возникает мысли о каких-либо исключениях» (с. 18). Отмечается снижение силы и ослабление подвижности психических процессов. Возрастные нарушения высшей нервной деятельности при этом, по мнению Н. Ф. Шахматова, носят характер функциональных и дефицитарных психических нарушений. В первом случае это ошибки памяти (амнезии, парамнезии, конфабуляции), ошибки суждений (сверхценные образования, бред), обманы восприятий (иллюзии, галлюцинации), аффективные расстройства, во втором — признаки психического оскудения (интеллектуальное снижение, личностное уплощение).

Н. К.иШп [15], описывая нарушения в процессе психического старения, отмечает, что в этот жизненный период тесно переплетаются друг с другом не только угасание жизненных инстинктов и факты индивидуальной жизни, но и другие, в частности так называемые «возрастные» осложнения. К ним относятся, прежде всего, атеросклеротические изменения мозговых сосудов, которые нарушают способность к критике, меняют жизнеощущение, чувство уверенности и могут побуждать к агрессиям.

Р. Дж. Моррис [8] указывает, что возрастное снижение памяти у пожилых пациентов имеет значение при оказании медицинской помощи, включая понимание и запоминание рекомендаций, и может влиять на адекватный приём лекарственных средств. При этом более страдает оперативная память. То же относится к когнитивным расстройствам и нарушениям интеллекта.

В плане судебно-психиатрической оценки глубины таких расстройств наиболее существенным является то, что, по мнению ряда авторов, при тяжёлой и умеренной степени выраженности деменции «это расстройство выводит человека из строя в любой обстановке: больной теряет ориентировку, не может себя обслуживать и нуждается в постоянном уходе и наблюдении» [10, с. 388]. Иными словами, нарушается одна из существенных характеристик сознательного поведения — способность модифицировать его в соответствии с требованиями окружения, т. е. нарушается модальность поведения, лежащая в основе адаптации. Вполне естественно, что в случаях лёгкой деменции, пока эта способность не утрачена полностью, будет существовать неопределённость в отношении точного диагноза. В МКБ-10 сделана попытка разрешить эту проблему следующим образом.

В разделе Р00-Р09 [9] (Органические, включая симптоматические, психические расстройства) диагностика деменции в соответствии с критерием 01 требует наличия двух признаков: ухудшения памяти и снижения других когнитивных способностей с ослаблением критики и мышления в планировании и организации, ухудшением общей обработки информации. Эти признаки должны наблюдаться отчётливо на протяжении не

менее 6 месяцев. Критерием 03 предусмотрено снижение эмоционального контроля или мотивации, или изменение социального поведения, проявляющееся одним из следующих признаков: эмоциональная лабильность, раздражительность, апатия, огрубение социального поведения. Общая тяжесть деменции зависит от уровня нарушения памяти или когнитивных функций в зависимости от того, что более выражено.

Предложенные МКБ-10 критерии степени нарушения памяти и когнитивных функций показывают, что с экспертной точки зрения уже умеренное расстройство памяти и когнитивных способностей определяет недееспособность лица. Лёгкое расстройство этих функций лишь ограничивает способность лица осознавать значение своих действий и руководить ими. Для памяти это затруднение повседневной деятельности при сохранении независимого проживания. Нарушение, главным образом, усвоения нового материала. Трудности в повседневной жизни в фиксации, хранении и воспроизведении относительно местонахождения бытовых предметов, социальных договорённостей, информации, полученной от родственников. Для когнитивных способностей — это их снижение с нарушением продуктивности в повседневной жизни, не обусловливающие зависимость больного от других.

Видно, что предложенные МКБ-10 критерии лёгкой степени нарушения памяти и когнитивных функций относительны. Больной с такими нарушениями может не попасть в поле зрения психиатра, а окружающими на бытовом уровне общения они могут не обнаруживаться. Это обстоятельство и делает диагностику лёгкой степени слабоумия проблематичной. Сомнения возникают тогда, когда больной неожиданно для родственников совершает не вполне объяснимую сделку. Приведём цитату из Оксфордского руководства по психиатрии: «Деменция обычно проявляется нарушением памяти. Хотя деменция развивается, как правило, постепенно, в большинстве случаев окружающие начинают замечать её после обострения, вызванного либо изменениями в социальных условиях, либо интеркуррентным заболеванием. При хорошем владении социальными навыками больному нередко удаётся, несмотря на серьёзное снижение интеллекта, поддерживать видимость нормальной социальной жизни» [4, с. 255].

В этой ситуации кроется существенное отличие в характеристике психопатологической симптоматики психотического и непсихотического уровня. Больной с психозом модифицирует своё поведение в соответствии с болезненными переживаниями, а не согласно реалиям окружающей среды. Это и есть внешний эквивалент его неспособности осознавать свои действия и руководить ими, которая существует безотносительно к окружающей среде и сопровождается полной утратой критичности. При расстройствах непсихотического уровня ситуация иная. Больной сохраняет связь с окружающей средой, строит свое отношение с ней в соответствии с её стимулами в той мере, в какой этому не препятствуют болезненно изменённые психические функции. Способность осознавать свои действия и руководить ими у него сохранена, хотя и ограничена. Степень этого ограничения является производной взаимодействия с окружающей средой. В каждый конкретный момент взаимодействия она определяется констелляцией количества и степени нарушенных психических функций и количества физических и информационных характеристик стимулов внешней среды. Изменение любой из этих составляющих меняет степень ограничения способности осознавать свои действия и руководить ими. Отсюда следует функционально-динамическая природа ограниченной дееспособности. Это понятие не ново для психиатрии и судебной экспертизы.

Известно, что определение функциональной системы дано П. К. Анохиным: «Под функциональной системой мы понимаем такую динамическую организацию процессов и механизмов, которая, отвечая запросам данного момента, обеспечивает организму какой-

либо приспособительный эффект и вместе с тем определяет потоки обратной, т. е. результативной афферентации, информирующей центральную нервную систему о достаточности или недостаточности полученного приспособительного эффекта. Иначе говоря, любая функциональная система, врождённая или динамически складывающаяся в данной ситуации, непременно обладает чертами саморегуляции с характерными только для неё узловыми механизмами» [2, с. 307].

Ю. А. Александровский использует понятие «функционально-динамическое» [1] в отношении индивидуального для каждого человека адаптационного барьера, являющегося интегрированным функционально-динамическим выражением своей биосоциальной основы.

В судебной экспертологии понятие «функционально-динамические связи» используется для обозначения вида связей взаимодействия по содержанию отражённой информации [13]. Имеется в виду информация о навыковых действиях людей или программированной работе механизмов (устройств). Применительно к судебно-психиатрической экспертизе речь идёт о поведенческих актах людей и идеальных следах-отображениях, формирующихся в результате взаимодействия субъекта с окружением и являющихся источником доказательственной информации, обеспечивая принципиальную возможность судебно-экспертного познания.

Наконец, представления об уровне социального функционирования как критерии полноценности психической деятельности, интенсивно развивающиеся в психиатрии последнее десятилетие, естественно вписываются в функционально-динамическую концепцию ограниченной дееспособности. В наиболее общем виде её суть состоит в следующем:

психическая патология формируется и распознаётся при взаимодействии субъекта со средой обитания;

субъект как носитель психики и сознания обладает определённым диапазоном возможностей восприятия внешних воздействий и способностей выбора (изменения) среды обитания;

любое психическое расстройство пограничного характера ограничивает способность субъекта осознавать свои действия и (или) руководить ими;

среда обитания содержит определённый спектр воздействий насубъекта, которые могут быть им восприняты;

субъект может модифицировать своё поведение в соответствии с изменением своего внутреннего состояния и среды обитания;

превышение возможностей или способностей субъекта, как в силу их исчерпания, так и вследствие расширения спектра внешних воздействий формирует специфические психические проявления и поведение, ограничивающие социальное функционирование субъекта;

к внешним воздействиям, ограничивающим способность лица осознавать свои действия и (или) руководить ими, относятся: избыточное количество внешних стимулов, помехи, дефицит времени, игра на эмоциональной слабости, использование психоактивных веществ, использование суггестии, индуцирования.

Выводы. Функционально-динамический подход к пониманию ограниченной дееспособности диктует соответствующую экспертную практику [5]. Из него следует, что при судебно-психиатрической оценке дее-недееспособности необходимо исходить не только из уровня психической сохранности испытуемого на момент обследования. Обязательно следует учитывать, с одной стороны, состояние способности испытуемого

использовать свои психические ресурсы в определённых стрессогенных ситуациях и степень их сохранности, с другой — особенности ситуации непосредственно перед, во время и после совершения юридически значимого действия.

Перспективы дальнейших исследований. При продолжении научных исследований в данном направлении судебной психиатрии, перспективными, по нашему мнению, являются: а) практическое (по проводимым экспертизам) применение статей действующего гражданского законодательства в аспекте проблемы ограниченной дееспособности в отношении лиц с непсихотическими психическими расстройствами с накоплением экспериментального материала для его анализа и обобщения; б) изучение различных контингентов подэкспертных с непсихотическими психическими расстройствами для совершенствования методических подходов в отношении этих видов психической патологии в аспекте проблемы ограниченной дееспособности.

Литература

Александровский Ю. А. Состояния психической дезадаптации и их компенсация. — М.: Наука, 1976. — 272 с.

Анохин П. К. Очерки по физиологии функциональных систем. — М.: Медицина, 1975. — 446 с.

Бехтель Э. Е. Донозологические формы злоупотребления алкоголем. — М.: Медицина, 1986. — 273 с.

Гельдер М., Гэт Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по психиатрии. — Киев: Сфера, 1997. — Т. 1. — 300 с.

1лейко В. Р., Первомайський В. Б. Обмежена д1ездатшсть: пошук шлях1в виршення проблеми // Арх1в псих1атрп. — 2003. — Т. 9, № 2. — С. 59-62.

Кравчук Г. А., Первомайский В. Б., Аликина Н. В. Оценка в экспертной практике глубины интеллектуальных нарушений при церебросклерозе // VII Съезд невропатологов и психиатров Украинской ССР: Тезисы докладов. — Винница,

1984. — Ч. 1. — С. 79.

Лебедев Б. А. Психические расстройства сосудистого генеза // Руководство по психиатрии / Под ред. Г. В. Морозова: В 2 т. — М.: Медицина, 1988. — Т. 2. — С. 5-27.

Моррис Р. Дж. Когнитивные функции и старение // Психиатрия позднего возраста / Под ред. Р. Джекоби, К. Оппенгаймер. — Киев: Сфера, 2001. — Т. 1. — С. 40-66.

МКБ-10. Классификация психических и поведенческих расстройств. Исследовательские диагностические критерии. — СПб, 1998. — 208 с.

Охрана психического здоровья в мире: проблемы и приоритеты в развивающихся странах / Р. Дежарле, Л. Айзенберг, Б. Гуд, А. Кляйнман; Пер. с англ. — Киев: Сфера, 2001. — 575 с.

Первомайський В. Б., 1лейко В. Р. Обмежена д1ездатшсть: проблеми 1 перспективи // Арх1в псиаатрп. — 2001. — № 4. — С. 53-56.

Прогрессирующие деменции: клинико-диагностическое разграничение /

В. А. Абрамов, А. В. Абрамов, Н. В. Воропаев и др. // Казуистика в клинической психиатрии: Тезисы докладов областной научно-практической конференции. — Стрелечье, 1993. — С. 3.

Сегай М. Я., Стринжа В. К. Судебная экспертиза материальных следов- отображений (проблемы методологии). — Киев: 1н Юре, 1997. — 174 с.

ШахматовН. Ф. Психическое старение: счастливое и болезненное. — М.: Медицина, 1966. — 304 с.

Ки//т Н. Старение и психозы позднего возраста // Клиническая психиатрия / Под ред. Г. Груле, Р. Юнга, В. Майер-Гросса, М. Мюллера. — М.: Медицина, 1967. —

С. 780-805.

Примечания

Цившьний кодекс Украши. — Кшв: Велес, 2002. — 88 с.; Гражданский кодекс Украинской ССР: Научно-практический комментарий. — Киев: Политиздат Украины, 1981. — 639 с.

Кондаков Н. И. Логический словарь. — М.: Наука, 1971. — С. 155.

<< | >>
Источник: Первомайский В.Б.. Судебно – психиотрическая экспертиза: от теории к практике. Кмев – КИТ,2006 - 394с.. 2006

Еще по теме ФУНКЦИОНАЛЬНО-ДИНАМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОГРАНИЧЕННОЙ ДЕЕСПОСОБНОСТИ:

  1. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ
  2. ПРИНЦИПЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ РЕГУЛЯЦИИ РАБОЧЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
  3. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ОБОСНОВАНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОКОРКОВОЙ КОНЦЕПЦИИ
  4. Глава 3ЛИЧНОСТЬ. ЛИЧНОСТЬ В НОРМЕ И В ПАТОЛОГИИ
  5. Глава 13Вопросы экспертизы в наркологии
  6. Оглавление
  7. КАТЕГОРИИ БОЛЕЗНИ, ЗДОРОВЬЯ, НОРМЫ, ПАТОЛОГИИ В ПСИХИАТРИИ: КОНЦЕПЦИИ И КРИТЕРИИ РАЗГРАНИЧЕНИЯ
  8. ФУНКЦИОНАЛЬНО-ДИНАМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОГРАНИЧЕННОЙ ДЕЕСПОСОБНОСТИ
  9. Глоссарий
  10. Часть IV. О психогенезе шизофрении